Александр Минаев: «Я твоя альфа и омега», – говорила мне Гундарева»

«Спорт-Экспресс», 21.10.2016

В 70-е он был фигурой. Отыграть двадцать с лишним матчей за сборную Лобановского, не являясь футболистом киевского «Динамо», – многим ли такое удавалось? Александр Минаев становился бронзовым призером монреальской Олимпиады. Выигрывал чемпионат СССР с московским «Динамо».

Но это ли главное? Главное – воспоминания!

О футболе. О товарищах. О долгом и прекрасном романе с Натальей Гундаревой.

***

– Вы, кажется, тянете какую-то ветеранскую команду?

– Называется «Столица». А еще полгода назад открылась футбольная академия моего имени.

– Сами тренируете?

– Есть ребята помоложе. Я же могу что-то подсказать, посоветовать. Мастер-класс провожу.

– Много сейчас ветеранских матчей?

– Почти не зовут. Это прежде было 30-35 игр в год. В конце сезона обязательно проводим матч «памяти ушедших». В 2012-м умер Астаповский, мой лучший друг Максименков, Кобзев, Разинский и Суслопаров. Да я сам едва выжил, на тот свет заглянул.

– Что стряслось?

– В 1989-м пригласили сыграть в Ждановском парке. Какой-то армянин метра под два собирается мяч выносить, я из-за спины выскакиваю. Он вместо мяча мне засадил. Гляжу: ступня осталась в бутсе – а кости торчат!

– Ого.

– Нога на коже держалась. В лефортовской больнице гипс наложили: «Вы бы дня три у нас полежали…» «Нет, – отвечаю. – Домой поеду». Еще дочку в этот день засандалил.

– В смысле – родилась?

– Заделал я ее. Через девять месяцев появилась на свет – день в день.

– Вот это подробность. Вы просто эквилибрист. Как же удалось – с гипсом-то?

– А как мы в футболиграли? Морально-волевые включаешь. Перелом годы спустя мне аукнулся. Проверяли ногу, синеватая была в том месте, опухоль до паха. Врачи ужаснулись: «Срочная госпитализация! Тромб плавающий, пять сантиметров. В любую секунду можете улететь на тот свет…»

– Куда отвезли?

– В больницу на Калужской, нашли шикарного хирурга, который оперировал Симоняна и Валерия Золотухина. Лекарства мне кололи, чтоб тромб рассосался. Вроде полегчало. Но что врачи говорили – я не выполнял. У сестры жены умерла дочь, еще Новый год… Однажды утром стало плохо, вырубился на кухне. Счастье, дочка не успела на работу уйти. Вызвала «скорую», два здоровых бугая уложили меня в кухне на пол. Кардиограмму делают – ровная линия.

– То есть, вы покойник?

– Да. Мертвый, говорят. Начали сердце прокачивать. Как жена рассказала – 42 минуты меня запускали. Восемь дней в реанимации.

Пришел ко мне в палату Витька Папаев. По глазам вижу – прощаться. Смеюсь: «Вить, расслабься! Все будет нормально. Лучше возьми диск, посмотри, как мы «Кельн» в 1975-м раздели…»

– Хороший матч?

– Невероятный! Немцы годом раньше чемпионами мира стали. Так у «Кельна» в составе человека четыре было из сборной. А мы дома их 2:0 хлопнули и 1:0 на выезде. В одно касание начали играть, немцы поплыли от этих скоростей.

– Кто вам в палату диск принес?

– Дочка записала. Еще фильм принесла про Высоцкого, как тот клиническую смерть пережил. Саша Кокарев кассету принес – как мы с «Динамо» в гостях «Нант» обыграли 3:2. Я сначала сам забил, потом Колесову выложил под удар…

– Похудели быстро?

– За десять дней. Как вода стала выходить – все вернулось. Спиртное мне запретили. Но я чуть-чуть выпиваю. Вот газету купил, там про долгожителей. Одна дама ела много шоколада, запивала красным вином. Другой мужик всю жизнь курил крепкие сигары. Умерли в 115 лет!

– Что-то в вас после клинической смерти изменилось?

– Поначалу в Сретенский монастырь ходил. Потом чувствую – тяжеловато на утренней службе стоять. Учили нас атеизму, но я верую. Вот у меня на цепочке ангел-спаситель, крест. А рядом медальон с Высоцким.

– Высоцкий – рядом с крестом?

– Купил около Ваганьковского кладбища. А этот медальончик – Леонардо да Винчи. В 1973-м с юниорской сборной был в его имении, где уже в те века вертолеты изобретал. Эти медальоны прямо там штамповали. Ребята во все глаза смотрели – Володя Федоров, Саша Новиков, Самвел Петросян, забивший удивительный гол «Вест Хэму» в Ереване…

– Не он ли у вратаря из рук мяч выбил?

– Да! Вратарь берет мяч, судья в другую сторону смотрит. Петросян головой выбивает из рук – и закатывает. Судья поворачивается, мяч в воротах. На центр указывает – гол… А вот видите – брелок?

– Мадридский «Реал». Прекрасная штука.

– Подарок Яшина, когда в больнице навещал. Ему испанские журналисты таких целую кучу насыпали. Один Яшин мне протянул: «Это тебе, Саша…»

***

– Про Олимпиаду-1976 нам ярко рассказывал Виктор Звягинцев: Лобановский, дескать, ставил эксперименты на выживание для своих же футболистов…

– Я все выдержал – поэтому попал в Монреаль. Трехразовые тренировки. Все начиналось час спустя после завтрака – «музыкальная шкатулка». Надо пройти несколько тренажеров, на каждом секунд по тридцать с максимальным темпом. Затем переходишь к следующему, всего снарядов шесть. Звон от железа на всю округу. У Блохина и Ловчева завтрак еще не переварился – их от нагрузок тошнило. До обеда вторая тренировка в зале.

– А вечером?

– Кросс. Лобан придумывал – меня заставлял играть один в один против Степы Решко. Могли прессинг отрабатывать на чужой половине поля. Или, наоборот, на своей. Четко помню момент, после которого меня Лобан заценил.

– Что за момент?

– Кросс в Болгарии, среднегорье. Километров пять вниз по снегу и назад. Поблажек никому, хотя вратари у нас сильно курящие были. Что Володя Астаповский, что Женька Рудаков. Чтоб никто не срезал, на каждом повороте Лобановский наблюдателей расставил – здесь Зеленцов, там Базилевич, а в конце Юрий Морозов дежурил.

– Тоже яркая личность.

– Морозов – замечательный мужик. Только дергался все время, почесывался… Ближе к финишу в лидерах держались трое – Гладилин, Буряк и я. Говорю: «Раз ребята отстали, дальше бежим вместе?» Буряк, ни слова не говоря, прибавил скорость. Глаша за ним. А ну вас к черту, думаю. Дал так, что первый прибегаю. Лобановский смотрит: «Срезал?» – «Обижаете, Валерий Васильевич…» Вот тогда он меня признал.

Давал упражнения – «челноки». Пять углов надо пробежать. Никто в десять секунд уложиться не может, даже Блоха. Лобановский кричит: «Кто из десятки выбежит, тут же заканчиваем!» Р-раз – у меня 9,9.

– Что ж Лобановский вас в Киев не звал?

– Почему? Звал! На сборах вызывает в кабинет. Захожу. Сидят Лобановский, Базилевич. Валерий Васильевич пальцы расставил – характерный его жест: «Саша, хотим тебя пригласить». Я молча достаю красную книжицу – а там: «Оперуполномоченный Комитета государственной безопасности». Подпись – Андропов. Лобановский прочитал, протягивает обратно: «Вопросов нет». Разве попрет Щербицкий против Андропова?

– Нереально было перейти?

– Да я сам не хотел!

– Вскоре после Олимпиады киевское «Динамо» взбунтовалось против Лобановского. Чувствовалось напряжение?

– Да нет. Больше ненавидели Базилевича. Нос у него такой загнутый, так Вовка Федоров все шептал: «У-у, Базиль! Взять бы его за нос – и вдавить…»

– Чем Базилевич-то не угодил?

– Такой он, знаете… Хитренький. Лобан делает разбор. Он-то видел все. Буряку говорит: «Много ложной активности! Не надо этого!»

– Это что ж такое?

– Подходил к защитникам, получал пас. Вроде он с мячом, но отдает ближнему. Никакой борьбы. Вот ситуация – во Франции мы отыграли, Лобановский что-то сказал – и позволил Базилевичу выступить: «Сейчас Олег Петрович добавит». Тот начинает: «По Буряку. Опять много ложной активности!» Леня глаза вытаращил: «Я вообще-то не играл сегодня…»

– Почему в полуфинале проиграли ГДР?

– В чем-то – из-за меня. Немец пробрасывает мяч Решко в «очко», я кидаюсь подстраховывать, забыв про своего. А тому пас, приближается к воротам – и Колотов ему по ногам, пенальти. Астаповский почти взял, мяч по мокрой травме еле-еле вполз в ворота… Давили мы, давили, но проиграли 1:2.

В тоннеле Федоров на судью накинулся: «Ах ты, баран!» Тот раз, и желтую. К матчу за третье место Лобановский состав подбирает – смотрит-смотрит, понять не может: «Федоров, откуда у тебя карточка?» – «В тоннеле получил…» Без него бразильцев обыгрывали.

– Кроме полуфинала с ГДР – самое обидное поражение?

– В 1977-м прилетает сборная в Салоники, встречает Хадзипанагис в аэропорту: «Обыграйте этих гадов, греков, такие вредные…» Коньков на замахе поймал – забивает! А судья показывает – где-то у углового Онищенко в офсайде стоит. Не засчитали. В конце от Папаиоанну пропускаем, проигрываем – 0:1. Его Сеильда Байшаков из «Кайрата» держал.

– Мы такого и не помним.

– Зато мы помним. До этого в Венгрии Симонян Ольшанскому напихал: «Ты гол привез!» – «Я мяч потерял на чужой половине, до гола было, как до луны…» В Греции вместо Ольшанского на матч Байшакова поставил. А Сеильда – лунатик. Жил с Федоровым в номере. Тот просыпается от шороха – это Байшаков бродит в темноте. Страшно жить с таким!

– У вас неординарные соседи случались?

– Разве что Максименков – жутко храпел. Как-то с ветеранской сборной поехали в Финляндию, все жили в спортзале. Так мужики, устав от храпа, его взяли да на балкон вынесли. А меня Макс приучил на всю жизнь – одним ухом ложусь на подушку, а другое затыкаю.

– С Лобановским общий язык вы нашли. А с Бесковым?

– Знал бы, что спросите, – принес бы значок.

– Что за значок?

– Играем на выезде с исландцами. Те на своем корявом поле сборную ГДР только-только приложили. Бесков напутствует – соперник опасный. Вдруг лезет в карман, копошится – достает пластмассовый значок с иголкой, простенький: «Вот! «Космос» Нью-Йорк! В 1972-м я был в Америке…» Чуть ли не Пеле ему этот значок вручил, оказывается.

– Зачем показывал?

– «Лучшему игроку матча подарю!»

– Вот это широкая душа.

– Я правого хава играю. Трошкин катит мяч, я простреливаю – попадаю в ногу защитнику. В ближний угол залетает. На табло пишут: «Минаев». Время проходит, Хадзипанагис подает. Мяч бьется в землю – я падаю на него, закрыв глаза. Клянусь, не вижу ничего! В меня мяч попадает – и в ворота, 2:0. Бесков заходит в раздевалку. Про значок не забыл: «Так! Я считаю, что лучшим игроком был Звягинцев. Но ведь газеты напишут – кто два гола забил, тот и лучший. Держи, Минаев!»

***

– С Добровольским вы когда-то дружили.

– Так в одном доме жили!

– Динамовском?

– Да. Кагэбэшный. Эта однокомнатная квартира из рук в руки переходила. Сначала в ней Гонтарь прописался, затем к Толстых перешла. Когда тот на Варшавку съехал, Добровольскому отдали. Вся олимпийская сборная там зависала. От Иванаускаса до Тищенко.

– Все прокурено было?

– Абсолютно все. Девчонок море. Как-то собрались у Добровольского, выпили. Сашка Смирнов по прозвищу Война выступать начал: «Я самый техничный!» Нашли мяч, начали жонглировать прям посреди квартиры.

– Кто оказался самым техничным?

– Я был самым трезвым. Больше всех начеканил, раз двадцать. Но смешнее всего, когда Добровольский за границу уехал играть. Оставил ключи от квартиры приятелю, сыну директора магазина «Океан». Мы общались с Игорем, говорил: «С квартирой все нормально, за ней присматривают, платят…»

– Ну и что случилось?

– Лет через пять Добровольский решил наведаться в Москву. Заходит в квартиру – балкон нараспашку, по комнате голуби шастают, все загадили. Открывает холодильник – а там стоит бутылка терпкого красного вина, Игорь его любил. Как, уезжая за границу, оставил, так и стоит.

– Добровольский рассказывал – закончил играть из-за того, что страшно боялся летать. С каждым годом все сильнее.

– Так можно понять! Знаете, сколько раз со мной рядом снаряд ложился? 1974 год, я еще в «Спартаке». У Гладилина первый выезд – и чуть не стал последним. Молния в рыло бьет – искры летят!

– Ужас какой.

– Со сборной я летел в Братиславу, сели – гляжу в окно: черные ошметки! Шасси развалилось! Про эту Братиславу еще тяжелее воспоминания есть. С девчонками из молодежной сборной СССР по баскетболу ждем рейс в аэропорту. Они в Братиславу, я со «Спартаком» в ФРГ. Нам чуть дольше добираться, приземлились – и сразу новость: самолет с девчатами разбился. Разломился при посадке, почти все погибли. Кажется, две девчонки уцелели, которые впереди сидели.

– Советский самолет?

– Советский. Ну и что? Мы из Салоник с Симоняном добирались на «Боинге». Как начало швырять! Бедная стюардесса головой о потолок ударилась. Зато Никита Павлович сохранял полное спокойствие. А в 1972-м со «Спартаком» еле приземлились, кромешный туман. В эти же минуты Ил-62, который доставлял из Парижа в Союз прах композитора Глазунова, промахнулся мимо полосы – сел на высоковольтные провода. Никто не выжил.

– После всего этого поверишь в мистику. Сколько раз было близко – но вас не коснулось.

– В мистику поверишь, когда узнаешь о другом. Мишка Ан, капитан «Пахтакора», жутко боялся летать. А знаете, почему? Цыганка в детстве нагадала – погибнет в воздухе. Но в тот-то день он мог уцелеть. Из-за травмы в Минске все равно не играл бы. Пришел проводить команду, так уговорили сесть в самолет: «Поддержишь нас…» Вот и сошлись с другим бортом на высоте 8400.

– Друзья у вас в том самолете были?

– Вовка Федоров. Живы остались тренер Базилевич, который отправился к семье в Сочи, и три игрока. Сашка Яновский накануне с дублем улетел, Толя Могильный был травмирован. А Тулягана Исакова в первом круге наш защитник Новиков поломал. Потом Саше говорил: «Ты мой крестный отец!»

– Как про гибель «Пахтакора» узнали?

– Мне 25 лет исполнялось. В этот день финал Кубка с Тбилиси. Один судья нас дважды сплавил – Сергиенко из Харькова. Директор таксомоторного парка. В ноябре 1976-го в Москве с «Араратом». Если б «Динамо» побеждало – «Арарат» вылетал. Поле – сплошной лед. Никулин с Новиковым насечки делали на титановых шипах, чтоб хоть как-то тормозить можно было. Мы сыграли 0:0 – все считали, что отдали матч…

– Не отдавали?

– Не думали даже! Нас в Новогорске заперли, чтоб никто денег не взял. «Арарат» привез очень много, 9 или 10 тысяч рублей. Что делать? Отдали судье. Чистый гол забиваем – не засчитывает!

И вот финал Кубка – Сергиенко уже на линии судит. Я метров с одиннадцати шведой бью, мяч от Габелии отскакивает, Валерка Газзаев добивает. Гол – чище некуда. Смотрим – Сергиенко стоит с поднятым флагом. Проиграли мы по пенальти. Последний никто бить не хотел, Газзаева вытолкали: «Ты нападающий…» Габелия мяч потащил.

– Неприятно.

– А у меня дома полная ванна шампанского. Стол накрыт. Все-таки 25 лет! Приезжаю с Ловчевым и знаменитым хирургом Балакиревым. Как-то отметили. Наутро еду к родителям в Железнодорожный и узнаю – «Пахтакор» разбился. Сразу про Вовку Федорова подумал. Я ведь его чуть в московское «Динамо» не пристроил, водил к Сан Санычу Севидову…

– Не договорились?

– Федорова и Лобановский звал – Володя лишь усмехался: «Ну, нет…» Знаете, почему?

– Почему?

– Столько в Ташкенте платили! Играют с «Кайратом» каким-нибудь, матч считается принципиальным. Каждому за победу по 700 рублей. С московскими командами – по 500. Поэтому матчи назначали на 3 часа дня. Сами-то к жаре привыкли, а все приезжие расклеивались.

***

– До «Динамо» вы сыграли не так мало за «Спартак» – 92 матча. Самые памятные?

– С «Зарей» в 1972-м – она уже решила вопрос с чемпионством. Киев обыграла – 3:0. А «Спартак» занимал 13-е место. 0:1 проигрываем – и тут я забиваю. Увел этим голом с 13-го места на 11-е. Фотография осталась. Я под 8-м номером, моим любимым…

– Почему, кстати?

– Потому что Старшинова обожал. С детства болел за «Спартак». В школе учился – вся тетрадь была расписана: «Спартак» – чемпион!»

– Матч номер два?

– 1974-й, Ташкент, последний тур. «Спартак» уже обеспечил серебряные медали, а «Пахтакор» пытался зацепиться за шестое место, которое приносило игрокам звание «мастер спорта».

– Стимул?

– В те годы? Еще какой! Федоров просил: «Отдайте игру. Деньгами не обидим. Вам-то уже ничего не надо». Когда слухи долетели до Старостина, на собрании толкнул речь: «Сыграете честно – будет у вас серебро с золотым отливом. А так – ближе к бронзе».

– Что ответили Федорову?

– «Вов, мы не сдаем, но и на рожон лезть не будем. Играйте…» Так на пятой минуте мяч ко мне отскочил, лупанул не глядя по воротам – в «девятку»! Потом Ловчеву случайно голевую отдал.

– Выиграли?

– 3:0. «Пахтакор» на шестом не удержался. Федоров обиделся… А матч номер три – в 1973-м, с «Араратом». Он уже чемпион и обладатель Кубка. Стадион битком. Со своей половины делаю рывок, Ловчев слева отдает на ход. Кидаю мяч Алеше Абрамяну под правую руку – 1:0 выигрываем! До этого матча я был на сборах в парашютно-десантных войсках, между Костромой и Ярославлем.

– Прыгали с парашютом?

– Три прыжка должен был сделать. Иначе из части не отпустят. Но я справку показал: у меня перелом пятой плюсневой кости, прыгать никак не могу.

– Это трезво.

– Зато на игры отпрашивался. Брал такси до Ярославля. Там на поезд – и в Москву… Помню, в «Физкультуре и спорте» обо мне написали: «Вот матч заканчивается – и Минаев снова торопится на электричку, к родителям, в Железнодорожный». Квартиры у меня еще не было. Потом «Спартак» давал в том доме на ВДНХ, где целая банда жила – Абрамов, Калинов, рядом Ловчев. Спартаковский автобус едет в Тарасовку, этих подбирает. Им только к шоссе выйти. Удобно. А у меня мозгов-то нет, 20 лет! Решил, что мне надо о футболе думать. От компаний подальше держаться. Даже смотреть эту квартиру не стал, взял на Рязанском проспекте. 19 квадратных метров, без балкона.

– Это шаг интересный.

– Еще б не интересный – спартаковский автобус отъезжал от Большого театра. Пилил туда минут сорок.

– Какие в «Спартаке» были прозвища?

– У Симоняна – Глазок. Он жмурился так раньше. Еще головой делал, как штабс-капитан Овечкин. Сейчас присматриваюсь – уже не делает. «Игра оставила плохой осадок» – и головой крутит. Ха!

Исаева называли Крюк. Ему в 1972-м лет сорок было, с нами играл в баскетбол. Встанет под кольцом – и с крюка закидывает. Коршунов – Шнур. Длинный, как шнурок. Ловчева Прохоров звал Ваньят.

– В честь известного корреспондента?

– Нет, Воньят. От слова «Вонь». Попахивало от Женьки. А Мишу Булгакова Валерка Андреев прозвал Самоцвет. Не буду говорить, почему. История совсем похабная. Было у Миши и другое прозвище – Изюм.

– Почему?

– Из-за Старостина. Раздали перед матчем игрокам листочки – писать свой вариант состава. Все за меня. На собрании Николай Петрович поднялся: «А я бы поставил Булгакова! Да, Минаев, ты сильнее, вопросов нет. Но в нем есть какая-то изюминка…»

– Булгаков сбросился с 11-го этажа.

– В жены взял девчонку из деревни. «Галка» ее звал. Так она загуляла с каким-то американцем, уехала в Штаты. Маленькая дочь с ним осталась, рядом была и в этот момент. Сказал ей: «Дочка, прощай!» – и улетел с 11-го этажа. Только умер – и как раз начались ветеранские выезды, мини-футбол. Гладилин говорил: «Вот Мишино время настало, он бы здесь пошустрил…» Они друзья были. Прохоров звал одного «Е…нько», а другого – «Е…тько». Ровесники, родились с разницей в неделю.

***

– Как из «Спартака» вы уходили в «Динамо»?

– В 1975-м футбольный ЦСКА возглавил Анатолий Тарасов. С его подачи в армию загребли из «Торпедо» Вадика Никонова, которому было 26, и Сергея Ольшанского, капитана «Спартака» и олимпийской сборной. Сереге исполнилось 27, взяли прямо в день рождения. Приказом министра обороны Гречко отправили на Камчатку, Никонова – в Челябинскую область. Меня, лейтенанта запаса, призвать вроде бы не могли. Но когда Севидов пригласил в «Динамо», решил подстраховаться. Из «Спартака» к тому же в конце сезона убрали Старостина, посоветоваться было не с кем.

– С переходом вы угадали. В «Динамо» весной 1976-го стали чемпионом, а «Спартак» осенью опустился в первую лигу.

– Свой вклад в чемпионство не переоцениваю. Золотую медаль получил, хоть играл больше за олимпийскую сборную, чем за «Динамо». А «Спартак», если б проходил двухкруговой чемпионат, в жизни бы не вылетел. Тогда же в интересах сборной придумали ерунду, разделили первенство на весеннее и осеннее. «Спартаку» одной победы не хватило, чтоб остаться. Когда команду принял Бесков, звал обратно.

– Коса и Автоген, Никулин и Новиков, на тренировках тоже не щадили?

– Что было, то было. Бубнов до сих пор зол на Новикова. Считает, в 1976-м тот специально прыгнул в него шипами, разорвал большеберцовую мышцу, и Буба не поехал в Испанию. А я про Никулина стихотворение написал. Прочесть отрывок?

– Конечно.

– Игрок, идущий напрямик,

В него упрется, как в тупик.

И вовсе это не миф

Проверил на себе Круифф.

Корректен он необычайно,

Наносит травмы лишь случайно.

Вот и сейчас имеет силы

Кому-нибудь порвать ахиллы.

Природа много потрудилась,

Но все же своего добилась.

Что засыпал всегда он первым.

Так как отсутствовали нервы.

Он мог уснуть уже на взлете

В ревущем страшно самолете.

Во сне летал он на ракете

Спя на партийном комитете.

Когда мы едем все на базу,

Сергей уже кемарит сразу.

Автобус очень быстро мчится

Он головой в стекло стучится…

– Как Круифф, точнее Кройф, на себе «проверил»?

– Был в середине 70-х матч на «Ноу Камп». Сборная Москвы, составленная из футболистов «Динамо», встречалась со сборной Каталонии. За нее вышли игроки «Барселоны» и «Эспаньола», в том числе легионеры. Новиков и Никулин с первых же секунд в подкатах выжигали. Бедный Йохан тайма не доиграл, попросил замену. Максименков пошел к нему в раздевалку, хотел майками поменяться. Кройф только из душа, на ноги показывает, головой качает: «Так играть нельзя!»

– Никулин в матче за дубль Стрельцова сломал.

– Вот вам история. Осенью 1984-го поехал с ветеранами в Кустанай. Жил в одном номере со Стрельцовым и Никулиным. Отыграли матч, банкет. На следующий день перебрались в соседний городок. Чувствую – у Стрельцова после вчерашнего душа горит, надо по рюмашке хлопнуть. В магазинах шаром покати.

– Выкрутились?

– На втором этаже универмага наткнулся на аптечный киоск, там элеутерококк продается. Градус небольшой, но хоть что-то. Я к Стрельцову: «Анатольич, знаю, где можно тебя освежить!» Приходим – перерыв на обед.

– Час ждали?

– Куда деваться? Когда киоск открыли, Стрельцов сразу упаковку купил. Разошлась быстро, а четыре пузырька он в номере под подушку спрятал. Никулин нашел, выпил.

– Некрасиво.

– Стрельцов простил. Вечером Никула говорит: «Анатольич, в твоей книге «Вижу поле» на такой-то странице ошибка. Написано, мол, защитник Никулин, который никогда не отличался корректной игрой, пробегая мимо, ударил по ноге, и я порвал ахилл. Все не так было!» – «А как?» – удивился Стрельцов. – «Зацепил тебя Коля Кулебякин, а я был рядом. Будет следующая книжка – напиши, что Никулин ни при чем!»

***

– Роман ваш с Натальей Гундаревой окутан тайной. Как познакомились?

– Через Сашу Фатюшина. Мы дружили. Он болел за «Спартак», но и на матчи «Динамо» нередко заглядывал. Футбол обожал, сам играл.

– Хорошо?

– На уровне любителя. Максименков таких называл – «плюшевенький». В 80-е при театре Маяковского создали футбольную команду. Главным тренером пригласили Гавриила Дмитриевича Качалина, помощником числился Армен Джигарханян. На воротах был Саша Мартынов, известный по фильму «Военно-полевой роман», а в атаке – Фатюшин.

Однажды заскочил к нему в «Маяковку». После репетиции сели в кафе – Фатюшин, Гундарева, еще кто-то из театра. Взяли бутылочку коньяка. У Наташи тогда в личной жизни было непросто. От мужа, Виктора Корешкова, с которым играла в спектакле «Леди Макбет Мценского уезда», ушла к Сергею Насибову. Он тоже в «Маяковке» работал. В какой-то момент и с ним рассталась. А тут я – молодой, холостой…

– Когда первый раз у нее дома оказались, для вас это было событие?

– Первый раз ничего не было. Собралась у Наташи компания, выпивали, байки травили. Я остался ночевать – не садиться же поддатым за руль. Ну, а дальше закрутилось.

– Где она жила?

– В сталинской высотке у Красных ворот. Восьмой этаж, окна на Садовое кольцо. Стеклопакетов в Советском Союзе не было, от шума автомобилей, которые ночью несутся к трем вокзалам, уснуть невозможно. Наташа-то привыкла, а меня только беруши спасали.

– Мы слышали, характер у Гундаревой был скверный.

– Да бросьте. Это с ее матерью поладить было сложно. Человек тяжелый, властный. До конца жизни «Беломор» курила. Наташа больше на отца похожа – и внешне, и характером. Говорят, хороший был мужик, очень добрый. Развелись родители, когда она в школе училась. Мне с Наташей было легко. Остроумная, обаятельная. Готовила прекрасно. Настоящая русская женщина.

– Из тех, кто и коня на скаку, и в горящую избу?

– Вот-вот. Любимая присказка: «От винта!» Но и работала на износ. Как Фатюшин, кстати. Наверное, поэтому так рано ушли, у Саши к тому же сердечко слабенькое. А график сумасшедший – репетиции, спектакли, съемки, концерты. Я смотрел, в каких фильмах снималась Наташа за полтора года, что мы были вместе, и поражался: когда успевала?!

– На съемки к ней выбирались?

– Один раз, в Одессу. Поселились в домике на берегу моря у родственников Наташи. На съемочной площадке я не появлялся – зачем людей отвлекать? А к нам вечерами приходил Игорь Скляр. Славный парень, здорово на гитаре играл. Наташин дядя грозил ему пальцем и указывал на меня: «Будешь к Гундаревой приставать – он тебе сразу навешает…»

– Что за фильм-то?

– «Подвиг Одессы». Но мне больше нравятся роли Наташи в других картинах – «Однажды двадцать лет спустя», «Хозяйка детского дома». На премьеру «Одиноким предоставляется общежитие» в кинотеатр «Россия» пришли с Фатюшиным. К нему с криком: «Фатя!» – подлетел Александр Михайлов. Обхватил сзади так, что у Саши шею заклинило, голову повернуть не мог.

– В 80-е Гундарева попала в аварию, три месяца не выходила на сцену. Знаете эту историю?

– «Авария» – громко сказано. Случилось все на моей «Волге». Я даже день помню – 6 июня 1984-го. Был у меня дружок, Мишка. Крутил роман с администратором ресторана «Закарпатские узоры», которая была старше его матери!

– Ничего себе.

– Ему 27, подруге – 53. Снимали дачу в Жаворонках. Приехали к ним с Наташей, грибов в лесу набрали. Начало июня – но подберезовики уже пошли. Потом в магазинчике у железнодорожной станции купили все, что надо. Подходим к машине, Наташа говорит: «У меня тоже права есть, водить умею. Можно прокатиться?» – «Да пожалуйста». На первой скорости разворачивается, втыкается в дерево и бьется об руль подбородком. Кровь хлещет…

– А вы?

– Да ни царапины. Скорость-то маленькая. Просто Наташа неудачно ударилась. Помчались в одинцовскую больницу. А там не хирург – коновал. Наташу не узнал. «Как фамилия? Гон-да-рева?» – «Гундарева!» – отвечаю. Рану толком не осмотрел, зашил наспех. Загноилась.

– Кошмар.

– Через пару дней Наташа отправилась в Институт красоты. Врачи ахнули: «Господи, у вас же сквозная дыра! Сепсис начинается!» Какие-то лекарства кололи, шили заново. Наташа плакала, переживала, что из-за шрама снимать не будут. Но сделали изумительно – его почти не видно.

Так что «Волга» у меня была легендарная. Высоцкого на ней возили, Гундарева ее била, Газзаев…

– Газзаев-то когда?

– На олимпийской базе в Новогорске отключили горячую воду. Помыться после тренировки решили на динамовской. Валера попросил ключи. То ли зазевался, то ли вместо тормоза на газ нажал – влетел прямиком в заборчик. Слава Богу, деревянный – а то бы последствия были печальные.

– Футболом Гундарева интересовалась?

– Не особо. Осталось в памяти, как пришла на мой последний матч.

– С ЦСКА?

– Нет, за дубль. К лету 1984-го из-за травмы я уже фактически закончил, готовился тренировать ребятишек в динамовской школе. Вдруг утром звонит Макс.

– Максименков, главный тренер дубля «Динамо»?

– Ну да. «Мина, сегодня в Химках матч с дублем «Спартака». У нас играть некому. Выручай!» Наташа поехала со мной. Отыграл я слабо, сгорели – 1:5. Макс на бровке бушевал, мне тоже попало. После игры в гости нас зазвал. Едва присели, Наташа матом на него поперла: «Ты ох…ел?! На меня даже Гончаров в театре не повышает голос! А ты почему на Мину орешь?!»

– Насчет Гончарова, худрука «Маяковки», – правда?

– Да. О том, как Андрей Александрович кричал на репетициях, до сих пор легенды ходят. Гундарева – единственная, на кого никогда не срывался.

– Любила она вас?

– Мне кажется, да. Как-то услышал от нее: «Я твоя первая и последняя звезда. Я твоя Альфа и Омега…» А когда разбежались уже, призналась, что хотела от меня ребенка.

– Бог не дал ей детей.

– После неудачной операции, которая случилась задолго до нашего знакомства, их быть не могло. Поэтому и расстались.

– Гундарева на свадьбе не настаивала?

– Нет. Жили вместе, нам было хорошо. Я не меркантильный. Не думал о выгоде, которую принесет брак с популярной актрисой. То, что Наташа на шесть лет старше, не смущало. Но без детей семью не мыслил… А тут еще мать ее подлила масла в огонь.

– Каким образом?

– Наташа, Джигарханян, Симонова, Лазарев и Немоляева отправились на халтуру в Венгрию. Около месяца ездили с концертами по нашим воинским частям. Я в это время помогал другу дачу строить. А мать, когда Наташа вернулась, преподнесла – будто куролесил, по девкам шлялся. Настроила против меня. Увидела, что «Волги» под окном нет, ну и вообразила бог знает что.

– А дальше?

– Я в 1985-м на Ольге женился. Наташа год спустя вышла замуж за артиста Мишу Филиппова, который до этого был женат на дочке Андропова. Когда тот умер, Филиппов вторым за гробом шел. Я с Мишей мало знаком, в компаниях не пересекались. При мне в гости к Наташе заходили Фатюшин, Стеблов, Шакуров, Проскурин, Садальский… Стаса я про Высоцкого расспрашивал, про съемки в «Место встречи изменить нельзя». Он отмахивался: «Да зачем тебе Высоцкий? Вон, у тебя Гундарева есть…»