«Спорт-Экспресс», 22.07.2009
Десять лет назад этот молодой человек стал для всей страны новым Пекой Дементьевым. Он был очень знаменит. Его дубль помог «Зениту» выиграть в Москве финал Кубка, а сборная ценой голов Александра Панова сделала невозможное – оставила французов ни с чем на «Стад де Франс».
Да, он был очень знаменит. Ему бы играть да играть.
Зачем закончил в 32?
У ПРИЛАВКА
– Играете за ветеранов, Саша?
– Начну с будущего года, как только 35 исполнится. Раньше нельзя. А пока бегаю за любителей в команде «Звезды России».
– Еще чем занимаетесь?
– Отделкой дома, который выстроил в Подмосковье. Футбол гляжу по телевизору.
– На стадион часто ходите?
– Вообще не хожу.
– Почему?
– Нет клуба, на который смотрел бы с удовольствием. Вот жил бы в Англии – наверняка выбирался бы на стадион. У нас же более или менее интересно наблюдать за спартаковской игрой, Карпину я симпатизирую.
– Когда видите синтетику Лужников – тошнит? Вспоминаете, как ноги на ней горели?
– Наоборот – ностальгия мучает. Еще и поэтому стараюсь на стадионе не появляться.
– Все-таки рановато вы закончили.
– Хотелось подвигаться – но где? Мне проще было уйти вовсе, чем кататься по второй лиге, как Бесчастных. Я по деревням в юности намотался. Дальше Москвы уезжать не собирался. А здесь ничего не предлагали.
– Вы же в «Луч» едва не сорвались.
– Павлов зазывал, там зарплату предлагали в три раза больше торпедовской, плюс бонусы. Годик можно было попыжиться, пожить в самолетах. Но что-то не срослось.
– Судя по питерским номерам BMW X5, прописаны вы до сих пор на невских берегах?
– Да, в той самой четырехкомнатной квартире на Крестовском, которую получил за финал Кубка-99. «Трофейной». Недавно хотел ее продать, но сделка сорвалась, и слава Богу. Очень рад.
– Зачем продавать?
– Была возможность влезть в серьезный бизнес, строительный. Но покупатели какие-то мутные попались – то берем, то не берем…
– У вас вроде был какой-то бизнес?
– Крохотный, в Кировске. Купил здание – сдаю под регистрационную палату. Еще хочу создать в Москве футбольную академию. Но в это дело надо очень хорошо вкладываться, я пока не готов. Хотя живу мечтой. На меня когда-то огромное впечатление произвела футбольная школа «Сент-Этьена».
– К каждому футболисту однажды подходят с безумной идеей во что-то вложиться. К вам тоже?
– Как-то предложили купить завод в Петербурге.
– Свечной?
– Что-то вроде. Но достаточно было увидеть того человека, чтобы понять – никакого завода у него нет и у меня не будет. Интуиция.
– За какой случай особенно признательны интуиции?
– За то, что футбол не бросил. В юности были всякие «направления». Но приезжал в школу «Зенита», выходил на поле – и понимал: вот мое призвание.
– А прежде, кажется, собирались на рынке торговать?
– Во-во. Помидорами.
– Это ход.
– Я и торговал лет в четырнадцать. Пацан со двора увлек. На базе набрали овощей – встали продавать. Когда пачка денег в руках пухнет – это, братцы, молодого парня увлекает. Я впервые почувствовал деньги.
– Кроме помидоров чем-то еще торговали?
– Ботинками. У приятеля сестрица челночила – я помогал на рынке. Кстати, хорошо получалось – люди поражались, как у меня с прилавка все сметают. Интересно, говорят, ты работаешь.
– Из Китая потом не просили вас привезти баул по дружбе?
– Нет. Тогда для меня смутный период закончился. Как раз Китай стал переломным моментом. Судьба бросила на другой конец света, чтоб подумал о жизни.
ДВОЙНЫЕ ПРЕМИАЛЬНЫЕ
– С Сарсанией, бывшим вашим агентом, общаетесь?
– Сейчас нет. Костя занятой человек, у него и без меня забот по горло. Когда он возглавил «Химки», я позвонил: «Может, пригласишь? Подвигаюсь еще». Костя ни «да», ни «нет» не ответил – и я понял, что навязываться не стоит. Не люблю.
– А если завтра позовет?
– Приеду и помогу. Хотя «Химкам» в их положении спастись уже нелегко – отрыв внушительный. Но небезнадежно. Я мог бы поиграть, чувствую себя хорошо.
– Две недели занятий – и наберете форму?
– Месяц. Ни скорость, ни техника не пропали.
– Где-то внутри вам даже хочется вернуться?
– Хочется. Не хватает в моей жизни шума стадиона. Раньше приезжал куда-то, меня боялись – прекрасно это чувствовал. Еще в «Торпедо» с радостью пошел бы. Если пригласят – я готов. Вторая в жизни команда, которую полюбил всем сердцем. Для меня большая честь была выступать за «Торпедо».
– Когда осознали, что клуб на пути в пропасть?
– В 2005-м. Приличные игроки из команды стали исчезать, вместо них набирали детей из ФШМ. Не знаю, чему их там учат, но пас на два метра отдать не в состоянии. Как с такими играть в премьер-лиге?
– Беднее «Торпедо» там не было никого?
– Это точно. С одной стороны, зарабатывали мы мало. А с другой – была стабильность. Алешин никогда не обманывал, платил в срок. Разброса в контрактах не было, получали все примерно одинаково. Разве что Семшов чуть больше остальных.
– Хоть один широкий жест Алешина помните?
– Да сколько угодно. Если ему понравилась игра – не скупился. Даже после поражений от «Спартака» и «Локомотива» платил премиальные. И не просто, а в двойном размере! За то, что играли здорово.
– Противоположных примеров тоже много?
– Ага. Иногородним футболистам клуб выдавал 500 долларов на оплату жилья. Думайте сами, как снимать квартиру. Вот это напрягало.
– А почему многие торпедовцы за свои деньги покупали бутсы в магазине?
– Вот это не показатель. Кто-то любит зеленый Nike, кто-то – красный Adidas. Мне нравились бутсы итальянских фирм. Экипировало «Торпедо» Umbro. Майкл Оуэн играет в таких бутсах – и очень доволен. Хочешь другие – нет проблем, иди и покупай. Никто не заставлял выходить именно в Umbro.
– Футбол подарил вам друзей?
– Близких – нет. Только товарищей. В футболе близкие друзья редко встречаются, сегодня играешь здесь, завтра – там. Из «Зенита» ни с кем не общаюсь, кроме Бородина, который принадлежит этой команде.
– А прежде?
– Прежде дружил с Малафеевым, года три прожили на базе в одной комнате. Он был четвертым вратарем. А сейчас – величина в Петербурге.
– Бородин в ту пору котировался повыше?
– Однозначно. Но Малафеев работал ужас как – приходил в номер и падал на кровать, еле дышал.
– Еще на вашей памяти кто-то вкалывал так же?
– Березовский. Тоже был в глухом запасе, когда я пришел в «Зенит».
– Уже зарабатывая приличные деньги, Малафеев продолжал ездить на «Ниве».
– Так какие дороги были в Петербурге? А кто-то вообще машину не водил – как Костя Зырянов в «Торпедо», например.
– Но это не ваша история.
– Я давно за рулем. До сих пор жив первый автомобиль, «тройка» BMW. Жене отдал. Двенадцать лет, а как новенький. Пробег – всего тысяч сорок. Эта машина меня все время ждала, словно верная супруга. Больше стояла, чем ездила. Едва успевал аккумуляторы менять.
ДИМА-ДИСКОТЕКА
– Вы не из тех людей, которые пересматривают свои старые матчи?
– Да у меня их и нет. Валялись какие-то кассеты, а видик у родителей. Надо будет на диски эти записи перегнать. В родительской квартире солидная подборка матчей, иногда смотрю. И размышляю: возьмись за «Зенит» Морозов уже тогда, моя судьба сложилась бы поинтереснее. Потенциал был огромный.
– Но никого это не волновало?
– Садырину я был не нужен, шансов не давал. И Бышовцу не очень показался, я все-таки был маленький такой мальчик.
– Зато на тестах вы были – номер один?
– Пожалуй.
– А номер два?
– Максимюк. В чем-то он даже побыстрее был. Несся, как самолет. А игрока во мне Бышовец увидел, когда в сборную пригласили. До этого лишь тренировался, почти не играл. У меня внутри все горело! Особенно, когда «Петровский» шумел: «Панова на поле!»
– Когда смотрите голы, которые забивали Бартезу или в финале Кубка, – о чем думаете?
– О том, что голы-то были красивые. Я в высшей лиге забил всего один неказистый мяч – за «Торпедо». Играли с «Локомотивом», с ленточки добил. Чаще случались неимоверные удары. К примеру, головой.
– Бывало, что перепрыгивали двухметровых?
– О, сразу вспоминаю матч с «Ураланом». Счет 1:1, минут пять до конца. Подача с фланга, Горшков, который выше сантиметров на двадцать, выпрыгнул – а я взмыл перед ним и головой вколотил мяч! Саня поверить не мог!
– Встречался вам защитник, которого пройти невозможно было?
– Десайи. Зверь! Я даже немного разволновался, когда выходил против него за сборную. Стоим под трибунами, четверка французских защитников шла последней. Я рядом, разглядел их хорошо. Все высоченные, мышцы играют… Думаю – как же с такими бороться? Не пройдешь. Матч это и показал.
– То есть?
– А у нас и шансов-то, кроме голевых, не было. Очень тяжело пришлось.
– Еще про какого-то защитника думали такое же – «зверь»?
– Ковтун. Всегда неприятно было – знал, что по ногам получу. Хлестова было трудно пройти, здорово читал позицию. И «кусачий».
– Почему в Колпине так и не назвали улицу вашим именем?
– Да собирались. Но как обычно: хотят – не значит, что сделают. Мостовому тоже вон памятник обещали поставить в Виго… Меня в команде после Кубка подкалывали – тебе, дескать, собираются в Зимнем дворце уголок выделить. Квартиру дали – и спасибо.
– Максимюк вспоминал, что вы после тех успехов «зазвездили». Не вылезали с презентаций, какую газету ни откроешь – всюду Панов.
– Я должен был отказываться от приглашений? Не ходить? Слава меня, молодого пацана, немножко накрыла. Каждый день что-то пишут, предлагают. Будто до Луны добросило. А журналисты со мною всегда любили общаться, я мало кому отказывал. И говорить умел. К Максимюку подойдите за интервью – он промычит что-то. Не поймешь, что хотел сказать. Я, получалось, за всю команду отдувался.
– Кучеревский рассказывал про страсть того же Максимюка к казино. Человек проигрывал за раз по 20 тысяч долларов – его привозили к базе, выбрасывали у ворот, а машину забирали за долги.
– В картах Рома был очень азартен – значит, и с казино та же петрушка. Помню его глаза за карточным столом.
– Почему для вас это не стало проблемой?
– Потому что я мальчишкой за копеечную зарплату по два часа корячился на тренировках. И с этими крохами идти в казино – зная, что проиграешь? Глупо. У казино выиграть нельзя – если ты, конечно, там не хозяин.
– Выходит, одобряете новый закон?
– Не одобряю. Чтоб в Москве не осталось ни единого казино – это довольно странно. Вот ларьки с игровыми автоматами у метро давно пора было закрывать.
– В некоторых московских заведениях футболисты face control пройти не могли.
– У меня был приятель, с которым в любое место пускали. Его все швейцары знали, кидались дверь открывать. Охранники вытягивались, когда видели.
– Как зовут?
– Булыкин. Я поражался его популярности. «Дим, хоть в каком-то клубе тебя не знают?» – «Везде знают…» У него даже прозвище было Дима-дискотека. Славный парень, приятно было общаться. Творческий.
– Кто из «Зенита»-99 был достоин большего?
– Астафьев болтается неизвестно где. У Катульского перспективы были хорошие. Дед, Юрий Андреевич Морозов, его очень любил.
– Чего не хватило тому же Катульскому?
– Своего тренера, как и многим. Морозов хотел молодых поднять – и поднял. Аршавин правильно сказал – в сегодняшнем «Зените» он бы не пробился. Знаете, каким Аршавин был при мне?
– Каким?
– Тихенький такой мальчонка. Приходил, садился где-то в углу…
– Нам казалось, он всегда был с апломбом.
– Ничего подобного. Скромнее игроков не видел.
– Бабий служит в Донецке механиком маршруток. Кондрашов в Питере еще недавно трудился таксистом. Судьба некоторых обладателей Кубка-99 сложилась непразднично.
– Бабий, кстати, попал в жуткую аварию, чудом выжил. Мне жаль, что «Зенит» своих бросает, там только в легионерах души не чают. Слово «патриотизм» в клубе не знают. Радимов работает – и дай Бог. А придет новый тренер – может, и Радимова уберут. Когда сплошь иностранцы – это уже не петербургский клуб, а какая-то коммерческая команда. Я бы за такую в детстве не болел.
ЧУЖОЙ «ЗЕНИТ»
– Кто из ваших тренеров лучше всех понимал футбол?
– Бышовец отлично разбирался, но Морозов в тактике посильнее. У него упражнения были очень разнообразные. Интересно работать.
– Самый нелепый тренер на вашей памяти?
– Ярцев в «Торпедо»! Однажды учудил при всей команде. Построились, Ярцев о чем-то толкует и вдруг на меня срывается: «Что руки в карманах держишь? Яйца чешешь?» – «Ничего я не чешу». Ка-а-к начал на меня орать!
– А вы?
– И я на него заорал в ответ. Что, терпеть должен?
– С тренировки вас выгнали?
– Не только. Я месяца три потом не играл. Тренировался с дублем. В какой-то момент Ярцева приперло, дела совсем тускло шли. Курску 0:2 уступали к перерыву, – мне крикнул: «Иди, готовься…»
– И что?
– Вышел – 4:2 выиграли. Я два забил и два отдал. После этого он мне ничего говорить не стал. Я работал как работал.
– А руки в карманах держали?
– Держал. Никто больше не бухтел, что я там вычесываю.
– И с Дасаевым вы успели подраться.
– Сцепились, да. Хотя драки не было, это сложно представить. В ту пору обстановка благодаря Ярцеву была нервная, а после трагедии с сыном вообще человека не узнать стало. Срывался на всех без разбора. И вот тренировка, обычный «квадрат». Завелись по жаре. Говорю: «Мяч ушел». Дасаев в крик: «Б…, рот закрой! Играй!»
– Не закрыли?
– Наоборот. Очень прилично ответил. Три дня потом ходили, дулись друг на друга. Я первый оттаял: «Файзрахманыч, извините, эмоции захлестнули». – «Ты тоже прости». Сейчас нормальные отношения. А что Ярцев по этому поводу думает – мне наплевать. Действительно, нелепый тренер.
– Что занятного подметили в методике Адвоката?
– Любопытная подготовка. Вроде бы щадящая, и в то же время прилично грузит. Ничего монотонного, постоянно с мячом. А то некоторые тренеры будто марафонцев готовят.
– Когда убедились, что в «Зените» Адвоката вы – человек лишний?
– На сборах смотрю – отношение ко мне какое-то странное. Играть не давали – а что на тренировках покажешь?
– Адвокат к вам был необъективен?
– Да.
– В чем?
– Если выпускают на минуту, невозможно доказать, что ты классный футболист. Мы вдвоем с Кержаковым сидели на лавке. Вот и судите – объективен Адвокат или нет. Кержаков-то к тому времени для «Зенита» побольше сделал, чем этот голландец. А сегодня Адвокат даже не одной ногой в Бельгии, а тремя. Как команда в такой обстановке играет? Да и вообще, нет у меня ощущения, что Адвокат – хороший тренер. При таких деньгах лишь указывает: «Этого купи, того…» У Бышовца мы по три дня зависали на убогой базе – а с Адвокатом игроки живут в «Кемпински».
– И что?
– Мы бы жили в «Кемпински» – тоже, может, выиграли бы чемпионат… Адвокат не сильнее Давыдова. При том, что Давыдов – символ клуба. Настоящий патриот. Но его не пустят тренировать первую команду – потому что фамилия не звучит. Был бы Davidoff – другое дело. Посмотрите на скамейку «Зенита» – сплошные легионеры. Что, молодого питерского парня нельзя туда посадить?
– Сколько раз беседовали с Диком один на один?
– Был короткий разговор на завтраке, когда он меня отправлял из команды. Я подсел, Адвокат уплетал какую-то лапшу. Сказал, не прекращая жевать: «Ты не подходишь, ищи себе команду». И продолжил есть.
– Досадно было?
– Я пришел не в свою команду. В первые дни огляделся – Боже, вокруг-то все чужое! Почему должен с тренером на английском говорить, если в России живу? Общаться мне с кем было – с корейцами? Или с Риксеном и Текке? А переход состоялся благодаря Сарсании. Я мечтал закончить карьеру в «Зените» – Костя помог.
– Если б не он, никогда в этом «Зените» не оказались бы?
– Конечно. Адвокат ведь не дурачок, наверняка смотрел мои матчи. Возможно, и я виноват, что не заиграл. Немножко подрасслабился, не о работе думал. Но если б тренер доверял – я бы пересмотрел отношение к этому вопросу. А выйти на минуту и сейчас смогу. Безо всяких тренировок.
– Вы обронили, «Зенит» стал чужим. В чем?
– Люди были какие-то сытые. Довольные собой. И футболисты, и руководители. Звездная болезнь у всех. И это, когда «Зенит» еще ничего не выиграл! Представляю, что там творилось после чемпионства и Кубка УЕФА!
«ПРИВЕТ, ЛЕОНТЬИЧ»
– Возвратиться в «Зенит» вы были готовы еще в 2003-м, а президент клуба Виталий Мутко вас даже не принял.
– Было, было. Когда в московском «Динамо» объявили, что больше на меня не рассчитывают, сразу подумал о «Зените». Набираю Мутко: «Леонтьич, могу вернуться?» – «Конечно! О чем разговор! Все решим!» Я уж собрался весь московский скарб в машину загружать и мчаться в Петербург, но жена, умница, остудила: «Погоди. Контракт-то не подписан. Вдруг сорвется – и что, обратно в Москву все тащить?»
– Поехали поездом?
– Да. А Мутко так и не нашел время для встречи. Хотя накануне отъезда ему перезвонил. Уточнил: «Леонтьич, примешь меня?» – «Разумеется».
– На «ты» были?
– Ну да. И сейчас могу сказать: «Привет, Леонтьич». Но говорить буду уже на «вы». Все-таки министр.
– За язык вас никогда не штрафовали?
– Ни разу. Я ведь правду говорю. Хоть тренерам со мной трудно. Если вижу несправедливость – молчать не стану. Мне Малафеев рассказывал, что Петржела побоялся Панова покупать из-за характера. Все любят пушистых и покладистых. А я был борзым парнем – с такими никто не хочет работать. В «Торпедо» помнят, как вступался за молодых, которых «кидали» на деньги.
– Кто «кидал»?
– Начальники. Вместо полных премиальных выписывали пятую часть – молодому, дескать, и этого хватит. Пусть радуется. Я как узнавал, тут же к Мишину отправлялся: «С молодежью не рассчитаетесь – я на поле не выйду».
– Ваших речей, по слухам, даже питерский губернатор Яковлев побаивался.
– Я мог что-то ляпнуть, да. Как-то Яковлев прибыл на базу. Спрашивает: «Что надо, ребята? Какие пожелания?» Все сидят, притихли. И тогда поднялся я: «Автобус команде купите. Нашему сто лет в обед, ездить стыдно». Все сделаем, отвечает.
– Не обманул?
– Нет. Вскоре из Германии пригнали новенький. Руководители клуба не знали, как меня благодарить. Шептали: «Еще Яковлев приедет – проси больше».
– При вас Бышовец пригнал в Удельную грузовик с книжками?
– Да, набили целый шкаф. И вы, говорит, приносите, помогите команде.
– Принесли?
– Какого-то Чейза приволок. Но в библиотеку заглядывали немногие. Карты были гораздо популярнее. Причем не только в «Зените», но и в сборной.
– Кто лучше всех играл?
– В сборной – Карпин с Хохловым. В бридже – асы. А в «Зените» чемпионами были Вернидуб и Максимюк. Я тоже на сборах много играл. Перед отъездом домой начинали считать – и некоторые понимали, что за две недели сборов просадили под тысячу долларов. Для молодого парня, не проходящего в основной состав, – бешеные деньги. Попал я так разок – и с картами завязал.
– Из-за тысячи долларов вы с Юрием Морозовым повздорили.
– Это он со мною повздорил. Морозов тогда был спортивным директором. Пришел я подписывать новый контракт, зарплату положили 500 долларов. Я согласился. Но в клубе навернулся принтер, договор не смогли распечатать. Слышу: «Зайди завтра». На тренировке рассказал обо всем Андрюхе Кондрашову, тот поразился: «Всего 500 долларов? Почему так мало? Подойди к Бышовцу – может, добавит». И добавил!
– Много?
– Да, говорит, пятьсот – маловато. Пусть будет полторы тысячи. Но когда я Морозову передал слова главного тренера, тот взорвался. Я, как понимаете, отмалчиваться не стал. В принципе Деда можно понять. Вчера парень на пятьсот баксов соглашался, а сегодня хочет в три раза больше. Но пришлось платить.
– Тренировать у Морозова получалось лучше?
– Как специалист – замечательный. Одно в голове не укладывалось – зачем каждое утро на зарядке мы делаем по 400 прыжков?! Игроки дробили себе мениски, половина состава полегла с коленями.
– Но вы-то не пострадали.
– Потому что хватало ума сачковать. Никогда себя не перегружал. Как играть – если ноги не держат? Я же знал: футболист нужен, пока здоров. В том же «Зените», стоило игроку получить тяжелую травму, на нем мгновенно ставили крест. У нас шутка ходила: чтоб освободили от работы, надо явиться перебинтованным с головы до ног. Хоть один глаз будет здоров – заставят моргать, веко «закачивать». Помню, Косте Лепехину два мениска вырезали. Приковылял на костылях, а ему протягивают лист. Недельная программа тренировок. Пробежки, упражнения. Я смотрел на лепехинские костыли – и был в шоке.
– Однако тяжелее китайских тренировок в вашей жизни не было ничего?
– Вот там я как лось носился, не филонил! Три тренировки в день, по два часа каждая. Утром – с мячом, в обед – кросс, вечером – штанга. Не представляю, как выдержал.
– Как же вы год протянули в Баошане без женщин?
– Почему? Были женщины. И китаяночки, и наши. Страна настолько бедная, что местные девицы за деньги готовы на все. Впрочем, как везде. А русских барышень в Шанхае полно. Мы часто мотались туда на дискотеки – от Баошаня на машине минут сорок.
– А ведь могли когда-то оказаться в романцевском «Спартаке».
– Мог. И чемпионом стал бы, и в сборной подольше протянул. В Тарасовке Олег Иваныч пригласил к себе в комнату. Там уже сидел Шикунов. Протягивают бумаги: «Вот контракт. Подпишешь?» Не могу, отвечаю. В Питере не поймут. Для меня это было важно. Романцев очень огорчился.
– Помните, что творилось в раздевалке после матча с Украиной?
– Гробовая тишина. Все были раздавлены горем. Лишь Бесчастных орал на Филимонова. А я переживал собственную драму – такой момент угробил! До сих пор не пойму, как не забил после навеса Тихонова! Ладно, головой саданул мимо мяча, так еще успел подумать: «От плеча в ворота залетит». Мячу-то деваться уже было некуда. Но он попал в ключицу и улетел выше перекладины. Забей я тогда – и о голе Шевченко никто бы не вспоминал.
– Филимонов что-то говорил?
– Молчал, опустив глаза в пол. Потом Пал Палыч Бородин зашел в раздевалку. Рассказал пару анекдотов. Немного утешил.
– Как считаете, у этого матча есть тайна?
– Не пойман – не вор. Но слухи разные ходили. Особенно после того, как Филимонов перешел именно в киевское «Динамо»…
НА ИГЛЕ
– Сборную прежде водили в театры. Не засыпали?
– На опере закемарил. При Романцеве повезли нас после тренировки, уставших, в Большой на «Реквием». Полчасика поспал, потом встрепенулся, оглядываюсь – никто не заметил? А рядом интеллектуал и любитель балета Смертин дремлет. Вообще-то в театр я выбираюсь с удовольствием. Только на оперу с тех пор ни ногой.
– Последнее сильное удивление в вашей жизни?
– Когда узнал, что Филимонова из-за алиментов не выпустили за границу. Если действительно не платил – это его не красит как мужчину.
– Встречался вам человек, чьей силе воли поражались?
– Тимощук. Несгибаемый характер и фантастическая сила воли. Его лупят по ногам, а он встает и продолжает биться. Из категории людей, которые сами никогда не уйдут с поля. Их могут только унести. При этом как игрок – без слабых мест. Умеет все.
– «Бавария» еще не представляет, кого купила?
– Думаю, там уже все поняли.
– В «Торпедо» жизнь свела вас с футболистом Бугаевым. Глядя на его проделки, узнавали себя в юности?
– Да вы что! Запить на неделю, испариться из команды – такого даже я себе не позволял. С Бугаевым меня сравнивать не надо. Леша – хороший парень и толковый игрок. Если б не болезненная тяга к выпивке, добился бы многого.
– В киевском «Динамо» с такими игроками обходились просто – «зашивали».
– Да и в «Зените» было то же самое. «Зашили» Бабия – и он пару сезонов нормально играл. Но когда «расшивался» – караул. Для меня это вообще за гранью понимания. Водочки можно накатить. Но чтоб неделями гудеть, а потом звать на помощь докторов – это перебор.
– Да и вы не паинька. Мы ведь читали в книжке Игоря Рабинера воспоминания Бориса Рапопорта.
– Ха-ха. Очень интересно.
– Процитируем: «Сколько крови у нас Панов попил! Я человек терпеливый, но под конец его учебы в школе «Зенита» не мог на Сашу смотреть. Доходило до того, что, когда он приезжал из Колпина, мы просили его показать руки – чтобы проверить, нет ли там следов от шприца с наркотиком».
– Это правда. Со мной были сложности. К шестнадцати годам все перепробовал, и наркотики тоже. Но вовремя вырулил. Понял, что мне надо в этой жизни, а что – нет. Сосредоточился на футболе.
– Страшнее наркотиков ничего нет?
– Ничего. В 90-е эта зараза накрыла всю Россию. В моем дворе пятеро полегло. Начинали с чего-то легкого, травы – но почти все приходили к тяжелым наркотикам. Мы же глупые были пацаны. Незаметно втянулся.
– Как вы-то остановились?
– Чуть не умер. Передозировка героина.
– Ну и судьба у вас, Саша.
– Уже посинел, перестал дышать. Вытащил с того света приятель, который оказался рядом. Делал искусственное дыхание. Но я ничего не помню. Отключился, и все. Потом открыл глаза, встал как ни в чем не бывало. А парень рассказал, что произошло. Вот это была последняя капля.
– Как спасаться от ломки?
– Единственный способ – глушить алкоголем. Надо вышибать одну заразу другой.
– Пили много?
– Не то слово. К наркотикам-то тянуло, что говорить. Где-то недели две было тяжело, затем в больницу угодил с воспалением легких. О футболе уже не думал. Спасибо тренеру дубля «Зенита» Виталию Лебедеву, который обо мне не забыл. Звонил, приглашал на тренировки. Как-то я пришел, дотронулся до газона и понял, что больше всего хочу играть. Отправился на год в Китай. Поехали на турнир, я там назабивал – и китайцы предложили контракт. Позвонил домой: «Мама, я остаюсь здесь». Платили там очень хорошо. Но главный стимул был – вырваться из той среды. За год полностью очистился. В Китае всю дурь из меня выбили. Вернулся другим человеком.
– И сейчас открыто можете обо всем говорить.
– Да. Никому не пожелаю пройти через то, что я испытал. Ребята, не связывайтесь с наркотой. Слезть удается немногим. Я был бы так рад вычеркнуть из жизни тот период – столько здоровья угробил, столько как игрок потерял…
– Едва в тюрьму не угодили.
– Влип в историю. Провожали товарища в армию. Я не особо налегал на спиртное, а вот друзья напились до безумия. В автобусе их накрыло. Доехали до конечной. Смотрим – поддатый мужик спит, выходить не хочет. Стали тормошить – а тот, не поняв, принялся бузить. Я вышел из автобуса, смотрю – следом вылетает этот мужик, за ним мои друганы. Начали его лупить всей оравой.
– И вы приложились?
– Нет. Я-то еще соображал, но вразумить остальных было нереально. Потом кто-то додумался снять с мужика куртку – а тут и милиция подоспела. Быстренько нас приняли.
– Сколько светило?
– По статье – шесть лет. Разбой с нанесением телесных повреждений. Счастье наше, мужик оказался другом отца одного из ребят. Вместе на заводе работали. Забрал заявление, дело закрыли, и всех отпустили.
– Первая любовь была из вашей компании?
– Первая любовь стала женой. Хоть и жила в соседнем парадном, но очень приличная девочка. Не курила, не пила. Расписались, шесть лет жили вместе. Детей не было. А потом я встретил Галю – и влюбился. Сердцу не прикажешь. Жене сразу все рассказал, расстались мирно. Купил ей квартиру, машину, денег оставил…
– Сейчас у вас два сына. Кто надоумил второго назвать Кузьмой?
– Когда он еще в животе был, я Кузькой его называл. Так и пошло. А что, хорошее имя. Главное – редкое. И сыну подходит. Я и старшего хотел Емельяном назвать. Галя отговорила – мол, Емелей-дурачком будут дразнить. Сошлись на Никите. Как-то вышел во двор с ребенком, так там со всех сторон мамаши своих зовут: «Никита!» Зря жену послушал.
– Момент самой сильной физической боли в жизни?
– Мне делали пункцию печени. Втыкали в бок иголку полметра длиной, зацепляли кусочек печени и дергали. Когда заморозка отошла – на стену готов был лезть. Долго на правый бок прилечь не мог.
– В «Сент-Этьене» вам поставили диагноз гепатит С. Где подхватили эту дрянь?
– Из-за неправильного образа жизни в юности. Возможно, через иглу и наркотики.
– Но ведь французы провели медосмотр перед подписанием контракта – и ничего не нашли.
– Гепатит С называют «ласковым убийцей». Может годами дремать в организме, ничем себя не выдавать. А потом вдруг всплеск. Повезло, что это случилось во Франции. Болезнь засекли на начальной стадии, приняли меры. Поэтому я смог продолжить карьеру и вообще до сих пор жив. Будь иначе – умер бы. На тренировке или в игре.
– Вылечились полностью?
– Вылечить полностью гепатит С нельзя. Только приглушить.
– Сейчас о болезни что-то напоминает?
– Нет. Честно говоря, иногда задумываюсь: а был ли гепатит? Может, французы заварили кашу, чтобы не платить «Зениту» за трансфер? Я позже обследовался в петербургской клинике. Врачи сказали, что красные тельца преобладали над белыми и это могло перерасти в гепатит С. Но самой болезни не обнаружили.
О ком или о чем статья...
Панов Александр Владимирович