Валерий Минько: «Был между жизнью и смертью»

«Московский комсомолец», 24.08.2006

Человек он, конечно, уникальный. Другой бы на его месте, такую страшную травму получивши, сломался бы или руки опустил. А он еще 10 лет с одной почкой в футбол отыграл. И на каком уровне – ЦСКА, сборная России! «Преодоление» и «совершенствование» – ключевые слова в этой истории. В истории жизни Валерия Минько. Стоящего футболиста и настоящего мужика.

***

– Сложно сказать, почему я футбол выбрал. Профессионально спортом у нас в семье никто не занимался. Деды воевали, партизанили. Мама – повар, отец – плотник. Оба на Алтай из Западной Белоруссии приехали. Оттуда и фамилия такая – Минько. Я по этому поводу шучу даже: мол, непонятно, кто я вообще такой? Фамилия – украинская, сам – белорус, а родился в Барнауле…

Когда школьником был, летом мячик гонял, зимой – шайбу. Обычное дело… В хоккее я, кстати, тоже защитника играл. Хотелось на Фетисова походить. Но отцу больше футбол нравился. И потом мне до футбольной секции ближе было добираться. И тренер – Лутц Анатолий Карлович – рядом с нами жил, через дом. Да и сам я как-то вдруг почувствовал, что на поле у меня лучше получается, чем на катке.

***

– Когда понял, что футбол профессией станет? Наверное, еще в школе. Тренер рассказывал, что за это дело люди неплохие деньги получают. Ну и нравилось мне это занятие. А потом… Я ведь отца рано потерял – в тринадцать лет. Автокатастрофа.

Мама нас с братом одна воспитывала. Работала не покладая рук, небольшие деньги по тем временем получая, порядка 80 рублей. Хотелось ей как-то помочь, поддержать, что-то самому заработать. Однажды я даже хотел футбол бросить. Меня тогда в команду мастеров барнаульского «Динамо» пригласили, но на первых двух тренировках у меня ну ничего не получалось! Я уже, грешным делом, подумал: не мое это. Домой пришел, говорю маме: «Все, я в армию ухожу! Отслужу, вернусь и на завод устроюсь». Мать в крик: «Да ты что!» Стала Лутцу звонить, тот пришел, поговорили, и я остыл. Решил: буду продолжать. Добьюсь во что бы то ни стало!

Я вообще в этом плане человек упертый. Сибиряк. Как это хохма ходит: «Сибиряк – это не тот, кто мороза не боится, а тот, кто тепло одевается». Наверное, у меня в характере что-то такое и есть. Только вперед, не сдаваться… Такая провинциальная хватка. Москва – она все-таки расхолаживает людей. А еще мне мама говорила: по упертости я весь в нее вышел. Да уж, говорила… Умерла мама. Два года назад.

***

– Когда меня в ЦСКА пригласили, мать против была. «Какая тебе Москва? Не пущу!» И в слезы. Только я все на своем стоял: «Не отпустишь – сам вещи соберу и уеду». В конце концов уговорил. И уже в 17 лет за ЦСКА в матче первого союзного дивизиона против рижской «Даугавы» дебютировал!

До игры, помню, всю ночь не спал. Волновался жутко. Видимо, не зря… При счете 1:0 в нашу пользу я неудачно передачу отдал, нападающий рижан мяч перехватил и сравнял счет. После матча в клубном автобусе я рыдал. Ветераны подходили, утешали как могли – Дима Кузнецов, Олег Сергеев. В тот момент я и представить себе не мог, что всего через пару лет вместе с этими ребятами стану последним чемпионом Союза…

При этом я свой вклад в ту победу ЦСКА довольно сдержанно оцениваю. Я ведь в 91-м году всего-то матчей восемь провел. Правда, одна игра до сих пор перед глазами стоит. Это когда мы с Сашкой Гришиным (зеленые пацаны!) вышли на замену в Донецке и вытащили ничью. Я отобрал мяч, Сашка Игорю Корнееву пас отдал, и Корень забил. Так 1:1 и закончили. Садырин нас потом в раздевалке отдельно хвалил. А мы по сей день с Сашкой прикалываемся: «Помнишь, как мы с тобой ЦСКА на первое место вытащили?»

Впрочем, у той команды в 91-м году и без того была просто потрясающая заряженность на победу. Ну, а смерть Миши Еремина (вратарь армейцев погиб в автокатастрофе – Р. В.) и клятва всего ЦСКА на его могиле («Станем чемпионами в память о Мише!») только еще больше сплотили ребят. Правда, меня в тот момент в команде не было – я в составе молодежной сборной Союза на чемпионате мира выступал. Там-то и узнал эту печальную новость…

И вообще та команда, 90-91-х годов, очень дружной была. «Один за всех, и все за одного!» – таким девизом руководствовались. Ну, или – «Красная Армия всех сильней!» Хотя я лично первое время на всех наших ветеранов снизу вверх смотрел. Татарчук, Брошин, Дмитриев… Звезды! «Дедушки», правда, молодых не обижали. Без перегибов было – полы никто мыть не заставлял. Но мы и сами понимали: ветераны – это святое. И мячи им носили, и за водкой, когда надо, бегали. Сейчас отношение к опытным игрокам изменилось. Веяние времени. И сама молодежь другой стала, и легионеров много в Россию понаехало…

***

– Каково это – стать чемпионом Союза в 20 лет? То мое состояние можно только одной фразой описать: «Море было по колено!» Мне казалось, что своей вершины в футболе я уже достиг. Юношеский максимализм пер из всех щелей, и сезон 1992 года у меня во многом поэтому и выпал. «Звездную болезнь» я подхватил. Начал к тренировкам с прохладцей относиться – думал, что и сил никаких затрачивать не нужно. Тем более что команду тогда покинули почти все ее ветераны. А меня все кругом перспективным называли, доверяли… Я наивно думал, что так будет всегда. Конечно, если бы время можно было повернуть назад, я бы многое переиграл. Гулял бы поменьше. Ну, а тогда в команду пришел Геннадий Иваныч Костылев, и у меня с ним жесткий разговор состоялся. Вплоть до того, что: «Валера, если ты за ум не возьмешься, нам с тобой придется расстаться». Нет, армией он мне не грозил. Дело в том, что на службу меня еще в Барнауле призвали, но потом я сразу в ЦСКА перешел, где и присягу принимал. После чего сразу на турнир в Израиль улетел, так что армейская служба мимо прошла, хотя до старшего лейтенанта я вроде как и «дослужился»… Нет, никаких угроз тогда не было. Просто я сам понял, что уже переступил некую черту…

***

– Самая большая победа с ЦСКА? Над великой «Барсой», конечно («Барселона», на тот момент обладатель Кубка европейских чемпионов, после ничьей в Москве – 1:1, дома, выигрывая к 30-й минуте 2:0, в ответ пропустила от армейцев три мяча и не вышла в групповой этап Лиги чемпионов. – Р. В.). Это была какая-то фантастика! Тогда ведь в испанских газетах заголовки были: «В Барселону приехал ЦСКА. На футболистов русские непохожи». А после игры уже – «Самоубийство на русской рулетке»…

Конечно, «Барса» была выше нас классом. И правильно Костылев сказал: «Каталонцы сами себе проиграли». Видимо, просто Бог в тот вечер армейскую футболку примерил. Сколько денег за ту победу заработали? Никаких баснословных сумм не было – на сколько договаривались, столько и получили. Это все-таки был выход в основной этап Лиги чемпионов. Другое дело, что деньги эти мы в течение двух лет из руководства выбивали. И то дойчмарками они к нам шли, то французскими франками.

***

– Обидные поражения… Первое – от «Марселя» в той же Лиге чемпионов-92. 0:6 нас тогда французы «раздели»! Сейчас, правда, говорят, что ЦСКА в тот вечер отравили, но я лично ничего такого странного не заметил. В той же гостинице хорошее питание было. И я, два тайма отыграв, нормально себя чувствовал. Просто «Марсель» на голову сильнее нас был.

Хотя у меня от того матча и приятные воспоминания остались. До сих пор не могу забыть, как группа армейских фанатов целую трибуну разогнала! Как сейчас помню: начинается матч, играет гимн Лиги чемпионов, и вдруг на центральной трибуне наши фанаты, человек восемь или десять, с целой толпой схватываются. Ребята, как в фильме «Гладиатор», в кружок встали – и кто с ножом, а кто с ремнем солдатским… И как начали махаться, так вокруг них сразу же пустота образовалась. Я сначала в шоке был, а потом такая гордость за Россию взяла! Ничего себе, думаю, парни дают!

Ну, а второе поражение… Вот если «Барса» – это моя еврокубковая вершина в ЦСКА, то «Мельде»-99 – точка низшего падения. В тот вечер, видимо, футбольный бог уже форму нашего соперника примерил. Это был настоящий кошмар! Помню, после матча я, Серега Семак и Олег Корнаухов в гостиничном номере закрылись и сидели молча. Так стыдно перед болельщиками было! Наверное, в той ситуации нужно было выпить, но даже это у нас не получалось – водка в горло не лезла…

***

– Нет, я не считаю, что ЦСКА с «Кубанью» изменил. В конце концов я ведь не по собственной воле команду покинул. Просто на тот момент Валерий Минько не подходил под систему игры, выстраиваемую Газзаевым. Я еще месяца за четыре до его прихода в ЦСКА чувствовал, что команду ждут большие перемены, которые могут коснуться и меня непосредственно. Так оно в итоге и получилось. Конечно, расстроился, когда узнал, что меня выставили на трансфер, но никаких обид не было: я ведь не маленький мальчик, чтобы обижаться. Что поделать – так жизнь повернулась. Да, из ЦСКА я как из родного дома уходил. Да, долгое время представить себя в футболке другой команды просто не мог… Но при этом чувствовал, что год-два еще отыграть могу. Силы были. Эх, если бы не эта травма… Я уже сейчас точно не скажу, четвертый это был мой матч за «Кубань» или пятый. Помню только, что мы в Питере с местным «Динамо» играли. И там один молодой человек в концовке под меня очень «удачно» подкатился. Порвал мне крестообразную связку и оба мениска повредил. Когда мне врачи диагноз сообщили, я понял – это все… В таком возрасте да с такими повреждениями восстановиться было просто нереально…

***

– Травмы в моей жизни серьезное место занимают. Особенно одна – в 1993 году в отборочном матче молодежного чемпионата Европы с Грецией заработанная. После нее я почки своей и лишился… А дело было так. Самая концовка первого тайма, идет передача с фланга в нашу штрафную, я вполоборота слежу за мячом и за нападающим соперника одновременно. Бегу на мяч, он опускается, и тут я слышу – наш вратарь Саша Помазун выходит из ворот. Я останавливаюсь, греческий нападающий меня подталкивает, и я врезаюсь в Помазуна. И он прямо бедром попадает мне в почечную область… Сразу – резкая боль, дышать нечем. Я за лицевую линию выполз, врачи подбежали, нашатырь мне суют… И тут же судья свисток на перерыв дает. Я как-то до раздевалки дошел, лег на массажный стол, врачи меня осмотрели и вроде бы ничего особенного не заметили. Да меня и самого немного отпустило. Игнатьев спрашивает: «Играть можешь?» Я кивнул. Очень уж мне не хотелось, чтобы про меня потом говорили: вот, мол, слабак, заменился… Да и матч был крайне напряженным. В общем, отыграл я эту встречу от и до. Потом поехали в гостиницу, я зашел в туалет помочиться – и здесь у меня кровь пошла… Тогда я уже понял: что-то серьезное случилось. Опять к врачам обратился, они меня в греческий госпиталь отвезли, но и там специалисты ничего не заметили в силу обширной забрюшной гематомы. Единственное, что мне там предложили, – это в местном госпитале отлежаться. Но тут уже я не согласился. Спросил через переводчика: «А можно мне в Россию улететь? Никаких осложнений не будет?» Мне сказали: «Если лежачие места в самолете найдутся, то без проблем»… Да, потом я слышал такую версию, что, мол, если бы не этот перелет, ничего бы страшного и не было. Не так это! Просто мне нужно было сразу после самолета в больницу ехать. А я домой помчался, к любимой жене. И еще додумался горячую ванну принять! Чего нельзя было делать ни в коем случае. Хотя, что теперь гадать – в любом случае почка у меня была разорвана на три части. Она как розочка разошлась. Поэтому зашивать ее не представлялось возможным – только удалять…

Принял я, значит, эту ванну – и у меня опять кровь пошла. Ночью стало очень плохо – я даже начал сознание терять. Жена тут же позвонила в «Скорую», и меня отвезли в 67-ю городскую больницу. Оперировал меня профессор Михаил Семенович Лихтер. Который позже признается, что в тот момент я находился между жизнью и смертью… Да, если бы врачи еще чуть-чуть промедлили, то все могло бы закончиться летальным исходом. Они ведь сначала подумали, что у меня простой аппендицит! Сам же я в тот момент ничего не чувствовал. Ни страха, ничего. Мне просто очень хотелось спать…

***

– После операции первое, о чем я спросил Лихтера: «Играть буду?» Он обнадежил: «Будешь». Но я в этом и сам не сомневался. Знал, что обязательно еще вернусь на поле.

В реанимации я находился три дня. Прошел полное обследование на предмет осложнений и загноений. Обследовали мне и вторую почку. К счастью, она оказалась здоровой.

А затем было восстановление – долгое, больше полугода. Работал я под чутким контролем нашего армейского доктора Олега Марковича Белаковского, который для меня специальную программу разработал. Постепенные нагрузки, постоянные анализы мочи и крови. УЗИ я два раза в год делал. Честно скажу, первое время я со всеми этими анализами жутко намучился. Представьте – до и после тренировки носить мочу в диспансер! Бр-р-р, врагу не пожелаешь… Белаковский же мне, кстати, и один пример из истории привел – про футболиста… Ермолаев, кажется, его фамилия была. Он тоже в свое время в ЦСКА играл и тоже с одной почкой…

***

– Нет, на Помазуна я никакой обиды не держу, знаю только, что Саша этот момент до сих пор остро переживает, чувствуя себя виноватым. Я же ему при встрече сказал: «Саш, даже не думай. Это был обычный игровой эпизод».

Самое же главное, что в той ситуации от меня никто из близких не отвернулся. И тренеры в больницу приходили (Игнатьев, Копейкин), и руководство ЦСКА, и ребята… От такого количества посетителей мама даже в шоке была: «Ему отдыхать нужно, а вы все ходите и ходите!»

Для меня дружба вообще очень многое значит. И я очень ценю тот факт, что как мы дружили с Серегой Семаком, Олегом Корнауховым и Сашкой Гришиным, так и до сих пор – не разлей вода. У нас даже традиция такая есть – всем нашим ЦСКА каждый год в последних числах декабря собираемся. Без жен. И давай вспоминать… Благо есть что вспомнить. Например, о том, как мы лет восемь назад вместе с Семаком чуть было Корнаухова в Голландию не продали. Сами через одного знакомого корреспондента запустили утку о том, что якобы голландские клубы Олегом интересуются. Просто решили таким образом пошутить. Но представляете, всего через пару дней о скором «отъезде» Корнаухова в Нидерланды знала уже вся футбольная Россия! Ох, и травили же мы его тогда…

***

– В состав ЦСКА я вернулся во 2-м круге 1994 года. Честно скажу, саму игру помню плохо. Помню только, что нас уже Тарханов тренировал, а играли мы тогда на «Динамо». Какие ощущения были? Волнение огромное. И страх. Получится? А может, нет? Спасибо Тарханову – поверил, дал шанс, выпустил на поле. Я, правда, до этого специальную расписку Белаковскому дал: «В случае чего претензий к врачам иметь не буду…»

Каких-то особых последствий той страшной травмы я сейчас не испытываю. Со здоровьем все нормально. Тьфу-тьфу-тьфу. Конечно, обследуюсь раз в год. И ограничения по еде имеются – поменьше острого, соленого. Нет, я могу, например, съесть соленый огурец, но не десять же штук! В этом вопросе главное – без фанатизма обойтись… Раньше были и во время тренировок ограничения – тот же Тарханов после каждой игры мне двухдневную паузу давал, в то время как все остальные ребята день отдыхали. Но со временем и оно было снято.

Да, и вот еще что. Всю свою дальнейшую карьеру я в легком защитном поясе отыграл. Идея эта была Белаковского, а сделали мне его по специальному слепку в институте протезирования. Плотный материал держал 70% прямых ударов. С одной стороны, это, конечно, был важный психологический момент, но с другой – существенная подстраховка, снижающая риск получения травмы. Здесь, правда, нужно еще и соперникам должное отдать – те ребята, что про мою травму знали, всегда после стыков подходили: «Минь, ты как? Нормально?» Пояс этот до сих пор у меня дома лежит. Я его теперь на ветеранские матчи надеваю…

***

– Что было бы, если бы не эта история с почкой? Я над этим вопросом размышлял, но, честно говоря, ответа на него так и не нашел. Не знаю даже… А может быть, у меня вообще бы тогда карьера не заладилась? Я так думаю: все, что ни делается, – все к лучшему. Я ведь после той травмы, наоборот, еще больше собрался – и к жизни начал относиться по-другому, и к работе. Серьезнее стал. Жалко только, что из-за почки был вынужден от сборной отказаться. Романцев меня в 98-м на сбор вызвал, но я понял, что играть через два дня на третий не смогу. И прямо сказал об этом…

***

– Думаю, с карьерой игрока я завязал вовремя. Судьба, наверное, у меня такая. И травмы опять-таки… Но без футбола я себя никогда не мыслил. Во-первых, люблю я это дело, а во-вторых, делать ничего другого элементарно не умею. Мне хочется во всем этом вариться, жить. И что-то после себя оставить… Поэтому и решил тренером стать. Не зря ведь говорят, что все тренеры мечтают добрать то, что им не удалось в качестве игроков. И я где-то об этом грежу – слепить такого идеального футболиста, которым сам не смог стать…

Вообще о тренерской карьере я начал задумываться еще лет эдак в 27. Сразу отдавая себе отчет в том, что играть гораздо легче, чем тренировать. И вот же как получилось – работать я начал в родном ЦСКА. В 2003-м…

Как реагирую, когда меня символом ЦСКА называют? Приятно, конечно. И лестно очень. Только я сам себя таковым не считаю. Символы ЦСКА – это люди, которые чего-то добились. Та же легендарная «команда лейтенантов», тот же Серега Семак… И когда меня «конем» величают, меня это не коробит. Конь – отличное животное. Очень благородное…

***

– Сразу к золотым горам я не рвусь. Денег мне пока хватает. В этом году вот РФС грант вручил как тренеру высшей категории, воспитавшему игроков для юношеской сборной России. Просто я изначально для себя так решил: нужно все ступеньки тренерской карьеры пройти. И сначала какое-то время детям уделить. В конце концов, мне с мальчишками интересно работать! Тут ты, что называется, берешь глину и лепишь. Конечно, это ответственность. Их вообще в таком возрасте главное – не обидеть. Контакт найти. Чуть ведь где-то подломаешь – потом может и не срастись. Другое дело, что игрок должен сам все понимать. Из-под палки в футболе ничего не получится…

***

– Счастливый ли я человек? А почему нет? Для абсолютного счастья мне, конечно, хочется что-нибудь серьезное, как тренеру, выиграть, а так… Семья у меня хорошая, друзья… И в плане карьеры жаловаться не на что – чемпион СССР, чемпион Европы среди юношей, третий на мире… И никаких жалоб! Да, наверное, я мог бы в Европе поиграть. Тем более что варианты такие были. В 92-м году, например, в Германию собирался уехать. Но тогда за меня ЦСКА слишком большую трансферную сумму запросил. А потом – уже при Тарханове – предложение из «Альбасете» было. Но я поразмыслил, с женой посоветовался и решил остаться. Как оказалось, угадал – в Испанию Женька Плотников поехал, вратарь ЦСКА, и его там с деньгами обманули…

***

– Обманули… Мне лично в этом плане по жизни везло. По-настоящему меня только один раз предавали. Близкий приятель, с кем играли вместе. Там все тоже в деньги упиралось… Так или иначе, я убежден – по жизни нужно относиться к людям так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе. Если ты повернулся к человеку задом, то будь готов к тому, что и он когда-нибудь тебе ответит тем же. И наоборот – ты добро сделаешь, и тебе оно обязательно вернется.

Взаимовыручка – большое дело. Вот, скажем, была у меня такая история – я свою служебную квартиру уступил. В ЦСКА тогда Леша Поддубский приехал – с семьей, с ребенком… Они ко мне подошли, попросили: мол, Валера, так и так. Ну и как я, холостой тогда еще парень, мог отказать? Что, есть люди, которые в такой ситуации могут сказать: «Нет»? Я лично таких не знаю…

Да, мне многие ребята говорят: тебе бы, Валера, с такими взглядами в XIX веке родиться. А я просто не понимаю, как можно по-другому! У меня и жизненный девиз – честь имею! И главные принципы – порядочность, скромность, честность… Вот только не надо меня идеализировать, ладно? Не стоит. Когда играл, я ведь тоже мог крепко режим нарушить и с судьями на поле, бывало, заводился. Другое дело, что я по жизни стараюсь совершенствоваться. И в Бога верю. Как истовый католик каждую субботу храм на Большой Грузинской посещаю. Бабушка меня молитвам научила, их и читаю. Но опять-таки, без фанатизма. Пост, например, у меня не всегда соблюдать получается…

***

– Да, 80% всего времени сейчас работа отнимает. Ухожу из дома в 9 утра, возвращаюсь в 9 вечера. Иногда есть желание на компьютере поиграть, да со временем – просто беда. Я семью-то преимущественно зимой вижу да летом после первого круга, когда мы в ЦСКА утренними тренировками ограничиваемся. С Соней, дочкой любимой, в основном только по утрам общаюсь, когда в детский садик ее отвожу. Это неправильно, конечно, но что поделать – я сам эту дорогу выбрал.

Зато как ценятся те часы, что ты с родными проводишь! У нас с женой, правда, планы на отпуск обычно разнятся. Она предлагает: «Давай на море махнем!», а для меня нет ничего лучше родного Барнаула. «Кто родился на Алтае, тот не забудет его никогда» – так вроде бы говорят. Каждый год стараюсь туда выезжать. У меня там и брат живет, и друзья, с кем мы еще в школе в футбол играли. У брата свой дом в деревне, так мы с ним на рыбалку ходим. Знаете, какой там клев? А природа? Реки, озера, чистый воздух. И – тишина. И – покой…