Давид Кипиани: «В Тбилиси – на костылях после игры в дыр-дыр»

«Спорт-Экспресс», 03.1995

Когда говорят, что два раза в одну реку не входят, речь идет о чем угодно – но не о футболе. Не сосчитать, сколько тренеров по два раза брали один и тот же клуб. А грузинская легенда Давид Кипиани – тот уже в третий раз назначается главным тренером тбилисского «Динамо». Куда без раздумий переезжает с тихого и сытого Кипра.

Когда, с трудом объяснив таксисту (он оказался одним из редких в этой стране людей, не понимающих ни слова по-английски), что от него требуется, я подъезжал к коттеджу в по-деревенски тихом районе Никосии – Аджиос Паблос, то ожидал увидеть Кипиани в предотъездных хлопотах. На деле же вышло иначе – маэстро паса и дриблинга, утомленный и небритый, встретил меня на костылях: «Две недели назад черт меня дернул пойти в дыр-дыр играть. Как увидел мяч, остановиться уже не мог. Результат – порванный ахилл. Сделали операцию, целыми днями сижу дома и смотрю телевизор, так что утомлен в основном от безделья. Семья уже в Тбилиси, и мне надо собираться – но эти костыли!.. Вот положение, а?!»

По такому случаю Кипиани был очень рад приезду корреспондента «Спорт-Экспресса». Поговорить о деле своей жизни – футболе – ему было явно приятнее, чем судорожно переключать телепрограммы. Тем более что с журналистами ему не приходилось общаться уже давно

– Давид Давидович, в старые времена вашу игру характеризовали одним словом: «интеллект». И добавляли: интеллектуален и на поле, и в жизни. Редкая была оценка для футболиста, не правда ли?

– Конечно, ведь всегда считалось, что футбол в отличие от тенниса или гольфа – дело для ребят из простых, неимущих семей. Но у меня другой случай. Отец был врачом, он, увы, умер года назад, мать и по сей день – один из ведущих офтальмологов Грузии. Воспитывала же меня в основном бабушка – классическая представительница старой грузинской интеллигенции. Именно она приучала меня к культуре, в том числе русской, научила читать и понимать Пушкина, Грибоедова, Лермонтова.

– Откуда же тогда в вашей жизни возник футбол?

– А он, по-моему, все время в ней был. Бабушка с мамой, конечно, хотели, чтобы я стал врачом, но отец в свое время поигрывал, а потому меня понимал. Я прилично играл и в теннис, и в баскетбол, но настоящее наслаждение получал только от футбола – будь то игра в пыльном тбилисском дворике или матч на «Сан-Сиро». Уже играя в «Динамо», частенько наведывался в свой дворик. Многие свои травмы, кстати, я именно там и получил.

– Как сейчас во время дыр-дыра на Кипре?

– Именно! Первый раз это произошло в 17 лет, когда юношеская сборная Грузии выиграла «Кубок надежды» в Сочи. Вдобавок на турнире в Тбилиси мы победили сверстников из сборной Союза – 2:1, и я был зачислен в дубль «Динамо». Одновременно выступал за юношескую сборную СССР. И тут по-дурацки получаю мениск.

– Во дворе?

– Угадали. Подвернул ногу, лечился, но не помогало. Ушел из команды, постепенно начал отходить от футбола. Спасибо Зое Сергеевне Мироновой – она операцией в ЦИТО вернула мне здоровье. Но о футболе начал забывать. Поступил на химический факультет Тбилисского политехнического института…

– Почему именно на химический?

– Хотел, как вы догадываетесь, на медицинский. Но опять получил травму.

– Не понимаю, какое отношение имеет травма к поступлению в институт?

– Самое прямое. 3 августа 1968 года я должен был сдавать первый экзамен, но 29 июля, опять играя в футбол во дворе, сломал правую руку. Тут уж было не до поступления. А на химическом экзамены были позже. И я поступил. Но быстро понял, что из меня такой же химик, как китайский император. Перевелся на юридический факультет университета и окончил его. И позже далее работал по специальности – в прокуратуре Грузии.

– А как же футбол?

– После операции было немало приглашений, предлагали и уехать из Тбилиси. Но отец сказал: если хочешь хорошо играть в футбол, будь поближе к «Динамо». И я пошел в тбилисский «Локомотив», в первую лигу. Там и произошла моя первая встреча с Нодаром Ахалкаци. А в конце 70-го Гавриил Дмитриевич Качалин пригласил меня в «Динамо.

– И спустя всего два с половиной года вы оказались в первой сборной Союза.

– А пригласил меня туда Бесков, которого считаю самым великим футбольным тренером России. В тот год многие игроки из молодежной сборной сразу оказались в первой – Блохин, Гуцаев, я… И вскоре мы в гостях обыграли сильную сборную Югославии, которая готовилась к чемпионату мира в ФРГ, и единственный гол забил я. Думал, моя карьера пошла на взлет. Но опять не повезло. На сборах в Одессе в безобидной ситуации получил второй мениск. Сказались дикие нагрузки – в то время я играл за клуб, за первую и молодежную сборные и в течение месяца провел какое-то ненормальное количество игр. В порядок меня тогда приводил выдающийся грузинский хирург Отар Гудушаури. Но время все равно было потеряно. По-настоящему заиграл снова только в 76-м.

– Именно в том году Валерий Лобановский взял вас на Олимпиаду в Монреаль, но, к удивлению многих, ни разу не выпустил на поле. Почему?

– Я его никогда об этом не спрашивал, хотя у нас прекрасные отношения. Игрок не должен поднимать такие вопросы. Может быть, как он любил говорить, я не вписывался в его модель, Но не исключаю, что каким-то образом здесь замешана и «национальная политика». В той сборной на 90 процентов играли киевляне, и, не исключаю, их просто нужно было кем-то «разбавить». В итоге команда уступила в полуфинале немцам – 0:1.

– Возвращались, наверное, злым на весь белый свет?

– С самолета из Канады я пересел на другой – в Испанию. Там мы с тбилисцами играли в рамках международного турнира с «Фламенго» и сделали ничью – 3:3. Я играл против знаменитого Зико и, скажу без ложной скромности, так его «раздел», что он после матча даже майками со мной меняться не захотел. А стадион стоя аплодировал нам. После этого я с сумасшедшим настроем вернулся в Союз, сильно провел конец чемпионата и стал вторым игроком страны. А на следующий год впервые в истории грузинского футбола стал лучшим игроком СССР.

– Как у вас складывались отношения с темпераментными грузинскими болельщиками?

– Они любили меня и верили мне, как верят и сейчас. Это, наверное, главное в моей жизни. Для меня футбол никогда не ассоциировался с квартирой, машиной, загранпоездками, я более всего дорожил отношением ко мне людей. Но от любви до ненависти – один шаг, и несколько раз, общаясь с нашими болельщиками, я всерьез рисковал здоровьем.

– Каким образом?

– Как-то мы дома проиграли – 1:2 бакинскому «Нефтчи». Народ, отвыкший от наших домашних поражений, бушевал. Игроков развозили втайне, в бронированных машинах. А я вышел из своей машины и крикнул в толпу: «Остановитесь и послушайте меня!» Толпа от неожиданности затихла. «Футбол – это не война! Это спорт. Мы не роботы. Мы люди. Да никто из вас сегодня так не хотел победы, как я и мои партнеры! Не получилось. Так что же, убивать нас теперь надо? '

– И как реакция?

– В ответ – тишина. Потом я пообещал, что следующую игру выиграем в Москве у «Динамо». И мы сделали это. Когда возвратились в Тбилиси, в аэропорту я увидел многих из тех, кто хотел убить нас из-за «Нефтчи».

– А что за война была после матча с «Зарей»?

– В той игре с ворошиловградской «Зарей» нас в открытую засуживали, и она завершилась нулевой ничьей. Возмущенный стадион высыпал на поле, начал избивать милицию и едва не добрался до судей. Мужественно тогда повел себя Шеварднадзе, без охраны ринувшийся в толпу. Мы, игроки, были рядом с ним. Потом тысяч 20 людей на руках несли меня по проспекту Плеханова, и я, как Владимир Ильич, произносил речь с крыши машины, которая развозит хлеб. Наверное, я многим рисковал, но в те минуты об этом как-то не думалось. Я понимал чувства болельщиков. Когда мы однажды дома проиграли 0:4 «Арарату», люди не то что были расстроены – они не хотели жить. И не дай Бог было попасть им в такой момент под горячую руку! Но я всегда пытался объяснить им то, что объяснял после матча с «Нефтчи». Необузданный гнев – он рано или поздно заканчивается Эскобаром. А это – дико.

– Когда грузинский футболист становится звездой, у него появляется масса соблазнов. Каждый, например, считает за честь пропустить с кумиром по чарке вина…

– Сказать, что я был законченным трезвенником, нельзя. Но я слишком любил футбол, и он был превыше всего. А расслабиться – значит, остановиться. В какой-то момент я очень переживал, что тесты показывают мои пробелы в скорости. И решил их ликвидировать. Мне помогли друзья-легкоатлеты, в том числе Виктор Санеев и Юрий Дьячков. Помимо двух плановых ежедневных тренировок, с утра еще работал над скоростью. Работал и тогда, когда ребята уехали отдыхать в Цхалтубо. И когда за пару месяцев повысил результат на 30-метровке с 4,2 до 3,9 секунды, то сразу почувствовал, насколько легче при моем дриблинге стало уходить от опекунов.

– Вас часто опекали персонально?

– Практически всегда. И классные клубы ставили на это дело серьезных людей. Киевляне – сначала Бережного, потом Бессонова, московское «Динамо» – Долматова, «Арарат» – Бондаренко. А играть с тенью очень тяжело. Тем более, когда опекун не стесняется в средствах. Помню, как-то раз на первой же минуте матча получаю страшный удар в ахилл. Кричу: «Ты что, с ума сошел? Убить меня хочешь?» И слышу: «Если надо будет, убью». Это все шло от тренеров – не хочу фамилии называть. Назову лучше тех, кто, наоборот, подчеркивал: переиграйте его, только по-мужски.

– Кто это был?

– К счастью, не один и не два. Бесков, Валентин Иванов, Малофеев, Емец… Спасибо им.

– Из «Динамо» вас никуда не звали?

– В советские клубы приглашать было бесполезно, и все это понимали. А вот из-за границы шли серьезные предложения. Когда в полуфинале Кубка кубков в 81-м обыграли «Фейеноорд», голландцы предложили мне такую сумму, от которой голова закружилась – 2,5 миллиона долларов! Они все продумали – как я инкогнито на частном самолете сбегу, как они через удобную страну решат все вопросы с налогами… Я отказался: даже представить себе не мог, как окажусь без родины, без семьи. Предложения и от «Ливерпуля», и от ряда испанских клубов были.

– 13 мая 1981 года вы выиграли финал Кубка кубков у «Карл Цейсса». Как вас встречали в Тбилиси?

– Увы, мы прилетели только через два дня. Но в видеозаписи я видел, что творилось на улицах. Дай Бог, чтобы наш несчастный народ когда-нибудь вновь пережил такую радость.

– На многих дружеских шаржах в те годы вы изображались в виде рыцаря. Бывало, чтобы вы когда-нибудь получали желтые или красные карточки?

– Два раза меня удаляли с поля. Первый – в Тбилиси в матче с «Зенитом». На родном стадионе рискнул меня удалить Валерий Баскаков. И правильно сделал. Соперник грубо сбил моего партнера, и я, не помня себя, промчался через все поле и ударил его. А второй случай был в матче против сборной ГДР в Лейпциге. 85 минут опекун меня безбожно бил по ногам, и, в конце концов, я не выдержал. Но никогда не получал карточек за пререкания с арбитром или за неэтичное отношение к публике.

– Ваш уход из футбола в 82-м, в 31 год, для многих стал шоком. Что произошло?

– Я очень тяжело переживал, когда меня не включили даже в список кандидатов на поездку на испанский чемпионат мира. В сентябре 81-го я сломал ногу, но после выздоровления готовился, как никогда. Зачем-то семерых игроков нашего клуба взяли со сборной в Аргентину, где мне толком и сыграть не дали, и оторвали от нормальной работы и подготовки к полуфиналу очередного Кубка кубков со «Стандартом», который мы проиграли.

Когда начался чемпионат Союза, набрал хорошую форму. Здорово сыграл два матча – с минским Динамо» и «Кубанью». И в это время публикуют список 40 кандидатов на поездку в Испанию. И меня там нет! Я мечтал об этом чемпионате мира, как ни о чем другом! Это был удар. Я решил уйти.

– Потом не жалели?

– Той осенью меня встретил Никита Симонян и сказал: «Эх, Давид, потом ты поймешь, что играть нужно, пока коленки не сотрутся». Потом я часто вспоминал эти слова, но тогда был упрям и непреклонен. Тем более что в клубе мне было сказано при уходе: «Ты хорошенько подумай». Тон этой фразы меня оскорбил, и я сказал себе – пути назад нет.

– В конце того же 82-го года всех потрясла страшная весть – Виталий Дараселия погиб в автокатастрофе. Как это случилось?

– В те дни я был в первом в своей жизни настоящем отпуске – в Боржоми. И как услышал, не веря, рванул на тот перевал, где это произошло. И 13 дней, немытый, небритый, ходил по этому перевалу и искал его. Вообще цифра «13» какая-то фатальная для Витальки. 13 мая, когда мы выиграли Кубок кубков, он был самым счастливым человеком на свете, а 13 декабря погиб. Под номером «13» он играл на чемпионате мира в Испании, и 13 дней искали его тело и только тогда нашли. 25 лет, жена, двое детей… Что-то в нас всех тогда надломилось. Ведь он, удивительно честный парень, забил самый нужный гол в истории грузинского футбола – «Карл Цейссу». Мне говорят – ты, мол, пас ему отдал. Так он ведь после того еще троих положил и забил! Кстати, его сын начинает по-серьезному играть. В Тбилиси…

– Чем вы занялись после окончания карьеры?

– Работал в грузинском совете общества «Динамо». Скучно было, конечно, в кабинете сидеть. И в конце 83-го меня в первый раз назначили главным тренером «Динамо».

– Вместо Ахалкаци?

– Да. После ухода многих опытных игроков команда валилась, и оставались лишь четверо, которые были моей опорой, – Чивадзе, Сулаквелидзе, Шенгелия, Гуцаев.

– Тяжело вживались в новую роль?

– Очень. И во многом потому, что на первых порах я оценивал все как футболист. А об этом надо забыть. На то, что у тебя получалось с первой попытки, у них, может быть, уйдут годы.

– Что заставило вас уйти из «Динамо» в 86-м?

– Не я ушел, меня ушли. Я развелся тогда со своей первой женой, с которой прожил больше десяти лет. Многие в республике посчитали, что этот поступок недостоин такого человека, как Давид Кипиани, он позорит клуб. Когда меня убирали, мы делили 3-4-е места. Потом же команду за несколько месяцев развалили.

– Вы ушли – и…

– И друзья помогли мне найти работу по специальности – в прокуратуре Грузии. Дослужился там до поста зам. начальника отдела общего надзора. Что же касается личной жизни, то создал новую семью.

– Каким же образом в 88-м вы опять оказались у руля «Динамо»?

– Так то же было время всеобщих выборов. И через несколько месяцев после моего увольнения из прокуратуры произошел какой-то конфликт между Ахалкаци и игроками. Да и команду всерьез залихорадило. Она шла в самом подвале таблицы. И было тогда решено провести выборы. Из двух кандидатур – моей и Муртаза Хурцилавы – выбрали меня, а Хурцилаву я пригласил в помощники. В тот год мы с трудом удержались в высшей лиге и начали формировать новую команду. Через год она уже была вполне боеспособной. И тут – чемпионат Грузии.

– Вы были против?

– Когда меня до конференции федерации футбола спросили, я ответил: «Если вы интересуетесь мнением профессионала, то это – гибель для футбола». И объяснил, что мы попадем в международную изоляцию, лучшие игроки уедут, доходов не будет, потому что не будет зрителей. Все, увы, сбылось. Я предлагал свой вариант: 5 команд высшей и первой лиг не трогать, а восемь команд второй лиги объединить с восемью лучшими коллективами физкультуры и сыграть чемпионат Грузии. А в конце сезона провести Кубок независимости: «Динамо» и «Гурия» – как команды высшей лиги, лучшая из трех команд первой лиги и победитель чемпионата Грузии. Но когда я пришел на конференцию, то быстро понял – там все решено заранее.

– Тем не менее, еще полтора года вы тренировали «Динамо»?

– Но что это было за «Динамо»! Мой кропотливый труд пошел прахом. Габелия закончил играть, Хапов, Тедеев, Тетрадзе уехали в Россию, Цвейба – на Украину, Цхададзе и Чедия – в Швецию, Кецбая – на Кипр, Данелия вернулся в Ланчхути, Кеташвили вообще завязал с футболом. Развалилась команда, которой бы еще год – и только сливки снимай. Теперь, может быть, на создание такой команды уйдут многие годы.

– Каким образом вы оказались на Кипре?

– Мне сделали сложную черепную операцию. Сказались сотрясения времен футбольной карьеры, к тому же попал в автомобильную аварию. После этого врачи рекомендовали год не работать тренером. И месяцев восемь я был менеджером «Динамо», главным же тренером стал Реваз Дзодзуашвили. А когда приехали на сбор на Кипр, ко мне обратились с предложением возглавить «Олимпиакос» из Никосии.

– Солидная по местным меркам команда?

– На момент моего прихода она безнадежно вылетала – отставала от предпоследнего места на шесть очков, а до конца чемпионата было всего восемь игр. Я оставил ее в лиге. А на следующий год заняли место в середине таблицы и вышли в полуфинал Кубка. Большая заслуга в этом Чедии и Качаравы, которых я пригласил.

– Говорят, вы открыли в Никосии свой ресторан?

– Свой – слишком сильно сказано. Идея действительно была моя – открыть русский ресторан, ведь здесь много наших. Но иностранец юридически на это права не имеет, поэтому официально им владел мой партнер-киприот. Впрочем, люди знали, что это заведение Кипиани. Но некоторое время назад произошла возмутительная вещь. Двое русских в ресторане повздорили с третьим, и тот написал на них заявление в полицию, будто они у него вымогали деньги. Полиция передала дело в суд. Истец на суд не пришел, и тех двоих ребят оправдали. Дело было слишком однозначным.

– А вы-то тут при чем?

– Так полиция почему-то решила, что, раз повздорили русские, значит, владелец ресторана тоже отношение к этому имеет. Пришли, обыскали дом, надели наручники, увезли в тюрьму. Были как раз выходные, и два дня я там просидел. Потом сделали запрос на меня, и, когда получили характеристику, у них глаза на лоб полезли: кого они в тюрьме держали. Потом вот здесь, напротив меня, сидел начальник полиции Никосии и просил не подавать в суд. У меня на руках есть письмо генерального прокурора Кипра, в котором он извиняется за случившееся. Но мне-то не легче.

– Почему?

– Разорился ресторан – кто туда пойдет после такой шумихи? Даже если обвинения не подтвердились, люди будут думать: а вдруг? К тому же «Известия» напечатали заметку под заголовком: «Давид Кипиани подозревается в рэкете». Через три дня – опровержение мелким шрифтом, но многие-то читали именно первый материал и поверили ему. Репутация, на которой у меня раньше не было ни единого пятнышка, подорвана. Даже в Грузии кое-кто колебался, делать ли мне в связи с происшедшим предложение возглавить «Динамо». Но самое ужасное произошло в Москве. От своего доброго друга Вячеслава Колоскова я узнал, что по футбольным кругам Москвы – к ветеранам, тренерам, журналистам – ходят какие-то проходимцы и, называя себя моими представителями, выкачивают из людей деньги. И кто-то по наивности дает. Вы представляете, какой ущерб я понес из-за одной только этой истории с рестораном? Жулики поняли, что можно пользоваться моим именем.

– На днях вы возвращаетесь в Тбилиси. Ну неужели сомнений не было – с благополучного Кипра да в Грузию, где ни света, ни газа, ни воды?..

– Когда дело касается клуба «Динамо» (Тбилиси), у меня нет сомнений. Это часть моего тела, меня самого. Я понимаю, как им сложно, и если попросили, значит, я обязан помочь.

– И где же вы игроков возьмете?

– Во-первых, начинает говорить новая плеяда. А во-вторых, уверен – создадим более или менее приемлемые условия, и вернутся все грузины из-за рубежа.

– Ваш старший сын, слышал, еще до вашего прихода попал в «Динамо»?

– Левану 23 года. Он был у меня на Кипре, потом в оберлиге Германии, а недавно оказался в «Динамо». Серьезный парень, режимщик. Среднему, Николаю, 19 лет, тренируется индивидуально в Тбилиси, ждет меня. Но я сразу говорю – мои сыновья должны играть лучше всех, чтобы я их поставил в команду. Потому что они – мои сыновья.

…Тут раздался телефонный звонок, и Кипиани минут десять обсуждал со своим адвокатом, подавать ли ему в суд на очередной местный бульварный листок, двусмысленно высказавшийся по поводу истории с рестораном. А я тем временем вспомнил одну уже нашу журналистскую «утку» про Кипиани. Рассказывая, как здорово тбилисский футбольный маг владеет английским, журналист присочинил, что даже Шекспира он читает в оригинале. Чем вызвал возмущение Кипиани: «Меня в команде пижоном считать будут!»

Хорошо, когда такие люди возвращаются в футбол. Н обыло бы еще лучше, если бы они из него не уходили раньше времени.