Войти

В Одессу – транзитом через Россию, Финляндию, США и Тернополь

«Спорт-Экспресс», 06.1995

Рано или поздно он должен был вернуться в Одессу – город, самым знаменитым футбольным выходцем из которого (наряду с Игорем Белановым) он является. Он мог это сделать еще в начале 87-го, когда «Черноморец» вылетел из высшей лиги союзного чемпионата и 33-летнего Буряка позвали спасать тонувший клуб. Но карьера действующего игрока в «Торпедо» оказалась для него милее – и ничего нет в этом удивительного, если вспомнить присказку всех футбольных ветеранов: «Играй, пока коленки не сотрутся».

Возвращение Буряка произошло семью годами позже. Да и могло ли быть иначе, если вспомнить, что юный Леня Буряк, удостоенный чести быть приглашенным в само киевское «Динамо», трижды (!) тайком сбегал в родную Одессу. Его лучший тогда друг Олег Блохин уверял, что виной тому была особая привязанность (свойственная, впрочем, каждому одесситу) к своему городу. Потом судьба все же сделала его киевлянином. Но – не навечно. И если не игрок, то тренер Буряк транзитом через Москву, Харьков, Финляндию, США и Тернополь вернулся-таки домой. И во втором круге украинского первенства его «Черноморец» одержал в 14 матчах 12 побед.

ИГРОК

– В украинском футболе всегда ценились физические данные игрока. Как вы-то с вашими данными попали в футбольное пекло?

– Силенки поначалу у меня действительно было мало. Когда по городу пошел слух, что в одной заводской команде, а заодно в юношеской сборной Одессы играет способный мальчишка по фамилии Буряк, меня пригласили в дубль «Черноморца». И когда после первой двусторонки главный тренер Сергей Иосифович Шапошников попросил меня взвеситься, то не набралось и 50 кг. Потом на сборах он меня близко к мячу не подпускал – я днями занимался на тренажерах, набирая вес. При этом Шапошников говорил: будешь трудиться, вырастешь в хорошего футболиста.

– А ведь мог сказать – зачем нам такая, как говорят в Одессе, «шкиля-макарона».

– Шапошников – великий тренер, я ему благодарен за все, что он для меня сделал. Мы и по сей день часто созваниваемся, я ценю его советы. Кстати, именно он в 72-м удерживал меня от перехода в киевское «Динамо»: «Ты подаешь большие надежды, удерживать тебя силой нелепо, но посмотри, кто играет в полузащите киевлян – Мунтян, Колотов, Веремеев, Трошкин. Все асы, и все молоды. Подожди чуток». А через год именно он напутствовал меня в Киев.

– Кроме «Динамо», никто не приглашал?

– Почти вся высшая лига! Сразу четыре московские команды – «Спартак», ЦСКА, «Динамо» и «Торпедо». Надо было выбирать. Я предпочел то, что поближе к дому. Да и к тому же там играл мой лучший друг – Олег Блохин, и с другими киевлянами мы выступали в молодежной сборной. Все видели во мне потенциального партнера. Почему трижды убегал в Одессу? Потому что Киев все-таки был для меня чужим городом. Я привык к дому, к маме, которая воспитывала одна (отец рано ушел из жизни) троих детей. А здесь – общежитие, совсем другая жизнь. Но привык, а тут и в состав стал попадать.

– Как прошел ваш дебют, а Киеве?

– Судьба ко мне благоволила. Вышел во втором тайме матча с будущим чемпионом – «Араратом». Проигрывали – 0:1. И в один из моментов, увидев, что кипер неосмотрительно вышел из ворот, я издали по крутой траектории запустил мяч в цель. И впервые услышал, как трибуны скандируют: «Бу-ряк! Бу-ряк!» Ничего подобного в Одессе я не переживал. И мы выиграли -3:1.

– Рассказывают, что, перейдя из Одессы в Киев, вы с особым азартом, даже каким-то остервенением играли против своей бывшей команды.

– И многие ставили мне это в вину. А как я мог играть иначе, приезжая раз в год в родной город? Одесские друзья видели меня только по телевизору, знали, что обо мне Союз говорит, – а я приезжаю и играю спустя рукава? Вы же знаете одесситов – они к своим землякам без всякого почтения относятся и сразу бы заговорили: «А шо это за футболист – Буряк? Да он же играть не умеет!» В Одессе я выкладывался больше чем на сто процентов. Это были мои лучшие игры.

– Ну это вы хватили. Неловко же сравнивать игры против «Черноморца» с матчами, принесшими «Динамо» мировую известность, – с «Эйндховеном», «Ференцварошем», «Баварией».

– Конечно, это другой уровень. И я часто вспоминаю, как прямо в аэропорту нас встречали тысячи болельщиков и несли на руках. Такое не забывается. И не забывается фантастическое напряжение в первом матче со стоявшим тогда на первом месте в европейской клубной классификации «Эйндховеном» (3:0) – такое напряжение, что после игры Витя Колотов в раздевалке на полном серьезе спросил: «Какой же все-таки счет?» – чем вызвал всеобщий взрыв смеха и ответную реакцию Трошкина: «Ты бы еще спросил, кто выиграл!»

– В ответном матче, помнится, вам гол удалось забить.

– Красиво получилось – в падении головой. Это один из самых дорогих для меня голов. Так мы вышли в финал Кубка кубков, на венгерский «Ференцварош». Накануне него статистики высчитали, что Онищенко в том розыгрыше пять мячей забил в первом тайме, а Блохин – во втором. И закономерность подтвердилась! Онищенко дважды (один раз после комбинации, которую начал я) отличился в первом тайме, Блохин же забил третий гол после перерыва. Вручая нам Кубок, президент УЕФА Артемио Франки сказал: «Давно в финале еврокубка не было такого превосходства одной команды».

– Европейские успехи «Динамо» были связаны с именем Валерия Лобановского. Как складывались ваши с ним отношения?

– Предсезонка 1974 года, когда Севидова сменили Лобановский и Базилевич, была невероятно тяжелой – никогда мы не испытывали таких нагрузок. Каждый в тот момент решал для себя вопрос: готов ли ты на сверхусилие? Мы тогда сумели пожертвовать всем, кроме игры. Результат вам известен.

А лично у меня отношения с Лобановским были очень простыми. Мы оба были профессионалами – он тренировал, я играл. И вел я себя выдержанно, спокойно и, как мне кажется, порядочно. Поэтому многие годы входил в тренерский совет команды, был одно время ее капитаном.

– Обычно со звездами у тренеров бывает масса мороки. Вы были исключением?

– Я просто много работал и не задавал лишних вопросов. Поэтому и был легким для тренера человеком.

– Но ведь у Лобановского был не только 75-й, но и 76-й год, когда «Динамо» проиграло все, а игроки подняли бунт, который, правда, закончился отставкой лишь Базилевича.

– Сейчас, спустя много лет, я понимаю величие Лобановского. Но тогда мы смотрели на вещи несколько по-иному, и нам трудно было понять, что он тоже живой человек и имеет право на ошибку. К тому же нашлись околофутбольные люди, которым было выгодно накалить обстановку вокруг команды, а попросту – ее развалить. Произошел взрыв. Лобановский с Базилевичем после Олимпиады в Монреале хотели отчислить Мунтяна, Трошкина и Матвиенко, а мы пришли в спорткомитет Украины и всей командой потребовали увольнения Базилевича и Лобановского. Без тренеров подготовились и вышли на матч с «Днепром». Проиграли – 1:3. И Щербицкий распорядился оставить Лобановского – он не мог допустить, чтобы команда диктовала свои условия. Были уволены Базилевич и Петрашевский.

– Но ведь Базилевич и Лобановский – и это был, наверное, единственный случай в истории – оба официально считались главными тренерами.

– Официально – может быть, но мы-то главным считали Лобановского. Они были друзьями, но мы чувствовали, что Лобановский более авторитетен, и главные решения остаются за ним.

– Жалеете о том взрыве?

– К нему все шло, но думаю, что можно было все обсудить внутри команды, не вынося на публику.

– Лобановский изменился после бунта?

– Может, стал чуть помягче к футболистам, но по большому счету он измениться не мог. Кто знает Лобановского, тот в курсе, что этот человек никогда не изменяет своим принципам. И тем ценен.

– Сезон-77 был ознаменован огромным количеством ничьих – на следующий год пришлось даже лимит вводить. Тогда киевлян многие начали обвинять в излишней любви к заранее определенным исходам…

– К договорным играм я отношусь резко отрицательно и могу поклясться, что в качестве тренера «Черноморца» не сыграл ни одной. Но распространяться, играл я их в киевском «Динамо» или нет, не буду. Я имел бы моральное право рассуждать на эту тему, если бы не играл в этой команде.

– Жесткой критике подвергалась тогда и «выездная модель».

– Таков наш советский менталитет – любое явление, выделяющееся из общего ряда, нещадно раскритиковывалось. Киевское «Динамо» тогда было бельмом: все клубы жили более или менее одинаково, а мы – получше. И работали не так, как все, – пользовались научными разработками, например. И надо было найти повод, чтобы нас исподволь разваливать. Представьте себе, что мы бы красиво играли, но всем проигрывали. Что о такой команде болельщики могли сказать? Вот-вот. При этом мы искали пути, чтобы это было эстетично и приятно глазу – но ведь и при этой самой выездной модели мы никого, не убивали и ноги, простите, не откусывали! А то, что команда имеет в арсенале разные тактические варианты – домашний и выездной, – по-моему, только говорит в ее пользу.

– Когда в начале 80-х сошли Веремеев, Коньков и другие и из «стариков» остались лишь вы с Блохиным – чувствовали со стороны Лобановского бережное к себе отношение?

– Нет, и на почве этого стали возникать конфликты. Наоборот, от нас требовали, чтобы мы вдвоем вытаскивали все игры, но для этого у нас не было поддержки. На смену моим партнерам по Суперкубку-75 пришло менее надежное поколение, и победы начали чередоваться с провалами. По традиции каждая ничья рассматривалась как трагедия, а причины их начали искать во мне и Блохине.

– Что и закончилось в итоге вашим уходом из «Динамо»?

– Только жена и дети знают, каких мук мне стоило это решение – положить заявление об уходе на стол динамовского руководства. Но иного выхода у меня, увы, не было. Два сезона подряд «Динамо» было в глубоком кризисе – заняло сначала 7-е, а потом даже 10-е место. И перед сезоном-85 кто-то из моих недоброжелателей шепнул Лобановскому, что Блохин с Буряком собираются его свалить. «Не родился еще человек, который уберет Лобановского», – вспылил он и позволил в мой адрес грубый выпад.

– А это было неправдой?

– Полнейшей. Я знаю, что за околофутбольная сошка внушила это Лобановскому. Знаю – но смысла называть не вижу. Жаль, что Валерий Васильевич не пожелал разобраться. Я слишком уважаю этого человека и слишком четко понимаю, скольким в футболе я обязан ему, чтобы пойти на предательство. Но он этого не понял, и, когда я, загнанный в угол, написал заявление об уходе, моими последними словами были: «Время нас с вами рассудит».

– И рассудило?

– Мы с ним не разговаривали два года. Но как-то, когда я уже играл за границей и приехал в Киев, случайно встретились на стадионе «Динамо». И – пожали друг другу руки, поговорили по душам. Все встало на свои места.

– В свое время великий тренер Маслов выставил из команды не вписывавшегося в его футбол Лобановского. И тот, став тренером, признался, что понимает и даже поддерживает то решение Маслова. А вы сейчас, став наставником, не изменили отношения к своей истории?

– Нет. У нас с Лобановским не было футбольных разногласий. Только та интрига. Только.

– Насколько нам известно, в момент вашего ухода вы поссорились со своим лучшим другом – Блохиным. Это правда?

– С Олегом мы подружились еще до моего прихода в «Динамо» – в юношеской сборной. А в Киеве у нас быстро появились общие интересы, знакомые. Я стал постоянным гостем в его доме, меня гостеприимно принимали его родители. И у меня, и у него жены – известные в прошлом художественные гимнастки, Жанна Васюра и Ирина Дерюгина. На выезде мы всегда останавливались в одном гостиничном номере, много спорили и рассуждали о будущем. Именно он научил меня считать свои голы и пробиваться в «Клуб Федотова» (что я в итоге сделал), а я пытался убедить его бросить курить, когда он в начале 80-х вдруг этим делом занялся, – правда, не удалось.

Но… Но он промолчал, когда меня вытравливали из команды. Поначалу вроде как были заодно, а когда все обвинения свалились на меня, Олег занял позицию стороннего наблюдателя. Мне было страшно обидно.

– Когда в этом случае настал час примирения?

– В прошлом году игрался матч, посвященный открытию Фонда Блохина. Он меня пригласил, и мы вместе сыграли в составе сборной мира. С тех пор здороваемся и при встречах обсуждаем разные проблемы. Но у него свои интересы, у меня – свои.

– Тогда, в 85-м, Бесков настойчиво звал вас в «Спартак»?

– Он звал меня несколько лет подряд. И в тот момент поначалу, назло «Динамо», я хотел решиться на этот беспрецедентный переход. Приехал даже в «Спартак», сыграл пару контрольных матчей. Но потом успокоился, первый приступ обиды на Киев схлынул, и я понял, что «Динамо и «Спартак» – это все-таки два разных полюса, чтобы так вот просто переходить из одного в другой. И выбрал «Торпедо, о чем не жалею – настолько порядочный человек Валентин Козьмич Иванов. И директора ЗИЛа Сайкина вспоминаю с уважением.

Единственное, что позволил себе в качестве сатисфакции – выйти на матч «Торпедо» в Киеве. И забил, и мы выиграли! Чего я только не наслушался с трибун, но меня было этим не испугать – вы же помните, как я играл за киевлян в Одессе.

– Не было соблазна принять предложение одесского «Черноморца» в 87-м?

– Я посчитал, что еще не готов. Такой переход из игроцкого состояния в тренерское был бы слишком резок. А так «Металлист», Финляндия, США – все плавно и постепенно.

– Какими ветрами вас занесло в Харьков?

– Я ушел из «Торпедо», потому что мне надо было оперировать ахилл. Лечился в Киеве. Думал, что карьеру заканчиваю. Но полгода мне кололи всякие лекарства, не оперировали, и здоровье вдруг пошло на поправку. Я начал тренироваться, и в один прекрасный день мне позвонили из Харькова и спросили, не могу ли помочь. А мне только это и надо было. В 88-м мы выиграли Кубок Союза. Это была моя последняя советская футбольная награда. Вскоре я уехал в Финляндию, где хоть и играл, но вел почти весь тренировочный процесс. А потом по линии украинской диаспоры пригласили в США, где тренировал университетскую команду.

– Вам было тяжело расстаться с футбольным полем?

– В одном смысле: очень хотелось бы сыграть прощальный матч, как Блохин. Думаю, я его заслужил. Но мне не предложили его устроить, а я не из тех людей, которые на что-то напрашиваются. Значит, не судьба.

– Вам никогда не снилось, как вас несут на руках и вы бежите круг почета?

– Мне много чего снилось. И как нас на руки в аэропорту брали, и как Кубок кубков вручали. И мячи незабитые тоже снились. Жена рассказывала, что, бывало, пинал ее во сне ногами. Теперь же кричу за ошибки на арбитров или зазевавшихся собственных защитников. Другие нынче сны пошли. Более прозаичные.

– Вы не жалеете, что играли в то время, а не сегодня, когда футболист Буряк мог бы зарабатывать совершенно другие деньги?

– Никогда бы то время не променял на это. Нынешние парни не знают, что такое играть при 100 тысячах людей, а как узнали в прошлом году со «Спартаком» – так и завелись, как никогда до того. Они не прячутся, как мы, по домам после ничьих – нам стыдно было на улицу выйти. Да, у них другие стимулы – большие деньги, возможность уехать за границу. Но я отношусь к этому философски. Жизнь – она не любит совершенства. Одно дала, другое отобрала. Но я ни о чем не жалею – я жил в счастливое футбольное время.

ТРЕНЕР

– Играя у Лобановского, вы предполагали, что станете тренером? Его занятия не конспектировали?

– Не конспектировал, но в памяти держал основательно. В сборной, когда играл у Бескова, к моему мнению тоже прислушивались. Я почему-то всегда был уверен, что смогу стать тренером. 20 лет в футболе даром не проходят. Работа не только с Лобановским, но и с Шапошниковым, Севидовым, Бесковым, Симоняном, Ивановым, Лемешко заставляла анализировать и делать выводы.

– То есть учеба в ВШТ была вам попросту не нужна?

– Я за такие занятия, но к этому нужно подходить индивидуально. Беккенбауэр привел сборную ФРГ к званию чемпиона мира, не имея тренерской лицензии, а многие хорошие тренеры великолепно готовы теоретически, хотя сами никогда не играли в серьезный футбол. Мне хватает моих практических навыков.

– Как вы возвращались из США?

– Для многих моих знакомых это возвращение выглядело крайне нелогичным. В Штатах я чувствовал себя вполне комфортно, у меня был дом, были деньги, я был материально независим. Но мне психологически тяжело жить за границей – без друзей, без общения.

Мы с семьей возвращались, когда в Москве стреляли танки. Все говорили: сумасшедшие, что вы делаете, куда едете? А мы взяли детей и вернулись.

– Чем занимаются сейчас ваши дети?

– Дочь Оксана учится в балетной школе, сын Андрей поступил в Киевский университет на факультет международных отношений. Он закончил футбольный интернат в Киеве и мог бы неплохо играть – очень даже неплохо.

– Но…

– Но перед ним встал выбор. Он смышленый парень, ему легко даются компьютеры и иностранные языки. Но и на поле гибок, техничен, голова светлая. И он решил – если не поступит, будет всерьез заниматься футболом. Поступил. Пускай учится. Он достаточно взрослый человек, чтобы определить свою судьбу.

– Вернемся к собственно футболу. Всякий, с кем мы беседовали о тренере Буряке, говорил: он знает, чего хочет. Так чего же вы хотите?

– Порядка. Порядка во всем. Когда я пришел в «Черноморец» и увидел, что на базе футболисты жарили шашлыки, взялся за дело. Порядок, конечно же, касается и спортивного режима. Есть вещи, которые запрещены – за них игрок штрафуется от 50 до 150 долларов, в зависимости от тяжести проступка. Сейчас по части режима у меня в команде проблем нет.

– А сами вы были идеальным советским спортсменом?

– Никогда не курил и не курю. Что же касается спиртного, то первый фужер шампанского попробовал в 24 года, уже будучи двукратным чемпионом СССР И членом сборной страны. Не могу сказать, что впоследствии капли в рот не брал, но знал, когда и сколько. Во всяком случае, пьяным меня никто никогда не видел.

– А к модификации порядка «а-ля Пассарелла» как относитесь? Имею в виду поголовную короткую стрижку.

– Порядок не означает концлагерь. На индивидуальность человека никто не имеет права посягать.

– В отношениях с игроками, говорят, вы соблюдаете определенную дистанцию.

– Я просто хочу, чтобы меня уважали так, как я уважал своих тренеров. Я не диктатор, у меня нет любимчиков, я достаточно открыт для ребят. И всегда, прежде чем принять важное решение, 20 раз посоветуюсь со своими помощниками – Валерием Поркуяном и Владимиром Козеренко. Со вторым я работал еще в Тернополе, а с Поркуяном еще играл и знаю его как хорошего специалиста и порядочного человека.

– Иногда вас называют «молодым Лобановским».

– Я не люблю таких сравнений. Я – Буряк и завоевываю свое тренерское имя. Другое дело, что слишком хорошее дело начал Лобановский, чтобы оно было предано забвению. Не говорю, что именно я – продолжатель его дела, но оно мне симпатично. Беда киевского «Динамо» в том, что когда ушел Лобановский, они его отвергли, а ничего лучше не придумали.

– Вы считаете реальным его возвращение в «Динамо»?

– Учитывая его возраст, я вижу Лобановского скорее президентом Федерации футбола Украины или главным тренером национальной сборной. Но что бы он ни выбрал, я буду уважать этот выбор. Потому что он – тренерская личность, а мне только предстоит ею стать.

– Прошлым летом Буряк перебрался из Тернополя в Одессу. Это максимализм не позволил вам оставаться в провинциальном городке?

– У той команды был потолок, ее участь – готовить футболистов для ведущих клубов. Когда я пришел, за полсезона спас «Ниву» от вылета из высшей лиги. На следующий год сделал ее седьмой. Но выше она подняться уже просто бы не могла. И мне непонятна позиция людей, которые посчитали меня крепостным и после ухода в «Черноморец» начали обвинять во всех смертных грехах.

Я не говорю, что в Одессе проблем меньше. Их даже больше, но это другой уровень. Уровень претензий и уровень отношений. Команде бескорыстно помогают известные в прошлом одесские футболисты, а сейчас удачливые бизнесмены Григорий Бибергал и Петр Найда. При том, что у формального хозяина команды – Черноморского морского пароходства – в последнее время серьезные проблемы, помощь бизнесменов просто бесценна.

– Никто из действующих тренеров не участвует столь активно в тренировке, как вы. Зачем вам это нужно?

– У меня в сердце заложено движение, и если я не пробегу с ребятами кросс, не поучаствую в двусторонке, не побью вратарям – чувствую полный дискомфорт. Кроме того, участвуя в тренировке, я лучше понимаю ребят, четче вижу, кто чем дышит.

– У вас есть контракт с «Черноморцем»?

– Нет, и с Тернополем не было.

– Потому, что Буряк – достаточно обеспеченный человек, не ставит, как нам известно, никаких условий перед клубом, а только самоутверждается как специалист?

– Мне действительно не надо от «Черноморца» ни квартиры, ни машины. Но и сам не хочу давать какие-то обязательства, поскольку у меня нет желания зависеть от людей, многие из которых непредсказуемы, как это случилось в Тернополе. Доверяют – я работаю, нет – до свидания.

– Насколько сегодняшний «Черноморец» далек от команды вашей мечты?

– Многое уже сделано. За несколько месяцев удалось поставить игру, которая при иных обстоятельствах потребовала бы года-двух. Ведь я сменил более половины состава – тех, кто не мог играть на необходимом мне уровне. Все ждали провала, и первые несколько месяцев было действительно тяжело. Но уже к концу первого круга я понял – наступил перелом. И второй круг это раз за разом подтверждает.

– Жена не ропщет, что не может видеть вас в кругу семьи постоянно, а вынуждена время от времени приезжать навестить вас в Одессу?

– Жанна все понимает – другого пути нет. Конечно, я мог бы сидеть без дела в Киеве – но… Я как сел в поезд в 68-м году, так и не могу с него сойти. Одесса – Киев – Москва – Харьков – Финляндия – Штаты – Тернополь – Одесса. А дальше – жизнь покажет.

– Какие вы видите в себе недостатки?

– Может быть, я слишком требовательный человек, со мной людям приходится непросто. Но порядок ведь лучше хаоса, правда? Так, может, это достоинство, а не недостаток?

«В жизни все строится на том, что кто-то чего-то очень хочет. Иными словами – на одержимых людях», – в своем стиле рассуждает Буряк. А Поркуян добавляет: «Хотите верьте, хотите нет, но я убежден – быть Буряку большим тренером».

Очень хотелось бы, чтобы прогноз знаменитого когда-то своей удачливостью Валерия Поркуяна и в этом был точен.

О ком или о чем статья...

Буряк Леонид Иосифович