Капитан «золотой» команды

«Футбол», 11.1995

Нынешняя осень особенная для поклонников московского «Торпедо». Да и не только для них, а для всех, кто ценит красивый, зрелищный футбол. Тот футбол, который демонстрировали в 60-м году столичные автозаводцы. Нынче исполняется 35 лет с той незабываемой осени, когда торпедовцы нарушили гегемонию трех столичных богатырей – «Спартака», «Динамо», ЦСКА. Словно вихрь в торпедовской форме пронесся в тот год над страной, было смято и оттеснено на второй план великое трио: впервые чемпионами стали автозаводцы, завоевавшие одновременно и Кубок СССР. Та победа была эффектной. В составе заводской команды играло немало прекрасных футболистов: Иванов, Метревели, Гусаров, Воронин, Шустиков… Среди них и защитник Александр Медакин, капитан той торпедовской дружины.

Пять лет назад он хотел добиться почти невозможного: вернуть время, явственно прикоснуться к незабываемой победе – дублю 30-летней давности. Хоть на день, на миг пережить вновь те сладостные победные мгновения. Поэтому он, капитан той великой команды, так страстно выступал тогда в прессе, обивал пороги спортивных организаций, просил, убеждал, настаивал: давайте организуем футбольный праздник, посвященный юбилею триумфа родной команды. Увы, не достучался, недоубедил, не нашел взаимопонимания. Глас вопиющего…

Два с половиной года назад Медакина не стало. Ушел еще один из плеяды великих.

Остались фотографии, вырезки из газетных и журнальных статей, которые Александр Георгиевич аккуратно хранил и любезно передал их в мои руки. И что удивительно, о нем в них, правом защитнике торпедовцев, игроке сборной страны, написано до обидного мало, скудно. Преобладают в основном заметки в несколько строк: ни обстоятельного интервью, ни тем более очерка. Не жаловала своим вниманием этого коммуникабельного человека и прекрасного футболиста пресса того времени. Странно и несправедливо.

То, что упущено, в какой-то мере компенсировано всевидящим оком фотокорреспондентов. Здесь, на снимках, Медакин красавец – решителен, смел, на удивление фотогеничен, так и ваяй из него скульптуру. Такой образ запечатлелся, запомнился, отложился в памяти у любителей футбола 60-х на долгие годы.

Как же играл Александр Медакин? Почему товарищи по команде именно его выбрали капитаном?

Виктор Шустиков:

– По своему амплуа мы были защитниками – он правым, я центральным. Естественно, приходилось подстраховывать друг друга, помогать. И я не помню такого случая, чтобы Саня подвел меня. Я всегда мог на него положиться. В 60-х годах у нас было несколько очень принципиальных матчей с киевлянами, нашим главным соперником. Опекать Медакину пришлось тогда Лобановского. Так вот, наш капитан основательно взял «под ключ» киевлянина, не оставив ему никаких шансов. Так было в каждой нашей игре. И что интересно, у такого рослого игрока, как Лобановский, Медакин выиграл практически все верховые мячи.

Он был прекрасно подготовлен физически, атлетически сложен, мощно и, что очень важно, очень быстро бегал, вместе с Островским Медакин был лучшим спринтером в команде. Выиграть у него единоборство было для форвардов соперника непосильной задачей – всегда первым у мяча оказывался Медакин, если еще учесть, что в выборе позиции он практически никогда не ошибался.

По своей натуре Медакин был человеком азартным и в футбол играл соответствующий своему характеру – тоже азартный. Каждое единоборство для него было очень важно – он очень не любил уступать, проигрывать даже в эпизоде, не говоря уже о конечном результате. Играл смело, очень решительно, шел на соперника, что называется, с открытым забралом, но всегда в рамках правил. В атаку частенько подключался, иногда оказывался в ее завершающей стадии, – у него был хороший, хлесткий удар.

Говорят, особенно ярко проявляет себя человек в счастливые минуты. В связи с этим вспоминаю часто финал Кубка 60-го года. Шли последние минуты дополнительного времени, счет был 3:3. И вот, когда по стадиону объявили, что состоится переигровка, Валентин Козьмич Иванов забил победный гол тбилисцам – 4:3. Это был очень счастливый миг. Затем в заводской столовой мы праздновали победу. Половником наливали из кубка в бокалы шампанское. И здесь, как и на поле, Медакин был душой компании: шутки, прибаутки сыпались из его уст безустанно…

Валентин Иванов:

– Медакин был очень коммуникабельным человеком, мог найти общий язык с любым, к тому же весельчак, компанейский парень, а команда – это, прежде всего компания. По своему складу он был лидер, способный повести людей за собой, мог жестко, но всегда справедливо высказать всю правду, если надо, прикрикнуть или посоветовать во время игры. За эти качества команда и избрала его капитаном.

Сам же Александр Георгиевич, человек на удивление скромный, очень остроумный, предпочитал всегда, прежде всего, говорить о товарищах и команде и только в последнюю очередь о себе. Вот несколько фрагментов из бесед с ним.

ИГРАЛИ ДЛЯ ЗРИТЕЛЕЙ

Чудесное было время, и как счастливы были мы в нем – играть в такой отличной команде, жить в таком замечательном коллективе. Истоки того успеха многогранны, они – как звенья одной цепи. Главным же звеном был великий футбольный дирижер Виктор Александрович Маслов, тренер от Бога. Создание той команды-мечты он начал со скрупулезного отбора исполнителей. Одинаково равными критериями в этом деле были для него как футбольные навыки, так и нравственный стержень, под которым «дед» понимал прежде всего патриотизм, преданность родному клубу, желание футболиста полностью отдать себя общему делу. И это не просто слова. Каждый из претендентов на место в его команде проходил так называемое собеседование. Виктор Александрович сверлил игрока глазами-буравчиками и через каждую минуту-другую допытывался: «А точно ты знаешь, что хочешь играть именно в «Торпедо»? Так скрупулезно «лепил» Маслов команду, с которой связывал огромные надежды. И в основе «лепки» было желание создать коллектив единомышленников. Он подбирался в течение трех лет, после чего так звонко выстрелил. Имена форвардов Валентина Иванова, Геннадия Гусарова, Славы Метревели, полузащитников Валерия Воронина, Николая Маношина, защитника Виктора Шустикова были в те годы у многих любителей футбола на устах. «Торпедо», положившее в 60-м золотые медали в хрустальный кубок, было очень молодой и перспективной командой – средний возраст игроков не превышал 22 лет.

Первоосновой всего был для нас напряженный труд. Каждый знал, если он не доработает на тренировках, то подведет товарищей по команде. Поэтому «пахали» до изнеможения. Бывало, до того наработаешься на тренировке, что, идя в раздевалку после нее, почти ничего не видишь: пот из глаз ручьем льется.

Зато игралось в охотку, с удовольствием – знали, зрителям такая игра импонирует: атакующая, темповая, результативная. И каждому из нас хотелось понравиться болельщикам. То были романтические времена. Играли не за страх, а за совесть. Машины, квартиры не выбивали, жили в коммуналках, никаких льгот и благ не требовали – для нас существовал только футбол, им и жили. За выигрыш первенства и кубка каждый из игроков получил, если не ошибаюсь, по 400 рублей. Не бог весть какие деньги. Я бы даже сказал, скромные, явно неадекватные «золотому дублю» и огромному труду. Поверите или нет, но не в, деньгах для нас тогда было счастье.

МОЙ ДРУГ ВАЛЕРИЙ ИВАНОВИЧ

Это была команда джентльменов, а самый из них – Валера Воронин. Казалось, это внутреннее качество – джентльменство – он впитал с молоком матери или привез из той же Англии. Он выходил на игру, приветствуя зрителей, соперников и как будто предлагал противникам: сыграем в красивую, честную, благородную игру. Всегда набриолиненный, красивый, он эстетически наслаждался ходом игры, своим в ней участием. Он ИГРАЛ и хотел, чтобы играли все.

Футбольные подвиги моего друга Воронина довольно широко описаны в печати и многочисленных книгах. Мне бы хотелось остановиться на тех веселых и драматических моментах его жизни, что остались «за кадром».

– Понимаешь, Санек, – сказал мне как-то Валера, вернувшись с очередного матча сборной, игравшей за рубежом, – самая замечательная женщина для меня в мире – это Софи Лорен. Я ее боготворю и очень люблю. И вот в одном из аэропортов Европы увидел ее, собирается пересесть в другой самолет. Меня аж затрясло, ноги подкашиваться начали: она. Бегу к ней стремглав, бросив все свои вещи, смотрю на нее влюбленными глазами – дела-то душевные, но сказать по-итальянски ничего не могу. Лишь протягиваю ей какую-то открытку. Она равнодушно так расписалась, даже не взглянув на меня, даже не заговорив. И ушла…

Мне только оставалось посочувствовать такой драме моего друга.

Иногда Воронин был по-детски наивным, непосредственным человеком. Вспоминаю такой случай. Возвращались мы из Варшавы, где сборная проводила товарищеский матч. В купе ехали вместе с Андреем Петровичем Старостиным. Вижу, читает он журнал «Юность» и грозно так поругивается: «Врет автор. Никогда Амараст не проигрывал. Врет. Так и скажу Вальке». Интересуюсь: «Какому?» – «Катаеву, редактору журнала. Этот конь на скачках никогда не проигрывал». Тут я увидел, что в проеме дверей стоит Валера и спрашивает: «А вы что, Андрей Петрович, на скачках бывали?» У Старостина аж очки сползли на нос, и он весьма выразительно посмотрел на Воронина: «Послушай, Валерьян. Ты видел у входа на ипподром колонны стоят?» – «Ну, видел». – «Так вот, они поставлены на мои деньги, которые я там оставил».

А еще Валера был весьма отважным, смелым человеком. Готовились на сборах в Болгарии, на Золотых песках. Дул сильный ветер – шторм 5 баллов. Купаться категорически запрещено. Подходит ко мне Воронин с неизменной лукавой улыбкой: «Рискнем?» – «Пошли». Заплыли метров на сто, а назад волны не пускают: в водоворот попали. Смотрю на своего друга, на его искаженное от страха лицо и думаю: все, утонем, не спастись. Начали руками махать на берег, просить помощи. А там наши улюлюкают, от хохота за животы держатся: думали, дурачимся. Какой-то невероятной волной нас выбросило на косу, там и было спасение. А это омовение мы запомнили на всю жизнь…

Декабрь 60-го. Позади триумфальный сезон. Самая большая в жизни победа. Жил я тогда в доме на Автозаводской (у нового выхода метро) в коммунальной квартире вместе с Борисом Батановым. Пришел к нам в гости Валерий Иванович, сели, немножко расслабились. Вижу, отошел Воронин от стола, сидит в сторонке, накрылся тулупчиком и по телефону разговаривает. Долго он разговаривал, наверное, минут сорок. Естественно, за дальнейшей беседой, воспоминаниями мы забыли об этом. Вскоре, однако, приходит мне, как квартиросъемщику, счет на 600 рублей. Думаю, где же я такую кучу денег просадил? На квитанции написано: «Прага». Спрашиваю у Батанова: «Ты давно в «Праге» ужинал?» – «Да уж и не помню когда», – отвечает. При встрече с Ворониным выяснил, что это он по телефону с женой Валей тогда разговаривал, которая была в то время в Праге в составе ансамбля «Березка». Человек только женился, пробыл с женой несколько дней, и расстались они надолго. Известно, какая жизнь у футболистов и артистов – и кочевая, и затворническая, они себе не хозяева. Встретиться хоть иногда с самым дорогим, любимым человеком – это для них большая проблема. Вот и искал, и нашел тогда Валера выход из этой непростой жизненной ситуации.

ПЕЧАЛЬНЫЙ ЭПИЛОГ

Мы не случайно уделили столько внимания рассказу Александра Медакина о Валерии Воронине. Они были друзьями, истинными джентльменами, которые определяли нравственную атмосферу в команде, по характеру являясь ее лидерами. И эпизоды, описанные выше, – это своеобразный фон жизни той торпедовской команды.

А вот вне футбольного поля им как раз не хватило твердого характера, слишком доверчивы и открыты оказались их сердца для многих псевдолюбителей футбола. Разрушенные семьи, трудности бытового характера, общая неустроенность сказались на их трагически похожих судьбах.

Вот, что известно мне о последних годах жизни Александра Медакина.

Проработав длительное время в моторном цехе ЗИЛа, он вернулся все-таки в мир футбола. С каким рвением он взялся за работу – тренировать женскую футбольную команду. Для него это было как бы исцелением. Для девчонок Медакин был отцом, футбольным богом, исполином.

В то время как раз начал выходить футбольный ежемесячник «Торпедо», и Медакин стал его постоянным автором. Бывший капитан автозаводцев принимал участие в выпуске практически каждого номера газеты. Это его окрыляло, придавало дополнительные силы. Его оценки игры были афористичны, точны, емки: «Нет магнетизма в игре нынешнего «Торпедо». Как будто на поводке выводят игроков на поле. Раньше такого не было», «Не ценить тренера – значит, не ценить себя. До какой же ямы такие игрочки докатятся».

Как челнок, снуя между своей командой и редакцией, Александр Георгиевич не мог скрыть своего удовольствия от навалившихся на него футбольных дел: «Я сердце оставил на поле. Теперь уж без этого не могу».

Однако проблем было непочатый край: финансовые, кадровые. Случалось, не хватало игроков, чтобы в полном составе выйти на поле. Медакин изо всех сил старался сохранить команду, но бился, как рыба об лед. Все напрасно. Он опять оказался вне любимого дела. Числился по договору работником футбольного клуба в отсутствие команды. Подводило и здоровье, Медакин оказался фактически никому не нужен.

Как-то на Тульской, где мы встретились с Медакиным, к нам подошел старичок. Внимательно вглядевшись в его лицо, произнес: «Похож. Играл в «Торпедо» такой защитник, Медакин. Хорошо играл». Я дернулся подсказать старому болельщику, что он не обознался, но Александр Георгиевич остановил меня на полуслове и отвернулся. В его глазах были слезы. Я думаю, это были слезы радости и благодарности.

Это произошло за три месяца до его смерти. И часть его воспоминаний, которые опубликованы выше, были записаны на пленку именно в этот день. Как оказалось, это было последнее интервью Александра Георгиевича.

Потом были похороны, традиционные речи – все, как положено, это трудно отрицать. Но в голове все равно гнездились вопросы. Почему мы разбрасываемся теми, кем когда-то гордились миллионы – нашим футбольным достоянием? Почему, брошенные на обочину, они должны мыкаться, тянуть свою одинокую долю, не получая под старость никаких дивидендов от своих впечатляющих прежних громких побед, умирать в нищете? Почему?