Вадим Никонов: «Я всегда старался быть независимым»

«Футбол», 08.2010

За свою долгую жизнь в футболе Никонов не раз обращался к своей памяти, пытаясь понять, почему все в его судьбе сложилось именно так, а не иначе. Вот и при нашей встрече он, вспоминая, то замолкал на мгновение, словно подыскивая нужные слова, то перескакивал через десятилетия, торопясь высказать что-то пришедшее на ум и боясь забыть. Я не останавливал его, не перебивал. Лишь изредка в паузах задавал вопросы, возвращающие прерванную речь к ее истокам.

КОМАНДА МЕЧТЫ

Мечты на то и мечты, чтобы не всегда осуществляться. Иной всю жизнь проживет, а так и не дождется ее исполнения. Никонову в этом плане повезло.

– Вадим Станиславович, вы попали в «Торпедо» не сразу?

– Да, сначала я решил записаться в «Динамо», за которое тогда болел. Но то ли желающих оказалось слишком много, то ли еще по каким-то причинам меня не приняли. Что делать? Играть уж очень хотелось. И пошел я тогда в «Серп и молот». Сейчас этой детской школы уже нет, остался лишь стадион. Первым моим тренером был Владимир Васильевич Захаров, а затем Николай Васильевич Поставнин – легендарная личность, первый чемпион СССР по хоккею с шайбой, бронзовый призер по футболу в составе «Динамо». При поступлении, каюсь, пошел на обман, приписав себе два лишних годика, боялся, что и здесь не возьмут. Так и начал играть сначала за 1946-й, затем за 1947-й и только потом за свой 1948 год.

Поначалу дела у меня не заладились – росточку был невысокого, щупленький. Ребятам помощнее ничего не стоило меня затереть. Поэтому проявить, показать себя было неимоверно сложно. Видя это, я решил: все, брошу футбол, поступлю в инфизкульт, буду учиться, получу профессию тренера, организатора, тем более что к этому у меня были вкус и склонности. Но помог случай. Играем мы с первой командой «Торпедо» на стадионе «Серп и молот». Я забиваю пару мячей. После матча ко мне подходит Юрий Васильевич Золотов, в то время начальник торпедовской команды мастеров: «Есть желание играть за «Торпедо»?» У меня аж дух перехватило, ведь я бредил этой командой. После «золотого» сезона-1960 влюбился в нее, как оказалось, на всю жизнь. Но даже в самых дерзких мечтах не мог представить себе, что когда-нибудь смогу выйти на поле в футболке этого клуба.

Через три дня я играл за торпедовский дубль в Люберцах против ростовчан. Первые игры мне не давались, но постепенно освоился, стал забивать и уже в сентябре 1967 года дебютировал в основе с «Черноморцем».

– Пик вашей карьеры пришелся на начало 1970-х. Вы даже были признаны лучшим нападающим страны.

– Верно. Самыми замечательными в моей футбольной биографии оказались сезоны 1974–1975 годов. Но до этого получилось вот что. В 1971 году команду вновь возглавил Виктор Александрович Маслов, и первое, что он сделал, – отправил меня в дубль, ничего не объясняя, даже, кажется, толком не переговорив со мной. Позже я узнал, что он, будучи тренером киевского «Динамо», внимательно следил за мной, или, точнее, присматривался. Поначалу я обиделся, но, вспомнив любимую бабушкину поговорку – «На обиженных воду возят», понял, что обижаться надо только на себя, и начал работать. Вскоре стал регулярно и помногу забивать. Маслов сразу заметил это и начал подпускать меня в основу.

В очень важной игре с киевлянами я вышел на целый второй тайм. Тот матч мы выиграли, и я окончательно обосновался в основном составе, выступая практически без замен. А в 1973 году он сделал меня капитаном команды. Тогда-то Маслов и объяснил мне свой поступок: он хотел дать мне понять, что все, чего я достиг до этого, – сущая ерунда по сравнению с тем, чего можно добиться, предъявляя к себе максимальные требования. А помочь в этом может смена амплуа. Я, например, в свое время только центрального защитника не играл. И тот же Маслов любил повторять: «Если ставят тебя в основной состав, не важно, на какой позиции играть». Он был убежден в несомненной пользе таких перестановок. Я потом в своей работе часто это использовал. Как-то предложил Юре Тишкову сыграть на месте крайнего полузащитника. Он не понял, переспросил: «А зачем мне это нужно?» – «А затем, – ответил я, – чтобы ты понял, что такое, потеряв мяч, отбирать его».

УДАР В СПИНУ

Жизнь иногда делает такие крутые повороты, что не удержишься. Вынесет в лучшем случае на обочину, а то и в кювет. Выбирайся потом. Нечто подобное произошло с Никоновым. Он выкарабкался, но не успел догнать ушедший далеко вперед пелетон.

– Вас, можно сказать, «подстрелили» на взлете?

– Да, в 1975 году случилось то, что случилось. Я считаю это несчастьем. Начало того сезона складывалось для меня очень удачно. К июню забил уже шесть мячей, получил приглашение в олимпийскую сборную, «Торпедо» ждали матчи с «Наполи» и «Галатасараем», но вместо всего этого я оказался в далеком Чебаркуле, в войсковой части. Причем я не отказывался служить, но хотел быть футболистом. Так нет же, взяли и без всяких объяснений отправили в часть. Я там ничем не занимался. Извините, одним местом груши околачивал. Зачем? Все оказалось одновременно и просто, и сложно. Футбольный ЦСКА тогда возглавил Анатолий Тарасов и чуть ли не на приеме у министра обороны Гречко сказал, что ему нужны такие-то и такие-то игроки. Начался массовый весенний «призыв» в армию. Так я и оказался в Чебаркуле. Пробыл там полгода. У командира дивизии, помню его фамилию, Колесниченко голова кругом шла от происходящего. Сначала мне по ВЧ (высокочастотная связь, которая использовалась только в чрезвычайных ситуациях) звонит Тарасов, потом он получает бумагу с приказом дать мне характеристику для выезда в Ирак. Там тогда стояла наша танковая учебная дивизия. Наконец, дней за пять до нового года меня вызвали в Москву. Я приехал, пробыл неделю, и меня отправили назад. Почему? Ответили, что я не сдал противогаз и автомат. Мне было до слез обидно, ведь дома осталась жена с маленькой дочкой на руках практически без средств к существованию. Словом, поломали мне и личную жизнь, и карьеру.

– И как развивались события дальше?

– Приезжаю я на первый сбор ЦСКА в Сухуми, а там – порядка шестидесяти человек «защитников родины» помимо тех армейцев, кто остался в команде с прошлого сезона. На одной из тренировок, которую проводил Владимир Федотов по тарасовской системе – с блинами от штанги, я чуть не помер. Ну что тут скажешь, пришел человек из хоккея и решил все автоматически перенести на футбол, совершенно не понимая и не разбираясь в этой игре. Спустя некоторое время мне говорят: «Рядовой Никонов, вы вроде в футбол разучились играть». «Да не разучился, – отвечаю, – просто приехал с десятью килограммами лишнего веса, так как на полгода был отлучен от игры».

Когда я впервые после возвращения в Москву встретился с Тарасовым, он мне говорит: «Вадим Станиславович, вы должны написать рапорт, что хотите стать офицером». Он считал, что в ЦСКА могут играть только лейтенанты. Я отвечаю: «Не могу, я без высшего образования». А им обязательно нужна была моя подпись, так как звание младшего лейтенанта без согласия самого человека не присваивают. «А если не напишете, – парировал Тарасов, – снова отправитесь в часть». Я твердо стоял на своем: не буду писать заявление, и все! То ли моя непреклонность, то ли заступничество известных спортсменов – Андрея Петровича Старостина, Анатолия Фирсова, Валерки Харламова, да и жена ходила к Тарасову, но все обошлось, они отстали.

Постепенно я пришел в норму, футбольное брало свое, стало что-то получаться, но чувствовал себя некомфортно – другой коллектив, другие отношения, другая жизнь. Спасло меня, что в ЦСКА пришел Всеволод Михайлович Бобров. В июне 1977-го подходил срок моей демобилизации. Я договорился о возвращении в «Торпедо», побывал на приеме у гендиректора завода. Он сказал: «Ждем тебя, Вадик». И Валентин Козьмич подтвердил – примем с распростертыми объятьями. Правда, как оказалось позже, объятий не было.

В декабре 1976-го в ЦСКА сказали, что, если я ухожу в «Торпедо», значит, надо идти в казарму и до июня дослуживать в части. На тот момент Бобров еще не вступил в должность главного тренера, но был в курсе всех событий: «Ты чего дурачка-то валяешь? Иди, пиши, что будешь до конца сезона играть как вольнонаемный. Все остальное я беру на себя». Я так и сделал. В июне Бобров стал главным, и мне надо было увольняться.

Играли мы тогда прилично, шли на пятом-шестом месте, впереди были две ответственные игры с «Днепром» и «Шахтером». Как назло, «сломались» несколько ведущих игроков. Бобров подходит ко мне: «Вадим, я понимаю, у тебя уже чемоданное настроение, но положение безвыходное, ставить некого, хоть самому выходи на поле». Я не мог ему отказать, сказал, что поеду на матчи и отыграю за его хорошее ко мне отношение. После последней игры он вновь подошел ко мне и предложил остаться в ЦСКА: «Хочешь офицером, хочешь вольнонаемным, но я очень хочу, чтобы ты остался». Я ответил: «Всеволод Михайлович, случись это раньше, до призыва, может, я и остался бы». Тем более что, как выяснилось, в «Торпедо» меня особо не ждали. Была уже другая команда, иной стиль игры. Поиграл я недолго, правда, удалось встретиться на поле с «Бенфикой», но, по признанию многих болельщиков и специалистов, я уже был совсем не тот. Отыграв половину сезона-1977, в 1978-м я прочно осел в дубле. Много забивал, но Валентин Козьмич не был настроен возвращать меня в основу. Я пошел к директору и попросил дать мне возможность хотя бы попробовать. Иванов выпустил меня на десять минут в матче с «Араратом» и на пятнадцать – с киевлянами. Это были мои последние игры за «Торпедо».

По окончании сезона Иванов предложил мне быть его помощником, но я отказался – чувствовал, что есть силы еще поиграть. Иванов видел меня только на позиции нападающего, с чем я не был согласен. Я мог принести больше пользы как созидатель, а не как бомбардир. И жизнь подтвердила это. Правда, уже в «Факеле». Играя на месте опорного полузащитника, я забил пятнадцать мячей, больше провел только Муханов. Мне предложили вернуться в «Торпедо», но уже при Салькове. Я категорически отказался. Вместо этого поехал в Рязань, где был играющим тренером и готовился к поступлению в ВШТ. На этом моя игровая карьера закончилась.

С ЧИСТОГО ЛИСТА

Игроцкий век футболиста короток. Как ни крути, десять-пятнадцать лет – и начинай все заново. Собственно, любой спортсмен проживает две жизни – одну «до», другую «после». В нашей стране это, как правило, две большие разницы.

– И тут началась ваша тренерская карьера?

– Началась – громко сказано. Поначалу тренировал детишек. Потом стал третьим помощником у Иванова, а когда Валерка Филатов ушел в «Локомотив», возглавил дубль. Там-то я впервые увидел Юру Тиш-кова. По большому счету, он никому не был нужен. Будучи 1971 года рождения, он играл за 1969-й, поскольку ни 1970-й, ни 1971-й в нем не нуждались. Понимаете, он был гадким утенком. Он приглянулся мне скоро-стенкой, что-то большее в то время разглядеть было трудно. Я пригласил его в дубль. И вот после одной из тренировок играет основа против дубля. Юрка был в запасе, минут за 10-15 до конца выпускаю его на поле. Иванов спросил: «Что это? Нескладеха какой-то!» Но когда Юрка получил мяч и сделал что-то по-футбольному яркое, мастеровитое, Иванов тут же переменился во мнении: «А кто он, откуда?» Я объяснил. Юра потихоньку окреп, ножки округлились, оказалось, что он владеет хорошим ударом с обеих ног, стал лучшим бомбардиром дубля, а вскоре и игроком основы.

– То есть превратился в белого лебедя?

– Да, и никто не мог предположить тогда, что в скором времени все в его жизни круто изменится. Страшная у него оказалась судьба, несправедливая, именно к нему несправедливая. Не заслужил он этого. Помню, перед тем как перейти в «Динамо», дня за три до нового года, он позвонил мне и сказал, что хотел бы зайти, поговорить. Приезжает с бутылкой шампанского и коробкой конфет. Вижу, он какой-то напряженный. Чтобы разрядить обстановку, в шутку говорю: «Юра, ты же знаешь, я шампанское не пью!» А он, словно не слыша меня, спрашивает: «Вадим Станиславович, что мне делать – уходить в «Динамо» или нет?» Я помолчал с минуту, а потом ответил: «Что делать, спрашиваешь? Юра, ты ведущий игрок в «Торпедо». Команда спивается, но ведь ты же не спиваешься. В истории клуба уже было такое, когда Маслов ушел в Киев, практически все футболисты ушли, но остались Иванов, Воронин, Шустиков, и на этом хребте выстроилась новая команда». Я его предупреждал, что тренер, который приглашает его в «Динамо», сегодня есть, а завтра его может и не быть. Здесь же все свое, родное. Он защищался, говорил, что там у него много друзей. «Допустим, – возражал я, – но ведь тебя встретят не как игрока, а как товарища, а в картишках, как известно, нет братишек. Ты ведь не на свободное место идешь, а на чье-то, какого-то конкретного футболиста». К сожалению, я как в воду глядел. Сначала несчастье в Коломне, а спустя несколько лет – трагическая гибель. Эту весть принес Юрий Белоус (мы тогда были на сборах на Кипре). Я был просто в шоке. Юра был очень честным, порядочным человеком, не терпел лжи, поэтому, наверное, его и убрали, чтобы другим неповадно было. Я часто вспоминаю его. Да, судьбу не выбирают, но, не перейди он тогда в «Динамо», может, и не случилось бы ничего.

– Да, светлая ему память. А как развивалась ваша тренерская карьера дальше?

– В целом, она так и не сложилась. Знаете, тут очень важен счастливый случай, что ли, надо попасть в струю, как на гребень волны, которая тебя сама вынесет куда надо. Со мной такого не произошло. Очень долго был в подвешенном состоянии. Встречаю как-то Пал Палыча Бородина. «Как, ты без дела сидишь?» Тут же звонит Владимиру Алешину: «Как такое может быть?» Приезжаю на стадион, подхожу к главному тренеру лужниковского «Торпедо» Тарханову, а он с порога – как обухом по голове: «Тут про тебя такая молва идет, что ты чуть ли не законченный алкоголик». – «Саша, побойся Бога, какой же я алкоголик, если у меня семья здоровая и я постоянно за рулем?» Почему распространялись такие слухи? Я даже знаю, кто этим занимался. Наверное, за то, что я всю жизнь был независимым, ни перед кем не прогибался. В общем, года три проработал при Тарханове на вторых ролях.

Когда Белоусов ушел в «Торпедо-ЗИЛ», я стал работать с дублем, а с приходом Петренко меня опять задвинули. Тут Борис Игнатьев пригласил в «Торпедо-ЗИЛ», правда, в качестве непонятно кого, что-то вроде селекционера, пленки с матчей соперников возил. И только с приходом Евгения Кучеревского появилась ясность. Женя позвал меня конкретно на дубль, ну, а когда он по состоянию здоровья ушел, Володя Сахаров мне сказал: «Давай, Вадик, готовься». Я понял, к чему надо готовиться.

ЗАПОЗДАЛОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ

Жизнь улыбается нам нечасто. И улыбка эта бывает разной – иногда счастливой, иногда больше похожей на насмешку. Сразу и не разберешь. Сполна испытал на себе это и Никонов.

– К должности главного тренера?

– Вот-вот. После долгих лет неопределенности руководство моей родной команды пришло к тому, к чему, наверное, можно было прийти гораздо раньше. Стал тренером (Никонов горько усмехнулся. – Прим. И. Т.), но ни с кем так больше работать не хочу. Понимаете, все было: и еду в Мячково на дровах готовили, и поле нечем было полить, и ставить в состав на игру иногда тоже некого было – с миру по нитке собирали. Спасибо Евгению Гинеру, дававшему взаймы, правда, нашими же игроками, которых раньше забирали за долги. В общем, остались, не знаю как, наверное, не обошлось без помощи свыше. Оказалось, что кому-то якобы были должны за прошлое. Был период, когда ребята, не получая зарплату, отказывались выходить на поле. Я тогда собрал их и сказал: «Поймите, вам надо дальше играть, не в этой команде, так в другой». Мы тогда поняли друг друга и потому, наверное, выстояли. В тот сезон журналисты признали меня едва ли не самым остроумным тренером. А мне, собственно, ничего другого и не оставалось, как шутить. Горько, правда, но шутить. Нас и судьи душили, и голы руками забивали. Кого обычно бьют? Слабого. Вот нас и били.

– Но на этом ваши злоключения не закончились.

– Еще как не закончились. Когда «Норильский никель» купил зиловскую команду и на ее руинах стал выстраивать «металлургов», а потом «горожан», тренером был приглашен Сергей Алейников. Мне предложили ему помогать. Было, конечно, немного обидно, но куда деваться. Надо жить дальше, без работы в то время оставаться было нельзя. И я пошел помогать от чистого сердца. Но лучше бы этого не делал. То, что увидел, повергло меня в шок. И сами тренировки, и принципы общения с игроками, вернее, полное их отсутствие (ни пошутить, ни расслабиться, ни поговорить), – все приводило в недоумение. Тренировки продолжались по два с половиной часа. Отработав какое-то время, мы могли вернуться в тренажерный зал, а потом вновь выйти на поле. Футбольных упражнений вообще не было. Когда спрашивал Сергея, он коротко бросал, мол, так итальянцы делают. Ребята быстро просекли это и стали подсмеиваться над ним. Алейников же, как мне показалось, подумал, что это я ребят против него настраиваю. И на последнем сборе я почувствовал перемену в нем. В общем, вернулись в Москву, сыграли первый матч со «Спартаком» – 2:2. Все довольны, а я не в своей тарелке, да и Белоус как-то искоса на меня смотрит, точно на прокаженного. Дали нам три дня выходных. Я уехал с женой в деревню – и вдруг звонок от Белоуса: «Срочно приезжайте в клуб. Алейников с вами не хочет больше работать». – «Почему?» – «Вы уходите с тренировок, увиливаете от работы, анекдоты ребятам рассказываете». – «А куда мне деваться, сезон-то уже начался?» «Денька через три позвоните мне, может, что-нибудь найдем для вас», – и повесил трубку. Проходит три дня, звоню. Его нет. Через шесть дней приезжаю в клуб, и он с порога говорит: «А почему же вы мне не позвонили?» Я все понял, но история на этом не закончилась.

В Минске был организован товарищеский матч ветеранов нашего футбола. Встречаю там Алейникова, его к тому времени уже отправили в отставку, и прошу объяснений. Он мне в ответ: «Вадим Станиславович, я-то тут при чем! Вы кому больше верите?» Я больше верю Алейникову. А Белоус? Я ведь ему правду все время в глаза говорил, убеждал, что нельзя урезать премиальные ребятам. «Они и так три тысячи получают, а вы хотите им по полторы платить в зависимости от занятого места. Так для этого надо сначала укомплектоваться достойно, а потом уже требовать занятия высоких мест». Словом, нехороший осадок остался у меня от работы с этим человеком. Да и у других, думаю, тоже.

– Но потом удача вам все-таки улыбнулась.

– Да, от работы с Игорем Колывановым в юношеской сборной остались только приятные воспоминания. Мы стали чемпионами Европы, и эта победа до сих пор остается единственной на таком уровне. Самое главное, мы с Колывановым одинаково понимали футбол. У нас не было разногласий в плане тактики. Без острой необходимости я старался никуда не лезть. Есть главный тренер, есть помощник, это творческая работа. Когда спрашивали совета, давал и радовался, если он шел на пользу. Сейчас в юношеской сборной 1994 года рождения, которой я руковожу, есть неплохие ребята хотя бы по здоровью, что немаловажно в футболе, но… Огромные деньги, которые сегодня крутятся вокруг футбола, вызывают в ребятах, особенно молодых, смущение. Отношение такое: вы сначала заплатите, а потом я что-то сделаю. А это неправильно. Постоянно твержу им: «Сегодня на первом месте у вас должен быть футбол, на втором – футбол и на третьем тоже футбол». Эта простая истина была выстрадана мною, всей моей судьбой в футболе.