Его звали только по имени – Костя

«Аргументы и факты», 13.04.2001

Наверное, за всю историю футбола ни один защитник не сорвал столько аплодисментов, сколько Крижевский. В своей игре он сумел совместить, казалось бы, несовместимое: надежность и неповторимую зрелищность…

Его на трибунах стадиона называли не по фамилии, а по имени – Костя, причем имя это произносилось мягко, с особой теплотой. Я говорю о Константине Крижевском – популярном защитнике нашего футбола пятидесятых годов. И было за что его любить.

Игра Крижевского не оставляла равнодушным никого. Все, что он умел и демонстрировал на поле, было самобытно, оригинально и красиво, хотя эти определения применимы скорее к форвардам, но Крижевский в этом плане был исключением. Говорят, что своей игрой он очень напоминал легендарного футболиста Федора Селина – «короля воздуха». Мне лично не довелось видеть Селина на поле, но то, что Крижевскому не составляло труда снять мяч с головы нападающего ногой, готов засвидетельствовать. Мало кто из защитников отличался подобной прыгучестью и координированностью.

Начинал играть Крижевский в куйбышевской команде «Крылья Советов», потом перешел в ВВС, где уже стал заметной фигурой и откуда был привлечен в сборную страны самим Б.А. Аркадьевым. Однако полностью талант Крижевского раскрылся в команде московского «Динамо». Здесь его игра обрела уверенность и завершенность, эволюционируя от сезона к сезону. Если в начале своей спортивной карьеры он был защитником скорее разрушительного плана, не чуравшимся и отбойной игры, то с годами созидательное начало становилось главным в его игре. Этому способствовали игровое общение с вратарем Львом Яшиным, крайними защитникам Владимиром Кесаревым и Борисом Кузнецовым и, конечно, работа с Михаилом Иосифовичем Якушиным – тренером, более всего ценившим в футболисте игровое мышление.

Несмотря на внушительные габариты – высокий рост, грудь колесом, Крижевский не был жестким защитником. Корректность на поле не покидала его даже в сложных игровых ситуациях. Ему были чужды элементы грязной игры – все эти зацепы, подножки, накладки. Если он боролся за мяч, то не толкал соперника, а оттирал его плечом – в соответствии с правилами. Обычно он не атаковал нападающего в момент приема мяча, а отступал перед ним, выжидая удобный момент для контрвыпада. Здесь он полагался на свою реакцию, на свою интуицию и, как правило, не ошибался. Но если форвард все же уходил в отрыв, Крижевский применял свой излюбленный прием – подкат.

Теперь подкатом пользуются все, но мало кто действительно освоил этот один из сложнейших приемов игры. Нынешние защитники встречают нападающих, идя вперед с вытянутой ногой, а то и атакуя двумя ногами сзади. Это не подкат, это игра на грани фола, когда защитники демонстрируют свою техническую беспомощность. Крижевский же демонстрировал совершенную технику выполнения подката. Мало того, он применял сложнейшую разновидность подката – в шпагате. И при этом играл исключительно чисто – только в мяч. Это было красивейшее зрелище: нападающий вроде бы уже прошел Крижевского, но в последний момент тот совершает свой подкат-полет, который был сродни скорее балету, нежели футболу. На моей памяти таким подкатом пользовался только один футболист – защитник ЦСКА Владимир Пономарев.

Вообще, сложные технические приемы всегда были в арсенале Крижевского – он их любил, а иногда играл и на публику. А почему бы и нет, если это красиво и не во вред игре? Изумительная пластичность позволяла Крижевскому легко и непринужденно отбивать мяч ножницами через себя, выбрасываться головой вперед для прерывания острой передачи, проделывать на поле кульбиты и многое другое. И при этом он не был бесстрастным демонстратором редкостных элементов игры, его всегда отличали страстность в борьбе за мяч и полная самоотдача. На его долю приходилось немало ударов, ушибов, травм. Бывало, после неудачного столкновения Крижевский оставался лежать на газоне, но ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы прийти в себя. Его никто не видел катающимся по траве, не видел его перекошенного от боли лица, а травмы у него случались нешуточные, и это хорошо было видно с трибуны. Но вел он себя по-мужски и никогда не опускался до дешевой имитации страдания.

Крижевский не был универсальным игроком, его амплуа – центральный защитник. Именно – центральный, на краю он чувствовал себя менее уверенно. И не случайно игра Крижевского на Олимпиаде 1952 года в Хельсинки на непривычном для него месте правого крайнего защитника, мягко говоря, не смотрелась. И, конечно, несмотря на всю эффектность, игра Крижевского была не без изъянов. Порою ему не хватало строгости, осмотрительности, он мог, увлекшись борьбой, оголить зону перед воротами или не подстраховать вовремя партнера. И если, на мой взгляд, в тактическом плане Крижевский был почти безупречен, то в стратегическом – в широте футбольного кругозора – он несколько проигрывал. Но идеальных игроков не бывает, а достоинства Крижевского были настолько очевидны, что отдельные промахи, которые бывают у всех, никак не могут принизить ни его бесспорный талант, ни его достижения. А достижения – существенные: за пятнадцать сезонов, проведенных в большом футболе, Константин Крижевский четырежды завоевывал звание чемпиона страны и был обладателем Кубка СССР. Он был участником встреч с командами ведущих футбольных держав мира – Бразилии, Италии, Уругвая, Англии, Франции, Венгрии, Югославии и других. Его партнерами были такие выдающиеся мастера, как Всеволод Бобров, Константин Бесков, Игорь Нетто, Валентин Иванов. А те, кто видел Крижевского на поле, помнят его и сейчас – даже через сорок лет.