Брызги шампанского в Сеуле

«Футбол», 06.1994

Этот майский вечер выдался необычайно теплым для нынешней холодной весны. Однако на легком ласковом сквознячке при входе на северную трибуну динамовского стадиона его и в плотном длиннополом плаще пробирала дрожь. Нервы… Подобного возбуждения ему не приходилось испытывать, пожалуй, уже лет шесть, с 1988-го, с олимпийского Сеула.

Мимо проходили люди, спешили занять свои места на трибуне перед гвоздевым матчем теперешнего российского футбольного репертуара «Динамо» – «Спартак» в полуфинале национального Кубка. Ему спешить было некуда. Случайно оказавшись под трибунной табличкой-указателем «Ряды… Места…», он вдруг впервые реально ощутил неотвратимость приближающейся развязки, понял, что его место на правом фланге обороны занято безвозвратно, что в рядах команды его больше не будет.

Его узнавали, здоровались, о чем-то спрашивали. Отвечал машинально, по привычке, потом с трудом припоминал, с кем и о чем тогда говорил. Потому что не мог оторвать последнего взгляда от футбольного поля, где разминались его партнеры и соперники. Теперь уже – бывшие. Помимо воли, лезли в голову эпизоды прошедших матчей «Динамо» со «Спартаком», другими клубами с его участием, пробуждались в мозгу сполохи прошедших сражений.

В этот день, 6 мая, ему предстояло выйти на ставший родным динамовский газон в последний раз и всего-то на считанные минуты, чтобы попрощаться с ним, с трибунами, со зрителями, вместе с которыми столько всего было пережито, получить последний в карьере футболиста приз под условным названием «За верную службу» вместе с парой добрых слов, напутствиями и букетом необъятных размеров от руководителей клуба.

Испытание не для слабонервных. Многие, в каких только переделках не побывавшие футбольные бойцы, не могли сдержать слез во время такой церемонии.

– Стоит ли устраивать столь торжественные, многолюдные проводы из большого футбола? – спрашиваю героя нашего повествования, олимпийского чемпиона, капитана сборной СССР на Играх в Сеуле, многолетнего капитана московского «Динамо», заслуженного мастера спорта Виктора Лосева. – Может быть, расставание с товарищами по клубу где-нибудь в узком кругу, в более интимной обстановке избавило бы вас от чрезмерного волнения, излишних переживаний.

– Мне сначала тоже так казалось. Тем более что в первые ряды я никогда не рвался, а тут еще почти два года не играл, народ меня мог и позабыть. Но президент нашего клуба Николай Толстых считал иначе, убедил меня, что дело чести клуба проводить футболиста на тренерскую работу с почестями, соответствующими его заслугам, дать ему возможность попрощаться с болельщиками, с которыми он столько лет оставался неразлучен. Это были необычайно волнующие минуты. Я благодарен футбольному клубу «Динамо» за все, что он для меня сделал. Но за эту последнюю торжественную церемонию ему – отдельное огромное спасибо. Ведь подгадали-то ее к центральному матчу «Динамо» – «Спартак».

– Все-таки когда футболисту кто-то из тренеров или руководителей клуба намекает, что все, пора заканчивать, елеем пышных проводов бередящую рану в душе, наверное, все равно не заглушить.

– В свой адрес никаких таких намеков я не слышал. Решение об уходе из футбола принял сам, хотя чувствую, что сил еще невпроворот, три-четыре года не просто протянул бы в футболе, отыграл бы на полную катушку. Если бы не проклятое колено. Сломался я, как сейчас помню, 25 июня 1992 года. Хотя к этому шло давно. К тому времени у меня на правом колене уже не было крестообразной связки, голень, как выражаются медики, «гуляла в пустом ящике» сама по себе. И вот на тренировке неудачно приземлился после прыжка, порвались сразу внутренний и наружный коленные мениски. Случилось это в Испании, тамошние врачи сделали снимок и чуть в обморок не упали: как же вы играете, говорят, у вас же все хрящи на суставах стерлись. Потом в ЦИТО мне удалили мениски, начал было бегать кроссы, тренироваться по индивидуальному плану. Радовался уже, думал, скоро опять на поле выйду. Тут голень во второй раз из сустава вылетела. Новая операция три часа длилась, закрепили мне связку на винтах. Профессор Сергей Павлович Миронов сказал тогда: «Дай Бог, чтобы ты мог ходить нормально».

Еще целый год я пытался вернуться, но боль мучила такая, что даже в квадрат с ребятами поиграть не мог. И все же на что-то надеялся, всю последнюю зиму кроссы себе устраивал. Напрасно оказалось.

– Похожие травмы надолго вывели из строя других динамовцев – Склярова, Царева, Тимофеева. Интересно, что они ведь тоже защитники. Это что, профзаболевание?

– Может быть, в этом что-то есть, но, мне кажется, основная причина таких травм кроется в зимне-весенних переходах из манежей на грунт, а потом обратно в условиях обычных для этого периода максимальных физических нагрузок. Может быть, надо как-то дозировать нагрузки при смене игрового покрытия или же отказываться от товарищеских игр на естественных полях.

– В бытность игроком вы не вправе были что-то советовать тренерам на этот счет?

– Конечно, тем более что на сто процентов не могу быть уверен в своей правоте. Спартаковцы, например, давно готовятся к сезону в подобном режиме, и их Бог милует от таких травм. Решил, что изучу эту проблему, став тренером.

И вот я пришел к Николаю Толстых, объявил ему, что чувствовать себя нахлебником у клуба мне больше невмоготу.

– «Динамо» – солидный клуб, неужели перспектива вернуть Лосева в состав команды дорого ему обходилась?

– Дорого-недорого, а ставка за мной сохранялась и 30 процентов премиальных от игр тоже получал. Небогато, но на жизнь вполне хватало. Про себя же я думал: мужик я или не мужик, сколько можно у клуба на шее сидеть? Неужели нового настоящего дела в футболе себе не найду? Тут-то бывший партнер по динамовской обороне Александр Новиков, принявший команду первой лиги «Интеррос», пригласил меня на должность тренера. И я с радостью согласился, хотя Толстых со своей стороны предлагал помощь в поступлении в Высшую школу тренеров. Но не могу я сейчас вот так сразу отойти от «живого», практического футбола, слишком многое еще связывает меня с ним.

– Но вот уже второй год эта связь очень тонкая, а сейчас и вовсе остались одни лишь воспоминания о минувших временах. Хотя, конечно, вспомнить есть в чем, ведь 232 матча, сыгранных только в высшей лиге чемпионатов страны, – не шутка. Какие-то из них, наверное, особенно запали в душу?

– Пусть простят меня динамовские болельщики, но самые памятные события в моей карьере футболиста связаны с олимпийской сборной СССР, с нашей победой в Сеуле. Все матчи олимпийского турнира запечатлелись в моей памяти чуть ли не с начала до конца, разбуди меня ночью, и сейчас могу пересказать их во всех подробностях.

– Но создается впечатление, что резонанс от первой олимпийской победы нашей сборной в 1956 году в Мельбурне был заметно сильнее и продолжительнее, чем от сеульской. Олимпийское золото 1988 года почему-то быстро потускнело. Испанцы, например, не устают напоминать о своем олимпийском триумфе 1992 года по малейшему поводу. При упоминании фамилии Феррер обязательно следует титул «олимпийский чемпион», то же самое и по отношению к Гойкоэчеа, Гвардиолы… А у нас о том, что, например, Добровольский – олимпийский чемпион, похоже, все забыли. Или это только кажется со стороны?

– Нет, так оно и есть на самом деле. На последний олимпийский бал, во время которого лучших спортсменов страны разных лет приветствовал президент России Борис Ельцин, из футболистов, чемпионов Олимпиады-88, почему-то пригласили одного только Склярова.

– Удачно женился. Ведь его супруга – тоже олимпийская чемпионка, гимнастка Наталья Юрченко. За компанию с ней, видимо, и на бал попал.

– Может быть, другое объяснение трудно найти, вообще у той нашей олимпийской сборной какая-то странная судьба. Недоброжелателей у нее с самого начала хватало, ее считали какой-то второстепенной. Когда мы обыгрывали всех соперников в товарищеских, а потом в отборочных матчах Олимпиады, это, похоже, особо не впечатляло наше футбольное руководство. Подумаешь, говорили, кого вы там опять обыграли, слабаков каких-то?

– Вы можете привести конкретные факты проявления недоброжелательства к олимпийской сборной СССР в то время?

– Могу, но не хочу. Ведь кто старое помянет, тому глаз вон. Пришлось бы называть имена. Ведь Анатолий Федорович Бышовец нередко приезжал на сборы с Лужнецкой набережной не в лучшем расположении духа, делился со мной, как с капитаном команды, своими невзгодами. Дальше этого не шло, огорчать ребят не хотели, но я-то в курсе дела. Сейчас вспоминать об этом нет никакого желания. Тем более что вопреки всему мы стали олимпийскими чемпионами.

– Предположим, кто-то не верил в звезду той олимпийской сборной, но неужели вы сами, футболисты, рассчитывали на столь грандиозный успех?

– Стопроцентной уверенности в победе, конечно, не было. Но ехали мы побеждать – это однозначно. Ведь недолгая предыдущая история нашей команды была победной, два года мы никому не проигрывали.

У нас достаточно быстро сложился костяк, определявший микроклимат в команде. Бышовец как-то ненавязчиво сумел привить нам этот победный дух, сплотить команду. Он не имел привычки настраивать игроков в плане «лечь костьми, но вырвать победу». Я и сейчас затрудняюсь сказать, как он это делал. Ведь до встречи с ним у многих из нас международный опыт был смехотворный. Но выходили на каждый матч и выкладывались с первой до последней минуты. Победный дух, словно бес, вселился в нашу команду еще в товарищеских матчах, вышибить его уже было невозможно.

– Это особенно отчетливо проявилось в двух завершающих матчах сборной СССР в Сеуле с командами Италии и Бразилии, когда вы первыми пропускали гол…

– Отыгрывались мы потому, что, во-первых, из пропущенного мяча трагедии не делали, во-вторых, на пути к полуфиналу успели осознать, что по своему уровню выглядим не хуже признанных фаворитов турнира, а в-третьих, привыкли биться до конца. И когда за 12 минут до окончания основного времени матча с Италией Добровольский сравнял счет, чрезмерного восторга это у нас не вызвало. Иначе просто не могло быть. Если 90 минут матча с итальянцами наше преимущество было заметным, и не более того, то в дополнительное время мы просто подавили соперников, Нарбековас и Михайличенко довели счет до 3:1, и лишь под занавес Карневале удалось скрасить поражение своей команды – 2:3.

– Почти то же самое произошло и в финальном матче с командой Бразилии.

– Бразильцы проиграли нам еще до начала матча. Мы приехали чуть позже них, смотрим, они все вывалили на поле с видеокамерами, смеются, позируют друг другу, словом, ждут не дождутся, когда им золотые медали вручат. Кстати, увидели мы их за час до финала… впервые. Посмотреть сборную Бразилии в деле нашим тренерам не удалось, а обещанная видеокассета с записью одного из матчей бразильцев до нас почему-то не дошла.

Установка на матч была короткой: поскольку в технике с соперниками тягаться бессмысленно, решено было отдать им инициативу и попытаться добиться успеха за счет быстрых контрвыпадов. Этот план удалось реализовать, раз за разом мы ловили бразильцев на контратаках, скорость оказалась нашим главным союзником в тот вечер.

Помог нам и пропущенный на исходе первого получаса игры гол. Его забил Ромарио. После этого бразильцы еще больше разомлели. Когда Добровольский (с пенальти) провел ответный мяч, а Юрий Савичев (в дополнительное время) – второй, соперник уже не смог переломить ход игры.

– Ромарио тогда все-таки забил. Против него кто-нибудь играл персонально?

– Я играл. Хотя прямой такой установки не получал. Просто по ситуации на поле понял, что должен взять на себя опеку самого результативного бразильца. Было видно, что техник, дриблер он незаурядный, да и скоростью не обделен. В то же время, не сочтите за бахвальство, ничего существенного за весь матч Ромарио создать тогда не удалось.

– Но существеннее забитого гола трудно что-то придумать на поле…

– Гол мы пропустили в «криминальной» ситуации. Дима Харин вышел на перехват мяча, уверенно опережая соперников. Я все это видел и расслабился. Но в последний момент нашего вратаря грубо толкнули, мяч долетел до Ромарио, который послал его в сетку буквально с линии ворот.

– После победы над итальянцами с Тассотти, Феррарой, Криппой, Эвани, Рицителли, Карневале в составе и бразильцами, имена которых – Ромарио, Карека, Бебето, Таффарел, Жоржиньо – до сих пор у всех на слуху, нашу команду уже не считали молодцом среди овец?

– Похоже, наши спортивные руководители тоже постепенно уверовали в возможности сборной. Вообще-то уже после выхода в финал Олимпиады они объявили, что свою задачу мы выполнили. Даже с гаком. Тем не менее, к финалу все-таки запаслись шампанским. На всякий случай. Это было потрясающее шампанское, которого не отыскать, наверное, и во всех погребках Франции. Мы сходили с ума от счастья, купаясь в его янтарных брызгах. Мы заслужили его не только волей, характером.

Вот вы перечислили имена нынешних звезд европейской и мировой величины. Но в Сеуле их затмили наши Игорь Добровольский, Алексей Михайличенко, блестяще защищал ворота Дмитрий Харин. Ни в одной команде не было лидеров такого уровня, что в немалой степени и решило исход борьбы за звание олимпийского чемпиона.

– Но капитаном команды почему-то выбрали вас?

– Наверное, я постарше всех был, вот и выбрали. В футболе ведь, как в нормальном обществе, старших принято слушаться.

– Приходилось командовать на поле?

– Я по характеру не командир, скорее советчик. Много беседовал, особенно с самыми молодыми, объяснял, что Олимпиада – это огромный шанс проявить себя, может быть, единственный, последний (для меня-то она точно была таковой), на поле поддерживал, чтобы не падали духом из-за ерундового эпизода, подсказывал по ситуации, обрывал ненужные разговоры, реплики, ведь когда начинается базар, игра кончается.

– Как капитану команды, вам потом еще пришлось «нелицеприятно» объясняться по поводу этого успеха с самим президентом Бразилии.

– Спустя некоторое время после нашего триумфа я был приглашен в Кремль. Оказывается, президент Бразилии Фернандо Коллор де Мелло, прибывший в Москву, пожелал лично познакомиться с капитаном олимпийской сборной СССР. Так я попал на торжественный ужин, во время которого президент Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачев представил меня президенту Бразилии. Он сначала устроил небольшой розыгрыш, сделал вид, что отказывается подать руку одному из «обидчиков» его команды, но потом, рассмеявшись, заметил: «Фортуна в тот день перелетела из нашей раздевалки в вашу». На что я ответил традиционно: «Везет сильнейшим».

– Для вас это был последний светлый эпизод, связанный с победой на Олимпиаде?

– Пожалуй, да, последний. Когда сломался, два года мыкался по хирургическим кабинетам, мой титул олимпийского чемпиона оказался никому не нужным. Хотя, может быть, сейчас время такое у нас, а может быть, общество такое.

Сергей Кирьяков, приехав как-то в отпуск из Карлсруэ, посмотрел, как я хромаю, и говорит: «В Германии ты бы первым делом хорошую страховку получил при такой травме. Плюс имя, звание олимпийского чемпиона… Вся страна тебя лечила бы, до конца жизни горя не знал…»

– Вы в обиде на судьбу?

– Нет, при всех своих несчастьях я благодарен ей. Ведь моей единственной мечтой в юношеском возрасте было попасть в команду мастеров. А судьба вон куда меня вознесла.

– Именно в юношеском, а не в детском возрасте?

– В детском я легкой атлетикой занимался, бегал на средние дистанции, даже во Всесоюзной спартакиаде школьников участвовал. А в футбол играл за дворовую команду, в своем родном городе Муроме, вполне приличную, кстати, команду. Четыре раза мы выигрывали первенство Владимирской области, выступали в зональных соревнованиях на призы «Кожаного мяча». Только лет в 15 меня подсмотрел где-то тренер муромского «Авангарда» Юрий Ладыгин и научил азам тактики. А то ведь я не имел никакого понятия, куда и когда бежать на поле, как открываться для приема мяча, в 17 лет меня уже пригласил во владимирское «Торпедо» Владимир Юлыгин, много поработавший со мной индивидуально. Я быстро усваивал уроки еще и потому, что компания во владимирском «Торпедо» тогда подобралась знатная, полкоманды москвичей – Кузьмин, Васьковский, Тукманов, Забиняк, Абрамов и другие, поигравшие в высшей лиге. Тогда вторая лига чемпионата была не чета нынешней, там игроки росли, как грибы после дождя. Я играл нападающим, забивал не сказать, чтобы много, но остроту нагнетать научился, на мне соперники частенько зарабатывали пенальти в свои ворота.

Уже в 1979 году Николай Кузьмин, бывший московский торпедовец, порекомендовал меня тогдашнему тренеру автозаводцев Владимиру Салькову, у которого было время познакомиться со мной в матчах сборной РСФСР перед турниром «Переправа». В то время у меня было приглашение еще и от «Спартака», а в «Локомотив» даже успел заявление написать. Но наша сборная неудачно выступила на «Переправе», и в Москве меня и Валентина Козлова из Рыбинска встречал только представитель «Торпедо».

– Сальков, помнится, сразу поверил в вас.

– Он увидел меня в своей команде правым полузащитником, 7 раз поставил за дубль, а 10 мая 1979 года я впервые вышел в основном составе на матч с ЦСКА. Мы победили – 2:1, и с тех пор я практически не выпадал из состава до конца сезона.

– Тем не менее, на следующий год места в нем вам не нашлось.

– «Торпедо» неудачно выступило в том первенстве, Салькову пришлось уйти из команды, вернулся Валентин Иванов, и грянули большие перемены. Большинство игроков, приглашенных Сальковым, рассчитали сразу. Мне Иванов предложил опять поиграть за дубль. Вновь «проявлять себя» в «Торпедо» мне что-то не хотелось. Тем более что появились предложения из команд первой лиги – «Шинника», «Кубани», «Факела»… Настойчивее других оказался тренер «Кубани» Владимир Михайлов, и я поехал в Краснодар. Но у Михайлова не сложились отношения с тамошним руководством, он вернулся в Москву, а мне советовал остаться. Однако и мне стало неуютно в Краснодаре, и, никому ничего не говоря, я махнул в Воронеж.

– В составе «Факела» вы словно заново родились как футболист.

– Это было хорошее время. Сначала под руководством Бориса Яковлева, а потом – Виктора Марьенко «Факел» шел по восходящей: 5-е, 3-е, потом 1-е место в первой лиге и выход в 1984 году в группу сильнейших. В четвертьфинале розыгрыша Кубка СССР того же 1984 года мы обыграли «Спартак», получили звания мастеров спорта.

– В «Факеле» определилось и ваше истинное футбольное призвание. Как это произошло?

– Однажды перед матчем в Ташкенте с «Пахтакором» получил травму наш правый защитник Андрей Шашкин. Заменить его оказалось некем, и Борис Евгеньевич Яковлев предложил сыграть на фланге обороны мне. После матча он поздравил меня с удачей: «Вот же оно, твое настоящее место в команде». С тех пор я – правый защитник. Наша оборона в те годы, а вместе со мной ее составляли Сергей Савченков, Олег Осипов и Шашкин, славилась в первой лиге. Если «Факел» открывал счет, можно было считать, что победа у нас в кармане. Я тогда был на вершине блаженства, считал, что достиг в футболе всего, о чем мечтал.

– Но судьба, как оказалось, приготовила вам новый сюрприз.

– Могу теперь признаться, не хотел я идти в «Динамо». Ведь от добра добра не ищут. Тем более в Москве я уже однажды обжегся… Однако пришло время решать армейский вопрос, отсрочки в связи с моей учебой в Воронежском филиале МОГИФКа кончились. Ладно, подумал, отслужу и вернусь.

С главным тренером «Динамо» Эдуардом Васильевичем Малофеевым мы были знакомы. Возглавляя сборную СССР, он однажды пригласил меня на сбор еще из первой лиги. Сыграть не пришлось, доктор Савелий Мышалов осмотрел очередные швы на моем колене и запретил выходить на поле. Но тот вызов не прошел бесследно, больших футболистов удалось посмотреть, в одной комнате с Олегом Блохиным жил.

Начал я в «Динамо», как водится, с дубля, но уже через два тура дебютировал в основном составе, и в том, 1986 году мы едва чемпионами не стали, в двух заключительных матчах с киевскими одноклубниками были сильнее, но, тем не менее, уступили им, скорее всего из-за недостатка опыта (1:1 и 1:2).

– После таких успехов о демобилизации, о возвращении в Воронеж уже не мечтали.

– Забыл напрочь. Легко вписался в динамовский состав, почувствовал, что это совершенно новый уровень, и я, как ни странно, не выгляжу на фоне остальных белой вороной. Так оно и пошло. Потом капитаном команды выбрали. Эх, играть бы мне еще да играть. Ведь при тестировании как раз перед тем злополучным прыжком первым по всем показателям был…

– Но вам тогда уже 33 года стукнуло, возраст футбольного ветерана…

– «Дожил» я до таких лет в футболе во многом благодаря тому, что у тренеров никогда не было проблем со мной, а у меня, в свою очередь, не было проблем с подготовкой к матчам, с режимом. Не знаю, некоторые мучаются от всяческих запретов: того нельзя, этого… Меня же никогда не тянуло «на подвиги» вне футбольного поля, хватало эмоций и в его пределах.

– Переходы из атаки в среднюю линию, а потом в оборону дались вам легко?

– Если бы меня в обороне ограничили только разрушительными функциями, я бы, наверное, с тоски помер. Но каждый тренер – Яковлев, Марьенко, Малофеев, Бышовец, Газзаев – развязывал мне руки, давал простор мысли, импровизации, чувствуя, что меня тянет в атаку. В защите мне очень пригодились навыки форварда, постоянно искал момент для выходов вперед, помощи наступлению, вылазки к воротам соперников совершал регулярно, и потому чистым защитником себя никогда не ощущал. Скорее вольным стрелком, ответственным за свою зону в обороне.

– В какой момент футбольной карьеры вы решили избрать для себя в дальнейшем тренерскую стезю?

– Вообще я не привык с самого начала пропускать мимо ушей ни одного слова тренера, даже брошенного будто бы между прочим. Словом, играл, учился, но впервые серьезно задумался о профессии тренера, став капитаном олимпийской сборной СССР.

– Считаете капитанскую повязку первой ступенькой на пути к успехам в тренерском ремесле?

– Не хотел бы проводить какие-то параллели, на посмотрите: многие ныне преуспевающие наши тренеры в свое время были капитанами команд – Романцев, Садырин, Сальков, Газзаев, Аверьянов, не говоря уже о Константине Бескове. Целый отряд, так что о случайном совпадении тут вряд ли может идти речь.