Андрей Кобелев: «Времени на отчаяние не было»

«Спорт-Экспресс», 25.04.1995

В 1992 году 24-летний полузащитник московского «Динамо» Андрей Кобелев, подписав контракт с клубом «Бетис», уехал в Испанию. Его манили высокие заработки, возможность обеспечить семью. В 1994-м Андрей вернулся. Теперь он хотел только одного – играть в настоящий футбол, потому что боялся забыть, как это делается…

– Не могу сказать, что за эти два года я стал другим человеком, – говорит Кобелев. – Нет, конечно. Но на мир я стал смотреть иными глазами.

– Вы не представляете, – продолжает он, – как грустно было нам с двумя маленькими детьми уезжать из Испании, где у нас не было никаких бытовых проблем. Мой контракт, если бы я его не разорвал, продолжал бы действовать еще полтора года. После этого мне предлагали заключить новый – еще на три сезона. Так что я спокойно мог бы прожить в Испании еще четыре с половиной года. Но вот играл бы я в основном составе или нет – этого не мог сказать никто.

– А раз не играете, то все не в радость…

– Жизнь в футболе коротка. И пока играешь, надо заработать. Не только для себя, но и для детей.

– Но ведь в «Динамо» вам наверняка платят меньше, чем в «Бетисе»…

– Конечно.

– Получается, что ради настоящего футбола можно пожертвовать какими-то благами?

– Выходит, так, – без всякого энтузиазма согласился Андрей.

– А с чего началась ваша зарубежная эпопея?

– Я приехал в Испанию в декабре 92-го. Помню, что в среду московское «Динамо» играло с «Бенфикой», а в воскресенье я уже выступал за «Бетис». Полгода отыграл нормально, а в мае 93-го, на тренировке, получил травму мениска.

К новому сезону начал готовиться вместе со всеми и в четвертом туре вышел на поле. Отыграл 35 минут в матче с «Кампоселой» и получил подарок… Я отдавал пас, защитник ударил меня в ногу, и у меня вылетело колено: разрыв крестообразной связки. Через четыре дня мне сделали операцию. Месяц я был в гипсе. После этого в течение месяца нельзя было наступать на травмированную ногу, а затем надо было каждый день ездить в центр реабилитации на различные процедуры…

Руководители команды были уверены, что я до конца сезона не смогу занять свое место в команде, и потому не включили меня в заявку, которая подается между первым и вторым кругом. Но я восстановился, тренировался и с начала апреля принимал участие в товарищеских матчах. За тот год, что я лечился, в команде сменилось несколько тренеров. В конце концов во главе «Бетиса» встал Сьера Ферер. И он не раз говорил мне: «С тобой все в порядке, готовься к следующему сезону».

Я готовился, но в команде было уже семь иностранцев: Ферер, в частности, привел с собой югослава Стошича, который играл на моем месте.

В начале предсезонной подготовки все шло нормально: одну игру проводит один иностранец, другую – другой. Но в официальных играх чемпионата могут выступать только три иностранца, а я в состав этой троицы не попал.

Тренер, когда я подходил к нему с вопросами, говорил одно и то же:

– Подожди, ты обязательно будешь играть.

Но я больше не мог ждать. У меня были предложения от различных клубов, но я выбрал «Динамо». Почему? Во-первых, это мой клуб. Родной. Во-вторых, это команда, способная бороться за золото национального чемпионата. А именно в таком клубе игрок может полностью реализовать себя.

У меня и раньше были тяжелые травмы. В 1992 году, когда на «Локомотиве» сборная России проводила матч со сборной Мексики, нападающий гостей двумя ногами прыгнул мне в колено… Но я никогда даже не думал, что можно получить такое повреждение, которое заставит тебя пропустить сезон, а то и вовсе закончить свою карьеру.

– А сейчас такой страх появился?

– Он был, когда я только начал тренироваться. Страшно было идти в единоборство, разворачиваться, делать резкие движения… Но со временем все это стерлось.

Травмы, подобные моей, не редкость. В Испании они за сезон выводят из строя трех-четырех человек. И все эти игроки потом возвращаются в футбол.

– Могли бы вы дать какое-то представление о различиях в тактических принципах Бескова и тех исламских тренеров, с которыми вам приходилось сталкиваться в «Бетисе»?

– У Константина Ивановича тактика с виду простая: отдал – открылся. Нужно удобно (для партнера) открыться и отдать мяч так, чтобы ему опять-таки удобно было принять мяч. А схема известная: 4-4-2.

В «Бетисе» же тренеры гораздо жестче определяют функции каждого игрока. Если, например, ты левый инсайд, то не можешь перейти вправо, где должен действовать правый инсайд. Ты можешь смещаться только в центр. Импровизация же возможна только тогда, когда ты владеешь мячом или же если кто-то из соперников провалился. Но такие моменты в игре возникают нечасто.

А в московском «Динамо», действуя в рамках, определенных тренером, ты тем не менее можешь позволить себе любые отступления от схемы в зависимости от ситуации. И если нужно будет сместиться куда-то вправо и отобрать там мяч или открыться, я не только могу, я обязан это сделать.

– А вы не жалеете, что в 92-м уехали в Испанию? Может быть, останьтесь вы здесь, не пришлось бы из-за травмы пропускать сезон.

– Не знаю, что было бы, если бы… Это моя жизнь, моя судьба. Совершил ли я ошибку? Думаю, что нет.

– Что вам приятно вспомнить из вашей футбольной жизни?

– То, как мы выиграли юношеское первенство Европы, как в 16 лет я начал играть за основной состав «Динамо». Мне приятно вспомнить, как я попал в немилость к Малофееву и оказался в дубле…

– А из-за чего это произошло?

– В 86-м я играл в «Динамо», и все шло у меня хорошо. И вдруг мне приходит вызов в юношескую сборную страны, которая должна была ехать на какой-то никому не нужный соцстрановский турнир в Северную Корею. В разгар чемпионата мне, конечно же, не хотелось никуда уезжать, что-бы выступить за команду, которая после этого турнира должна была распасться: в ней играли юноши 68-го и 69-го годов рождения.

Я пришел к Малофееву и сказал, что не хочу ехать. «Но это же сборная Советского Союза! Езжай!» – сказал он. И я поехал. Можете себе представить, с каким настроением. Игроков собрали с бору по сосенке: клубы прислали только тех футболистов, которые были им не нужны. В итоге мы заняли седьмое место в турнире, в котором участвовали восемь команд.

Когда вернулись, тренер сборной Геннадий Иванович Костылев сказал Малофееву, что я плохо готовился к турниру и плохо его провел. Вот тогда-то я и был отправлен в дубль с диагнозом: звездная болезнь.

– А что же здесь приятного?

– Для меня это была прекрасная пора. У нас подобралась отличная компания: Пудышев, Васильев, Прудников, Молодцов, Кирьяков, Колыванов. Мы выиграли чемпионат СССР среди дублеров, а это было очень нелегко.

…Мне приятно вспомнить и те времена, когда московским «Динамо» руководил Бышовец, хотя после его прихода мне вроде бы не на что было рассчитывать.

– А ему вы чем не понравились?

– Не знаю. Но он хотел меня отправить в «Динамо»-2. Однако мне повезло. Мы проводили двустороннюю игру, в которой определялось, кто будет выступать за основной состав, а кто – за «Динамо»-2. Я играл за дубль, и у меня в тот день все здорово получалось. А Анатолий Федорович, если ему нравится, как ты играешь, обязательно поставит тебя за основу, даже если как человек ты его в чем-то не устраиваешь.

И при Газзаеве было много хорошего… И первые месяцы в Испании я вспоминаю с удовольствием. После пяти-шести, максимум десяти тысяч человек, которые в России приходили на наши матчи, совсем другое дело играть в присутствии сорока тысяч зрителей. Ну, и когда тебя узнают на улицах, просят автографы, это тоже приятно…

А потом были еще и тридцать пять минут, которые я отыграл с «Кампоселой», и товарищеские матчи, и четыре игры на Кубок Испании…

– Игорь Добровольский сказал как-то, что, когда все получается, игра представляется ему продолжением какого-то счастливого сна.

– Да, в такие моменты ноги сами делают то, что нужно. Потом, в следующей игре, пытаешься повторить это – и ничего не выходит.

– Как вы настраиваетесь на игру? Помогают ли в этом тренеры?

– У каждого свои приемы. Малофеев, например, считал, что перед игрой все обязательно должны сыграть одну-две партии в настольный теннис. При Бышовце можно было играть в бильярд, при Газзаеве – в домино… Мне же нравится, когда все собираются в холле перед телевизором. Можно, конечно, и сыграть во что-то, но главное, чтобы люди общались, чтобы поменьше думать об игре.

– Вы слышите выкрики болельщиков?

– Да. Если на трибунах три-четыре тысячи человек, а у тебя не ладится игра, кто-нибудь обязательно выкрикнет: «Эй ты, козел, иди отсюда!»

– И как вы на такое реагируете?

– Иногда посмотрю на этого человека, а то и крикну что-нибудь в ответ. Каждый футболист хочет играть так, чтобы зрители получали удовольствие от его игры. Мне нравится комбинационный футбол. Я счастлив, если мягким удобным пасом мне удается вывести партнера на ударную позицию. Но ведь бывает, что игра не идет… И потому я уверен, что еще не раз услышу: «Эй ты, уезжай в свою Испанию!»

– А как вы поступаете, если вас ткнут локтем или ударят сзади?

– Когда как. Я стараюсь сдерживаться, потому что, если отвечу, меня выгонят и команда останется вдесятером. Однако это не всегда мне удается… Я понимаю тех, кто дает сдачи, и никогда их не осуждаю.

– Испытывали ли вы чувство отчаяния после того, как получили травму?

– У меня не было времени на отчаяние. Я думал только о том, чтобы быстрее восстановиться.

Раньше я знал, что впереди у меня еще очень долгая карьера, о завершении которой я подумаю, когда мне будет годика тридцать два, а это очень далеко – не достанешь… Но оказалось, что время летит с неправдоподобной скоростью. Только что мне было двадцать, и вот уже двадцать шесть. Это произошло так быстро, что я не успел даже внутренне измениться и по-прежнему чувствую себя двадцатилетним.

– У вас еще есть время…

– Не так уж много, хотя за границей игрок и в тридцать лет ценится высоко. И если с ним заключают контракт на три года, в этом никто не видит ничего особенного. Ну, а с теми, кому перевалило за 33, заключают контракты на год, на два.

Я могу назвать десять 34-35-летних футболистов, которые прекрасно играют в испанском чемпионате. И заканчивают такие мастера вовсе не потому, что команды отказываются от их услуг. Наоборот, им говорят: «Подождите, останьтесь еще на год-другой». Но они уходят. Не из-за того, что сдали физически. Нет. Они уже не могут по-настоящему настроить себя на игру, им уже надоела вся эта футбольная кухня.

– Скажите, вы часто замечаете свои просчеты, ошибки?

– Мне кажется, почти всегда. И не только в футболе. У меня грубоватый язык. Я порой, вовсе того не желая, могу обидеть человека. Потом казню себя, но слово-то вылетело. Приходится просить извинения…

…Расспрашивая Андрея об Испании, я, конечно же, поинтересовался, видел ли он бой быков.

– Сначала до меня не доходила вся прелесть этого зрелища, – сказал Андрей. – Но однажды мы с женой пошли посмотреть на хорошего тореадора. Сидели в тринадцатом ряду на центральной трибуне, а именно перед ней тореадор больше всего и работал.

Вот тогда-то я и понял, что это восхитительное зрелище. Когда бык, остановившись, смотрел на тореадора, мне казалось, что, готовясь к прыжку, он вглядывается в меня…

Выслушав этот рассказ, я готов был задать еще несколько вопросов, чтобы подтвердить свою мысль, будто хороший зритель (Кобелев) внутренне родствен хорошему исполнителю (тореадору, которого Андрей видел в Севилье). Но я не успел ни о чем спросить.

– Уже семь часов! – воскликнул Андрей. – Надо кормить маленькую! – И он бросился к кухонному столу, чтобы приготовить яблочное пюре для годовалой дочки.