Валерий Поркуян: «Меня называли «фартовым Поркушей»

«Спорт-Экспресс», 1995

Скажите, у кого еще в списке достижений по части игр за сборную СССР значатся скромные 4 гола, но при этом все они забиты в финальной стадии чемпионата мира? И не простого, а самого успешного в истории советского футбола – в Англии-66? Однако заканчивается волшебный для Поркуяна чемпионат, и он неумолимо перестает появляться не только в составе сборной, но и своего клуба – киевского «Динамо». Вам не напоминает это куда более свежую, но не менее печальную историю Олега Саленко?

Нам неведомо, сможет ли Саленко, как когда-то Поркуян, спустя четыре года «восстать из пепла» и снова оказаться в национальной сборной на первенстве мира. А тогда, в Мексике 70-го, «фартовый Поркуша», как его все называли, опять сыграл свою немаловажную роль…

Впрочем, обо всем по порядку.

– Валерий Семенович, у вас армянская фамилия, но всю сознательную жизнь вы прожили на Украине. А где родились?

– В Кировограде. И дед мой родился на Украине, и отец. Никто не мог объяснить, откуда у нашей семьи армянские корни. По линии матери, кстати, я украинец – ее фамилия Сокуренко.

– По поводу вашего происхождения, помнится, когда-то даже анекдот сочинили.

– Было дело. Вопрос армянскому радио: «Что нужно «Арарату», чтобы выиграть чемпионат СССР?» Ответ: «Мунтян, Поркуян и девять киевлян».

– Когда вы решили связать свою жизнь с футболом?

– В школе я быстрее всех бегал и дальше всех прыгал. Логично, что звали в легкую атлетику, но я без мяча жить не мог. Днями и ночами гонял во дворе. Лет в 12, когда мы узнали, что километрах в пяти от Кировограда есть прекрасные зеленые поля, начали туда регулярно наведываться – кто пешком, кто на велосипеде. А мы с другом решили бегать кроссы – туда и, несмотря на усталость, после игры, обратно. Может, именно поэтому я потом в кроссах был силен и, в какой бы команде ни играл, никогда не бежал вторым.

– В спортшколе какой-нибудь занимались?

– Была ДЮСШ, и меня пацаненком еще туда звали, но я сходил два раза и вернулся во двор – неинтересно было. В школе бутсы выдавали настоящие, да вот футбол там был какой-то искусственный. Тянуло на улицу, где я капитанил.

– В чем же вы играли?

– Почти всегда босиком. Пару раз отцу, работавшему грузчиком, выдавали ботинки, я их быстренько разбивал – и получал по первое число. И махнул рукой – значит, не судьба в обуви играть. Отец, слава Богу, жив-здоров, живут с матерью в Кировограде. Еще есть два брата. Один играл немного в дубле «Черноморца», сейчас шоферит в Кировограде, второй – рабочий.

– Когда вы попали в организованный футбол?

– В 58-м открылась школа кировоградской «Звезды», и мы всей ватагой бросились туда. Тренер провел двусторонку и сначала поставил меня в полузащиту. Я же по привычке убежал оттуда в нападение, забил один мяч, второй. На этом все вопросы были сняты.

– На каком уровне вы тогда мечтали играть?

– Мне казалось, что из такой глубинки особенно высоко взлететь трудно, поэтому хотелось попробовать себя хотя бы в классе «Б». Но вмешались обстоятельства. В 64-м моя «Звезда» принимала винницкий «Локомотив», который тренировал Матвей Черкасский. Меня еще с одним парнем выпустили на замену при счете 0:1, и мы вдвоем сделали игру и победили – 2:1. Вскоре Черкасский перебрался в одесский «Черноморец» и начал регулярно приезжать за мной в Кировоград. Я сомневался – дома все-таки спокойная, размеренная жизнь, а в другом месте придется весь уклад жизненный менять. Но однажды Черкасский заявился прямиком к моим родителям и убедил их. Тем более что «Черноморец» в 64-м как раз завоевал право играть в высшей лиге.

– Как вас встретили в Одессе?

– Я ничего подобного не ожидал. После сезона у команды была поощрительная поездка в Болгарию, куда взяли и меня. Оттуда, видимо, кто-то из «Черноморца» позвонил в Одессу и сказал, что нашли перспективного нападающего. А болельщики, вы же сами знаете, обо всем мигом узнают. И когда мы на пароходе приплываем в Одессу, меня, никому неизвестного кировоградского паренька, под руки подхватывают болельщики и говорят: «Идем с нами, город тебе покажем, расскажем обо всем». Я долго не мог понять, что происходит.

Обжился я в Одессе быстро. Постоянно стал выходить в основе со второго круга. Тогда же меня приметили тренеры олимпийской сборной Качалин и Горянский, стали постоянно вызывать. В конце сезона мы съездили в турне на Кубу и в Алжир, в одном из матчей выиграли – 1:0, и я забил красивый гол.

– И – оказались в киевском «Динамо»?

– Я не хотел уходить из «Черноморца» в «Динамо». В какой-то момент Виктор Александрович Маслов решил во что бы то ни стало меня заполучить, и его помощники даже начали прибегать к хитростям. Играет однажды «Черноморец» с московским «Динамо», Лев Иванович Яшин тащит от меня из дальнего угла опасный удар. 0:0. Не успеваю я отдышаться в раздевалке, как приносят телеграмму: бабушка в Кировограде очень больна, скорее приезжай. Я в 11 вечера сажусь на поезд, в 8.30 утра уже дома. Вхожу – бабушка жива-здорова, зато сидит и приветливо улыбается представитель киевского «Динамо». Это они таким способом переговоры организовывали. Хотели меня сразу забрать, но я отказался – сказал, что так дела не делаются. Вот доиграю до конца сезона, а там посмотрим. В Одессе я в составе закрепился, а в Киеве одни знаменитости играют – что же мне туда ехать? Чтобы штаны на скамейке протирать?

– Но после сезона вас все-таки уломали?

– Никто меня не уломал. Вызывали в федерацию, я отказывался. Начали пугать, но я ответил: «Будете пугать, уйду в «Спартак». Это была не совсем пустая угроза: я понравился Сергею Сергеевичу Сальникову в матче дублеров «Спартака» и «Черноморца», и он тоже начал меня сватать.

Спустя пару дней после этого визита в Киев с вышеуказанным диалогом из приемной Щербицкого раздался звонок первому секретарю Одесского обкома партии: распорядились, чтобы Поркуян был в киевском «Динамо». Тогда разговор простой был.

Помню, что на вокзал пошел меня провожать и напутствовать игравший тогда в «Черноморце» Лобановский, с которым мы в 65-м очень сдружились. Я уже тогда видел, что он будет большим тренером.

– Дебют в Киеве вышел блестящим – гол «Зениту».

– Да, и гол тот получился красивым. Биба с углового подал на дальнюю штангу Турянчику, тот прострелил вдоль ворот – и я ласточкой влетел вместе с мячом в ворота. Болельщики признали сразу. Может, еще и потому, что я никогда не трусил, не уходил от борьбы, лез в самое пекло.

– А в команде как приняли?

– На первых порах замечательно. Когда я приехал на первый сбор в Гагры, Дед меня увидел и похлопал по плечу: «Ну, мальчонка, чего не хотел к нам?» Я честно ответил: «Боюсь». Он меня ободрил. Вообще с виду он мог показаться суровым, но на самом деле очень любил людей, был простым и хорошим человеком.

– В сборной вы оказались перед самым чемпионатом мира?

– Буквально в последний момент. Вообще тот сезон киевляне начали без сборников, готовившихся в составе национальной команды, – Сабо, Банникова, Серебрянникова, Бибы и Хмельницкого. Потом двоих последних отцепили. Я тем временем играл в основе и с четырьмя голами возглавил список бомбардиров чемпионата. Помню, моя игра произвела впечатление в Минске, где мы выиграли – 4:0 у очень сильных динамовцев. Я забил тогда два, а еще два – мои лучшие друзья в «Динамо» Володя Мунтян и Толя Бышовец.

Перед самым отъездом были определены 20 игроков из 22, а еще двоих обсуждал тренерский совет. Качалин предложил мою кандидатуру, и ее утвердили. Можете представить мое удивление, когда в Баку, где мы проводили календарный матч, прилетает телеграмма: срочно в Москву, в сборную. Оттуда мы направились в Швецию, готовиться.

– Вы попали в сборную 21-м, стало быть, считались глубоким дублером?

– По большому счету и сам я считал себя таковым, хоть в Швеции в контрольных матчах и забил 4 гола. Но у меня совсем не было международного опыта – ведь до того я не сыграл вообще ни одного матча за первую сборную. Да, впрочем, я и не вышел бы вообще на этом чемпионате, не выиграй наши первые две игры – у сборных КНДР и Италии.

– В смысле?

– В том смысле, что третий матч в группе – с чилийцами – уже ничего не решал, и Морозов решил попробовать несколько дублеров. Тут-то и настал мой час. Сначала Валерий Воронин грудью сбросил мне мяч, и я, находясь слева от ворот, с первого касания вонзил мяч в «девятку». Во втором тайме соперники сравняли счет. И потом за четыре минуты до конца Анзор Кавазашвили с ноги сильно выбил мяч в поле. Я на всякий случай сместился слева в центр – и тут получил подарок. Защитник, пошедший на перехват, ошибся, мяч через него перескочил, и когда он развернулся по мокрому газону, я уже убегал один на один. Вратарь выскочил из рамки, я перебросил мяч через него в ворота – 2:1! Так матч и закончился.

– После этого вы почувствовали, что стали полноправным игроком основного состава?

– Какое там! Просто был рад, что поучаствовал в одном матче и сумел себя показать. Даже когда Морозов сказал: «Готовься к Венгрии», – я не воспринял его слова всерьез. Ведь замены тогда были запрещены, и участвовать в матче от команды могли только одиннадцать человек. Вечером накануне игры каждому из тех одиннадцати давали успокоительную таблетку, и когда я после ужина пришел в номер и увидел на своей тумбочке эту таблетку – глазам своим не поверил. Потом Морозов отозвал, спросил: «Выдержишь?» Я ответил: «Почему бы и нет?» Спал хорошо – молодой был, нервы крепкие. Но те 40 минут, которые мы добирались на автобусе к месту игры – в Сандерленд, – меня слегка трясло.

В самом начале игры разыгрываем с Малофеевым угловой. Я отдаю ему, он, натянув на себя защитника, – мне. Наношу резкий удар. Вратарь Гелей, вытягиваясь в струнку, парирует, но набегает Игорь Численко – 1:0. А сразу после перерыва забил уже я сам. Со штрафного был навес, и я изготовился бить головой, даже уже кивнул, но мяч резко ушел вниз, и я едва успел выставить ногу. Многие болельщики мне и сейчас говорят – здорово ты тогда головой забил! А забил я тогда ногой.

– Великолепные венгры во главе с Флорианом Альбертом сумели отыграть только один мяч.

– И в последние 15 минут основательно нас зажали. Я бегал как раз по тому левому флангу, возле которого скамейка во главе с Морозовым. Он кричит: «Валера, вперед!» А я его не послушал, решил действовать по ситуации и побежал защищаться. И тут атака венгров. Первый удар Яшин парирует, я забегаю за него, и второй удар, шедший в ворота, приходится прямо мне в грудь! Я его что есть силы выбиваю аж за тренерскую скамейку и успеваю даже крикнуть Морозову: «Ну что, вперед или назад?» Он рукой махнул: играй, как решишь. После игры меня ребята на руках несли в раздевалку.

– Полуфинал с немцами мог закончиться по-иному?

– Эх, забей я в самом конце игры…

– Так вы же забили – на 87-й, отквитав один из двух голов, проведенных Халлером и Беккенбауэром.

– Да, в тот момент Малофеев боролся с защитником и вратарем, я полез в сутолоку, и мяч прямиком ко мне и отскочил. Но потом же был еще один великолепный шанс! Слева Малофеев проскочил по флангу, сделал навесную подачу. Вратарь, оставшийся у ближней штанги, уже не успевал. Я выпрыгнул… И в мозгу мелькнуло, что это гол. А надо было не думать, а кивнуть наверняка, вниз. А мяч… мяч ушел выше ворот.

После игры Морозов никого не ругал, только поблагодарил за игру. Ведь полматча мы играли даже не вдесятером, а вдевятером – удалили Численко, а Сабо порвали связки голеностопа, и он бессильно стоял у бровки – заменить-то его нельзя было. Так что весь второй тайм я играл вместо него полузащитником – против Халлера. И именно будучи хавом, забил гол и имел тот момент.

– Традиционных политических оргвыводов – стыдоба, мол, немцам проиграли! – не последовало?

– Нет, на том чемпионате партийные люди вообще не мешали нам заниматься своим делом – может, потому мы и сыграли нормально, хотя помню, что писем и телеграмм – разберитесь с немцами! – приходила перед матчем масса. Но мы не оргвыводов боялись, нам было страшно обидно, что проиграли, – я считаю, что та наша сборная вполне могла стать чемпионом мира. Конечно же, было несправедливо, что, когда вернулись, всех собак за поражение повесили на удаленного Численко и даже не дали ему звание заслуженного мастера спорта. Но это было в традициях нашей системы.

– На матч за третье место с португальцами вы не вышли?

– Морозов решил, что надо дать сыграть и другим ребятам. Да и вы же прекрасно понимаете, что матчу за третье место после проигранного полуфинала никто серьезного значения не придает.

– Хотелось бы узнать об атмосфере в сборной вокруг чемпионата. По магазинам, к примеру, наши славные органы госбезопасности свободно давали ходить?

– Вполне. Я сувениров всяких-разных накупил всем родственникам и знакомым. Денег, кстати, у нас тогда было, по нашим представлениям, море – 1200 долларов.

– Откуда столько?

– Большинство из нас получили деньги за рекламу бутс «Адидас».

– Что-о?! Советские спортсмены получили деньги за рекламу???

– После одной из тренировок подошел ко мне представитель «Адидаса», тренировавшийся, кстати, вместе с нами, и вынул 300 долларов. Я молодой был, испугался, а рядом стоял Йожеф Сабо и говорит: «Давай-давай, бери, не стесняйся». Руководство об этом вроде бы не знало. Хотя черт его знает…

– В нефутбольной обстановке с зарубежными звездами общались?

– После чемпионата состоялся банкет. Все суперзвезды – Эйсебио, Беккенбауэр, Чарльтон и другие – оказались простыми и приветливыми ребятами. С помощью жестов мы прекрасно друг друга понимали. В какой-то момент ко мне подошел Качалин: «Валера, пойди возьми у звезд автографы» – и протянул красивую записную книжку. Я подошел к Беккенбауэру, Зеелеру, Эйсебио и другим и взял по два автографа – для Качалина и для себя. До сих пор хранятся.

– А футболками после матчей не обменивались?

– Нам, кажется, строго-настрого это запретили. В принципе и «Адидас», и «Пума» предлагали играть нам в своих футболках, но наше руководство приняло патриотическое решение – играть только в отечественных. И их было настолько мало, что обмену они не подлежали.

– И вот с чемпионата мира возвращается его герой Поркуян. И вскоре перестает попадать в основной состав киевского «Динамо»…

– Честно говоря, мне неприятно вспоминать это. Ну да ладно. Я хоть и выступил хорошо в Англии, все равно оставался молодым – 22 года. И кто-то из ребят постарше, видимо, почувствовал зависть и затаил обиду. В личном общении это никак не проявлялось – я был слишком коммуникабельным для каких-то ссор. Но подводные течения были, и я это чувствовал постоянно.

Оказалось, что году в 65-м над Масловым нависла угроза отставки. Высокое руководство сказало: привезете с выезда в Куйбышев и Минск меньше двух очков – тренер уходит. Ребята Деда не подвели – привезли все четыре. И потом частично стали принимать решения – тренерский совет и все такое прочее. Маслов в какой-то степени стал от них зависеть.

– Вы пытались с ним поговорить?

– Неоднократно. Он меня все успокаивал, но мне от этого легче не становилось. Хотел уйти из команды, но не мог – был офицером, и отпускать меня никто не собирался. Так у меня вылетели в трубу три года. И только когда вмешался Щербицкий, меня начали ставить.

– А каким образом дело дошло до Щербицкого?

– Я дружил с его сыном Валерой. Познакомились как-то в ресторане. Он пригласил домой, поиграли в бильярд, сдружились. Его родители ценили меня за то, что я старался отучить его от вредных привычек, которых он нахватался от иных своих дружков. И в разговорах он чувствовал, как я нервничаю, что не могу полноценно играть в футбол. Когда выпускали – забивал, как ни в чем не бывало. Но чаще не выпускали.

– После 69-го, несмотря на поддержку первого партийного секретаря республики, вы решили вернуться в «Черноморец»…

– Несколько раз за мной в Киев приезжал лично главный тренер одесситов Сергей Иосифович Шапошников. И я решил во что бы то ни стадо уйти – по горло был сыт киевской нервотрепкой. Меня пытались вызвать обратно в Киев и как офицера чуть ли не обвинить в дезертирстве, но тут порядочно повел себя Маслов, попросив меня не трогать.

В «Черноморце» у меня как груз с плеч свалился. Стал регулярно забивать, и Качалин вновь пригласил в сборную – на чемпионат мира. Когда я приехал в Москву на сбор, у меня состоялся долгий и душевный разговор со Щербицким – человеком, равных которому по любви к футболу среди советских политических деятелей не было.

– Что за разговор?

– Он позвонил сыну, когда я как раз заехал к Валере за кое-какими вещами на чемпионат мира. Узнал, что я у него и на следующий день приезжаю в Москву, и попросил зайти. Мы встретились в гостинице «Москва», даже номер помню – 316. Может быть, ему нужно было выговориться, но в тот день я много интересного услышал – например, как Хрущев его отправил из Киева в Днепропетровск, обвинив в том, что он занимается спортом, а не сельским хозяйством. И многое другое. А под конец спросил: «Может, назад вернешься?» Я вежливо отказался, и Владимир Васильевич меня понял.

– Вот так, с благословения Щербицкого, вы отправились на чемпионат мира-70. Но на поле в Мексике так ни разу и не вышли. Почему?

– Тренеры посчитали, что были люди посильнее. Один раз я имел шанс выйти на поле – на последних минутах печально памятного четвертьфинала с Уругваем. Меня готовили для участия в жеребьевке, которая произошла бы в случае ничьей – серий пенальти тогда не было. Но пока готовили, наши пропустили тот нелепый гол.

– Но за несколько дней до того, не играя, вы вновь стали героем сборной, вытащив по жеребьевке более, как казалось, слабый Уругвай, а не могучую Италию. Как это происходило?

– В группе мы с мексиканцами набрали по пять очков, сыграв между собой вничью и обыграв Бельгию и Сальвадор. И жеребьевка должна была решить, кто займет первое место в группе. Эта команда оставалась в Мехико и принимала на «Ацтеке» Уругвай, а «проигравшая» отправлялась в Гвадалахару на встречу с итальянцами. Ребята предложили, чтобы ехал «фартовый Поркуша» – еще с прошлого чемпионата мира меня стали так называть. А как еще называть, если попал в сборную в последний момент, вышел на поле только потому, что команда выиграла первые две игры, – и вдруг начал забивать в каждом матче. Качалин в принципе был человеком несуеверным, но тут он согласился – пускай Поркуян едет. У команды был день отдыха, и она с руководством отправилась в лес на шашлыки, с нетерпением дожидаясь результата. Мы ж с Гранаткиным и Андреем Старостиным поехали в Мехико в гостиницу «Хилтон».

Сначала Гранаткин вытащил нам право первого выбора. Передо мной стояло ведерко от шампанского, накрытое белой салфеткой. Внутри были два скатанных шарика с цифрами «1» и «2». Желанной была единица. Когда я подходил, сразу решил: какой шарик первым нащупаю, тот и беру. И вытащил «единицу» На огромном табло, что висело на гостинице, надпись «СССР – Мексика – 0:0 сменилась на 1:0. Среди огромной толпы собравшихся пронесся вздох разочарования.

– Мексиканские газеты тогда написали, что Поркуян – самый дорогой игрок чемпионата мира, так как он нанес ущерб организаторам на сумму около двух миллионов песо.

– Так и было. Стадион в Гвадалахаре намного меньше «Ацтеки», и сбор от матча с участием хозяев оказался куда меньшим. Еще, помню, меня тогда в газетах называли «Сеньор Почему», поскольку моя фамилия по-испански созвучна с этим словом.

– В сборной вас встречали как героя?

– Еще бы! Ребята еще издали меня заметили, и я им жестом показал – все, мол, в порядке. А когда я к ним подошел, они начали меня подбрасывать, как тренера, выигравшего чемпионат или кубок.

– Но ведь матч с уругвайцами еще не был сыгран!

– В том-то была вся беда. Ребята почувствовали себя полуфиналистами. И жестоко поплатились. А мне не хватило буквально двух минут, чтобы в очередной раз проверить свою везучесть…

– Вернемся к вашей клубной карьере. После сезона-71 вы перешли из «Черноморца» в «Днепр». Что произошло?

– В 70-м одесситы вылетели из высшей лиги. Лобановский, наоборот, со своим «Днепром» в нее вошел и тут же начал меня приглашать. Сначала я отказался, было неудобно перед Одессой – команда вылетела, а ты убегаешь как крыса с тонущего корабля. Вызывали даже в обком партии, где я дал слово, что в тот год не уйду. Но на следующий «Черноморец» не смог вернуться – и я принял очередное приглашение Лобановского. И провел в «Днепре» четыре года – с 72-го по 75-й.

– Какое впечатление производил на вас молодой тренер Лобановский?

– Он знал, чего хочет, – так же, как сейчас Буряк. Это можно было определить не по словам, а по тренировкам. Нагрузки он уже тогда предлагал колоссальные. И это помогало разрывать даже сильных соперников, особенно на старте сезона. Помню, два года подряд мы встречались в первом туре с ЦСКА и дважды уверенно обыграли его. И Володя Федотов оба раза подходил ко мне: «Вы чего так носились – мяса сырого объелись?!» В обоих матчах я, кстати, забивал.

– Вы пришли в «Днепр» в 28 – уже не мальчишкой. Не тяжело было переносить подобные нагрузки?

– Я уже говорил, что ни на одном кроссе я не бежал вторым. Но сейчас иногда и сам удивляюсь. Помню, в Сочи мы с Лобановским побежали в горы, на водопад. И неслись вверх-вниз с головокружительной скоростью, по пять метров с обрывов прыгали. Как будто пропеллер вставили. Как это возможно было?

– В 74-м Лобановский ушел в киевское «Динамо». Кто пришел ему на смену?

– Каневский. По сравнению с Лобановским – небо и земля.

– 75-й стал последним годом вашей игровой карьеры?

– Да. После сезона мы поехали в Африку, а когда вернулись, Каневский дал понять, что мне пора уходить.

– И вы вот так послушно ушли?

– Сначала я хотел перейти к Шапошникову в симферопольскую «Таврию». Но почему-то меня из Москвы не хотели заявлять, и Шапошников предложил помочь ему как тренеру. А заодно поучиться. Нас было два таких помощника-ученика – Биба и я.

Потом Сергей Иосифович отправил меня в Керчь, где создавалась совершенно новая команда. Из 40 местных ребят я отобрал сначала 25, а потом, по ходу сезона, 18. В первый сезон мы на первенстве коллективов физкультуры заняли третье место, во втором шли на первом, и тут произошел конфликт, после которого я ушел.

– Что за конфликт?

– Играл у меня в команде способный парень Гриша Бибергал – сейчас он, кстати, один из хозяев «Черноморца». А был там, в Керчи, куратор команды из «Керчрыбпрома», который впоследствии работал в симферопольском обкоме партии, да и сейчас куда-то баллотируется. И он сказал мне о Бибергале, сказал абсолютно хамским тоном: «Убери этого жида, чтобы я его в команде не видел». Я такого отношения стерпеть не мог и на следующий день положил на стол заявление об уходе. Он вначале не хотел подписывать – потребовал, чтобы я доработал до конца сезона. Потом взял непонятную паузу в неделю и, наконец, подписал. Потом я понял, зачем он эту паузу брал.

– Зачем же?

– Против меня была организована традиционная для того времени кампания. В «Комсомольской правде» с подачи этого деятеля вышла гнусная статья «От ворот поворот капризной звезде», где мне впаяли такие обвинения, что в пору суду подключаться. И как отмоешься?

Естественно, это имело серьезные последствия. Хотели, к примеру, назначить меня главным тренером одесского СКА, а генерал, курировавший команду, покачал головой: вы что, на него же такая «телега» в прессе была!

– И чем вы занимались?

– Сначала работал с юношами СКА, потом Виктор Прокопенко пригласил тренером-селекционером «Черноморца». Думаю, что сделал я за те полгода 82-го немало. Команда плелась в хвосте, когда я перехватил у «Днепра» Владимира Поконина. Он приехал, забил много голов, и команда оказалась в десятке. Затем я привез из Черновиц Виктора Пасулько. Поехал высматривать нападающего, а когда увидел этого полузащитника, дар речи потерял. И я довел дело по его переходу до конца, за что Витя мне благодарен и по сей день.

Но потом из обкома партии пришло распоряжение меня убрать. Не знаю, чем оно было вызвано, – возможно, тянулся «хвост» все той же истории.

В те годы как раз начинали активно играть ветераны. Этим делом я и занялся, зарабатывая тем самым кое-какие деньги. И однажды мы приехали играть в Одесскую область, в колхоз «Благое». Председатель там сам играл, жуткий болельщик. И он уговорил меня поднимать сельский футбол. 10 лет я там после этого проработал.

– Как же произошло возвращение позабытого-позаброшенного Поркуяна в Одессу?

– Спасибо Буряку – это он обо мне вспомнил, когда набирал команду. Когда-то мы играли вместе в «Черноморце», он дружил с моим братом, когда оба были в дубле. Помню, он что-то выиграл по юношам и привез мне сувенир – игрушечные бутсы «Адидас». В последнее время мы встречались изредка – на 50-летии Соснихина, например. Но на «Черноморец» я ходил регулярно, и однажды Леонид Иосифович подошел и предложил мне стать его помощником. Я с радостью согласился и сейчас очень доволен, что работаю с человеком, которому и профессионально, и по-человечески абсолютно доверяю. Должно же было мне, «фартовому Поркуше», когда-то повезти!..