Вениамин Мандрыкин: «Самые бесстрашные люди – вратари и нападающие»

«Спорт-Экспресс», 21.07.2009

Вратари редко бывают счастливы. Эта профессия предполагает скорее философское к ней отношение. Место ведь одно. И, как сказал мне однажды знаменитый голкипер тогда еще ЦСКА Дмитрий Харин, если вместо тебя встал кто-то другой и сыграл хорошо, считай, это место потеряно.

Впрочем, когда в конце июня мы встречались в австрийском Штигерсбахе с Вениамином Мандрыкиным, мне казалось, что он-то как раз должен быть доволен судьбой. Травма, полученная им 11 мая в игре с «Кубанью» за несколько минут до конца матча, почти не давала о себе знать, и Вениамин совершенно не подозревал, что спустя пару недель все-таки окажется на операционном столе. Предвкушал, как продолжит играть в «Ростове» на месте основного голкипера.

– Чем больше играю, тем больше хочется, – сказал он мне тогда. – И возраста совсем не замечаю. Хотя мне уже 27…

– Мне всегда казалось, что вратарь – самое уязвимое амплуа. Можно всю жизнь тренироваться, готовиться – и не получить никаких шансов занять место в воротах. Всю жизнь просидеть в запасе. И для меня всегда было загадкой: почему люди сознательно выбирают себе столь тяжелую судьбу – становятся вратарями?

– Об этом не думаешь даже. Когда я только начинал играть в футбол во Владикавказе, хотел стать нападающим – все ведь забивать хотят. Но по росту был высоким. И на поле любил возвращаться назад и защищать ворота. Но потом случилось так, что один из вратарей получил сотрясение мозга. Занять его место предложили мне – как самому рослому. Ну, а потом понравилось.

– Зачем же уходили из футбола, едва начав им заниматься?

– Пока играл нападающим, в команде не всегда находилось место. Поэтому в какой-то момент я сам решил, что футбол меня больше не интересует. Вот и ушел на целый год. Тренер дважды ко мне приезжал, уговаривал вернуться в команду. И в итоге уговорил – соблазнил поездкой в Америку на молодежные игры. А там мы выиграли. Вот и стал тренироваться уже серьезно. До 2001-го играл в «Алании». Потом перешел в ЦСКА, когда там главным тренером Павел Садырин был. А еще через полгода в клуб пришел Валерий Газзаев.

ДВА СОТРЯСЕНИЯ МОЗГА

– Не жалели тогда, что перебрались в ЦСКА, вместо того чтобы уехать играть за границу? Вас же приглашали, насколько знаю.

– Да, в «Бордо». Даже ездил на 10 дней во Францию – тренировался. Это было в январе 2000-го. Но потом все затихло. Мне сказали, что та сумма, которую предлагали французы, просто не устроила «Аланию». А в августе или сентябре того года за мной приезжали уже из «Лечче». И тоже не сошлись с руководством клуба в деньгах.

– Сильно переживали по этому поводу?

– Мне хотелось уехать, если честно. Хотя потом я пришел к выводу, что все получилось к лучшему. Мне было 18 лет, толком не поиграл в России…

– Зато было бы легче адаптироваться.

– Возможно, что так. Но я все равно считаю, что уезжать не стоило. В том же «Бордо» меня хотели брать на перспективу. Основным вратарем там был Раме. Ну так он и играет там до сих пор уже лет 20. Никому из других вратарей просто нет хода. Точно так же и я мог все эти годы там проболтаться. Хотя даже французский язык учить тогда начал.

– А домой с каким чувством возвращались, когда контракт сорвался, – с облегчением или сожалением?

– Не помню даже. Значит, не очень важно для меня это было.

– Могу понять: в «Алании» вы стали основным голкипером после ухода Заура Хапова, да и в ЦСКА без работы не сидели, пока не случилось травмы…

– Первая травма, когда в 2002-м я повредил мениск, сильно не сказалась, несмотря на то, что потребовалась операция. До конца чемпионата тогда оставался всего месяц, и руководители команды пригласили Руслана Нигматуллина именно с тем расчетом, что я восстановлюсь и снова встану в ворота. Так и получилось. Но в 2003-м я снова травмировался. И вот тогда уже потерял многое.

– Имеете в виду, что к моменту вашего возвращения место в воротах оказалось прочно занятым?

– Да. За те два месяца, что я восстанавливался, очень хорошо заиграл Игорь Акинфеев. До травмы я играл постоянно, особенно радовался, когда мы выиграли Кубок, потом – чемпионат страны. А вот начиная с 2004-го ситуация стала иной. В сезонах-2005 и 2006 вообще почти не выходил на поле. Поэтому когда в 2007-м провел около тридцати игр, удовлетворение испытал большое.

– Помните свои ощущения, когда впервые встали в ворота после столь долгого перерыва?

– Это был как раз матч со «Спартаком». Cыграл я неплохо. Все-таки не первая игра в жизни. Да и бояться мне не свойственно. Тот, кто на поле чего-то боится, в футбол долго не играет. Не сможет.

– Неужели вам никогда не бывало страшно?

– В игре – нет. Хотя доставалось изрядно. Несколько раз сотрясение мозга получал.

– На этот случай в голове хоть какие-то основы техники безопасности сидят?

– Мне кажется, что большинство вратарей и нападающих вообще не думают об этом, когда находятся на поле. Хотя пространство перед воротами – самая горячая точка, когда забивается мяч. Один рвется, чтобы забить, другой делает все, чтобы этого не допустить. Может случиться все что угодно. Бывает, что и в лицо мячом попадают, и пальцы выбивают, или сам на руку упадешь. Но это еще не так страшно. Мячом еще никого не убили, как у нас говорят. Гораздо хуже, когда ты играешь на опережение, а нападающий, вместо того чтобы попасть ногой по мячу, бьет тебе по голове. Два сотрясения мозга я именно так и получил.

– То есть нападающие и вратари – самые бесстрашные люди?

– А иначе нельзя. Если чего-то бояться, оно обязательно произойдет. Нельзя такие вещи в голове держать. Во всяком случае, я сам никогда не взвешиваю свои действия с той точки зрения, что может случиться травма. В тренировке – дело другое, там бережешься. Особенно если поле «каменное». Да и любой умный тренер прекрасно понимает, что если на такой поверхности заставлять вратарей прыгать по «девяткам», мы все бока себе отобьем, а потом неделю работать не сможем. Хотя правильно приземляться футболистов – и вратарей в особенности – учат с детства.

СПАСИБО Вячеславу ЧАНОВУ

– Вам сильно досаждала мысль, что скорее всего снова окажетесь в резерве, как только Акинфеев восстановится после травмы?

– Не думал об этом. Просто играл.

– Не могу представить, как можно заставлять себя изо дня в день тренироваться с полной отдачей, понимая, что в матчах в ворота встанет другой игрок?

– Это тяжело. Лично мне всегда очень помогал армейский тренер вратарей Вячеслав Чанов. Да и Володе Габулову, знаю, тоже.

– А чем вообще можно помочь в такой ситуации?

– Чанов ведь и сам побывал в этой шкуре – до 27 лет вообще толком не играл. Он много рассказывал нам о собственной карьере, делился опытом. Это же очень важно понимать, что не ты первый, не ты последний – просто работа такая.

– Чем вы себя мотивировали тогда, приходя на тренировки?

– Тем, что дважды в год бывает период дозаявок и надо всегда быть готовым к тому, что тебя востребуют, что в клубе может в любой момент образоваться ситуация, когда тебя выпустят на замену. Как, собственно, это и произошло в ЦСКА, когда Игорь травмировался. Когда он вернулся на поле, я постоянно просил руководство ЦСКА, чтобы меня отпустили в другой клуб. Чтобы я мог играть. Я знал, что клуб и на самом деле ищет возможность меня отдать, а значит, нужно было быть готовым к такому развитию событий. Другое дело, что перехода долго не получалось, хотя периодически возникали какие-то варианты. Ну, а потом меня взяла в аренду «Томь».

– Простите за неприятный вопрос, но вам что, действительно до такой степени было все равно, где играть, что вы согласились на «Томь»?

– Естественно, я понимал, что иду в команду с несопоставимым уровнем притязаний. Что никакой речи о том, чтобы бороться за первые места, как это было в ЦСКА, не идет. Но желание играть оказалось сильнее. Гораздо труднее сидеть на лавке и смотреть, как играют другие.

– Слышала, что на новом месте вам сильно не понравилось.

– Было такое. В команде меня нормально приняли: и руководство хорошо относилось, и тренеры, но в Томске я постоянно ощущал какой-то внутренний неуют. Некомфортно было. Хотя родился и вырос я в городе меньшего размера. Я говорил об этом совершенно открыто и сейчас рад, что перебрался в Ростов.

ЯСНО ВЕДЬ, ЧТО В ЦСКА ИГРАТЬ НЕ БУДУ

– Как вы представляете себе свою дальнейшую судьбу?

– У меня контракт с ЦСКА до 2011 года. Если в конце года удастся договориться о том, что меня продадут, было бы хорошо.

– А в чем, собственно, разница – быть проданным или находиться в аренде? Тем более что условия аренды, насколько мне известно, не накладывают на вас никаких ограничений.

– В том, что каждый год, когда заканчивается сезон, ты не имеешь ни малейшего понятия о своем будущем. Вроде по-прежнему в клубе, а на самом деле неизвестно где. Ясно ведь, что в ЦСКА играть не буду.

– Вы часто думаете об этом?

– Если бы вы не спросили, то и не вспомнил. На самом деле я воспринимаю свою ситуацию как должное. Потому что это – некая реальность. Подписал контракт – значит, должен год отработать, показать максимум, на что ты способен. А дальше – как сложится. Не все же от меня зависит.

– Вы болезненно воспринимаете, если ваши планы рушатся?

– Нет. Уже успел понять, что в жизни так происходит гораздо чаще, чем наоборот. Не вспомню, во всяком случае, чтобы необходимость менять планы становилась для меня ударом.

– Сейчас вы уже не задумываетесь о том, чтобы уехать в другую страну?

– Разве что в очень сильный клуб, куда меня никто не позовет.

– А если ЦСКА решит продать Акинфеева, вернулись бы с удовольствием?

– Конечно. Но мне кажется, такого уже не случится. В начале сезона был период, когда мне еще не нашли команду, а ЦСКА собирался уезжать на тренировочный сбор. Меня не взяли. Поэтому так и рассуждаю.

– Как думаете, почему вас не позвали?

– Наверное, так решил новый главный тренер.

НАИБОЛЬШИЕ НАГРУЗКИ ДАВАЛ ГАЗЗАЕВ

– Вам случается уставать от футбола? Так, что видеть поле не хочется?

– Это традиционно происходит в первые дни после отпуска. Каждый сезон. Естественно, в отпуске я тоже стараюсь делать какие-то упражнения, пробежки, но это несравнимая нагрузка. После первых трех дней нормальных тренировок белый свет не мил. Не то что играть – жить не хочется. Каждая мышца болит, передвигаешься, как робот. Но потом эти три дня проходят, и все встает на свои места.

– Кто из тренеров, с которыми вам доводилось работать, наиболее жесток в отношении предсезонной подготовки?

– Не стал бы называть это жесткостью, но в плане нагрузок и объема работы трудно поставить кого-то вровень с Газзаевым.

– Помнится, на одном из сборов я обратила внимание, что кто-то трудится в поте лица, а те же бразильцы, как только дело доходит до тяжелой физической работы, начинают, мягко говоря, сачковать. Как вы с этим мирились?

– А что тут поделаешь? Менталитет у них такой. Говорит человек, к примеру, что у него что-то болит. Все прекрасно понимают, что игрок просто передохнуть хочет. Но как докажешь, что это не так? Вдруг действительно кто-то травмируется? Между собой мы постоянно подшучивали на эту тему, но агрессии ни у кого не было. Да и не все бразильцы одинаковы. Тот же Вагнер всегда старался работать наравне со всеми. Как и Жо. Дуду вообще тренировался больше, чем надо.

У Газзаева как-то получалось с ними справляться. Ведь все играли, и играли хорошо.

ЛУЧШЕ БИТЬ ПЕНАЛЬТИ, ЧЕМ ПОДБРАСЫВАТЬ МОНЕТКУ

– Вы ощущаете, что вам уже 27?

– Нет. Пока не замечаю, что мне не хватает сил или выносливости, нормально восстанавливаюсь. Что же касается желания играть – оно лишь увеличивается.

– Свои достижения как-то фиксируете? Сухие матчи, например?

– В сезоне, естественно, на такое обращаешь внимание, тем более что журналисты постоянно это считают. А сколько их было за всю жизнь, даже не знаю.

– А самый яркий матч назвать можете?

– Их было много. Наверное, поэтому и выбрать тяжело. Когда еще за «Аланию» играл, в одном матче два 11-метровых как-то отразил при счете 1:1. Самая большая серия пенальти у меня была в Суперкубке с «Локомотивом». По семь ударов. Нам не забили три, мы не забили четыре…

– Вы считаете пенальти справедливым продолжением игры?

– Это справедливее, чем подбрасывать монетку. Или играть матч заново от начала и до конца. Говорят, что пенальти – это лотерея, но я так не считаю. В этом тоже заключается вратарское мастерство.

Совершенно особенные воспоминания – победа в Кубке России, в чемпионате России и в Кубке УЕФА, хотя в том розыгрыше мне не довелось играть в воротах. Понимаю, что у тех, кто находился на поле, ощущения были гораздо более яркими, но и свои переживания помню до сих пор. Еще помню, как в 1998-м дебютировал в высшей лиге – вышел на замену и отыграл минут 15. А в 1999-м отстоял целиком весь матч с «Сатурном». Но это уже так, мелочи.

ЛУЧШИМ ГОЛКИПЕРОМ СЧИТАЮ БУФФОНА

– Перед матчами вы как-то пытаетесь анализировать, кто как играет, от кого следует ждать неприятностей?

– Об этом думают тренеры. Просматривают игры соперника, отмечают сильные стороны, слабые. А мне какой смысл задумываться? Допустим, Вагнер – один из лучших нападающих в мире с моей точки зрения. Так что – не выходить против него, что ли? К тому же в футболе мало что заранее предсказать можно. В 2002-м, например, Ролан Гусев лучше всех пробивал штрафные. А потом вдруг как отрезало. С Бекхэмом та же история была. Не знаю, с чем такое связано.

Я, например, считаю лучшим вратарем Буффона, но и у него случались неудачные периоды. В футболе ведь восхищают не столько конкретные игроки, сколько моменты. Сегодня они у одного, завтра – у другого.

– Чем вам симпатичен Буффон?

– Долго играет, на стабильно высоком уровне, много титулов. Да и вообще импонирует своими качествами. Понимаете, вратарь может «взять свое» – и многих, кстати, удовлетворяет, когда он делает только это, но может и выручить. Меня восхищает, когда выручают. Хотя иногда невозможно понять, каким образом человек взял тот или иной мяч.

– Вам ведь тоже спасать приходилось.

– Не один раз. Но при этом я никогда не считал, что результат – моя заслуга.

ТРЕНЕРОМ СЕБЯ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ

– Вы хотели бы после окончания карьеры остаться в футболе тренером?

– Такая перспектива не особо привлекает.

– И аргументы есть?

– Наверное, все дело в том, что тренерскую профессию я вообще не очень себе представляю. Может, потому, что до сих пор играю сам. Хотя учить детей пробовал, и получалось неплохо. Объясняю вроде доходчиво. Образование-то у меня педагогическое – Академия физической культуры. На самом деле я очень хотел бы продолжить учебу. Как минимум – выучить язык. Мне еще в школе учительница говорила, что можно вообще ничего кроме языка не знать, и всегда будет кусок хлеба. А я вот не удосужился. Хотя в школе учился хорошо – и родители, и первый тренер в этом отношении на меня сильно нажимали. До девятого класса был отличником – моя фотография даже на доске почета висела. Потом, когда серьезные разъезды начались, стал учиться хуже, но с доски меня так и не сняли, поскольку уже спортивные успехи начались.

– Если бы вас попросили дать характеристику команде, за которую играете сейчас, что бы вы о ней сказали? В чем вообще феномен «Ростова», на ваш взгляд?

– С задачами и мотивацией у нас все в порядке, потому что все знают, что каждый очередной шаг наверх будет отмечен. В Томске такого не было. Там ставилась более общая задача – попасть в восьмерку, не важно, на каком месте. А в «Ростове» все конкретно: предусмотрены определенные бонусы за результат. От первого места и зоны УЕФА – до десятого.

– Другими словами, все играют за деньги?

– В том числе. К тому же «Ростов» только в этом сезоне вышел из первого дивизиона, поэтому многим очень хочется показать себя именно в премьер-лиге. В сложных матчах, с сильными соперниками. Это очень здорово добавляет и мотивации, и азарта. Команда хотя и не имеет больших финансовых возможностей, берет именно тех игроков, которые нужны. Тех, кто хочет играть, кто понимает партнеров. В этом, безусловно, огромная заслуга тренера – Олега Долматова. Плюс случалось определенное везение. Без него в футболе никуда.

– А мечта у вас есть?

– Конечно. Выиграть Лигу чемпионов, чемпионат Европы, чемпионат мира…

– И с какой же командой, если не секрет, вы собираетесь это делать, при том, что вас еще ни разу не вызывали в сборную?

– Для того чтобы там оказаться, надо прежде всего хорошо играть за свой клуб. Так что поживем – увидим. В конце концов все начинается именно с мечты.