Андрей Пятницкий: «Игра – это состояние души»

«Футбол», 04.2002

Вспоминаю игру «Спартака» в первых чемпионатах России и в этой ни на чью другую не похожей спартаковской игре непременно вижу фигуру Пятницкого, привлекавшую глаз не только своей какой-то особой футбольной изысканностью, но и, конечно, прежде всего изысканностью пасов, разящих ударов по чужим воротам. Невольно хочется процитировать литературного классика Юрия Олешу, любившего и понимавшего толк в футболе, игроках: «Что же, разве ты не видишь необыкновенного изящества его облика, его легкости, его – секунда! – и он сейчас побежит, и все поле побежит за ним, публика, флаги, облака, жизнь!» Андрей Пятницкий не добежал до финишной черты, не доиграл до конца свои лучшие годы на поле. Травма и слишком затянувшееся восстановление не позволили ему это сделать. Настоящего футболиста, как дерева с могучей кроной, без крепкой корневой системы не бывает. Мы увидели и запомнили Пятницкого, когда он уже набрал футбольную высоту, его крона – четыре золотые медали в российских чемпионатах, две кубковые победы, забитые голы в еврокубках и в матчах за сборную России.

КОРЕННОЙ ТАШКЕНТЕЦ

– Андрей, как говорится, начнем с начала…

– Я родился в Ташкенте вскоре после того, как мои родители оказались в этом городе, пострадавшем от землетрясения. Они были молодые, а молодежь тогда по комсомольским путевкам уезжала на целину, строить БАМ, возводить заново Ташкент. Мама до этого жила в Ижевске, где отец проходил срочную армейскую службу. Они познакомились, поженились, никакие житейские трудности их не пугали. Отец вообще появился на свет по дороге в фашистский концлагерь в декабре 41-го года. Его мать, мою бабушку, немцы вместе с другими девушками и женщинами отправляли с оккупированной территории в неволю.

Я был совсем маленьким, когда бабушка умерла, не помню ее рассказов о жизни в германском плену. И отец не помнит. То, что он выжил, наверное, можно считать чудом.

– Родители и сейчас живут в Ташкенте?

– Да, и в той же квартире, которую отец получил перед тем, как я родился. Квартира с удобной планировкой, в центре города, престижный район. Хотел перевести их в Россию, поближе к себе, но они не соглашаются, мол, здесь наш дом, работа, определенный круг знакомых.

Ну, а сам я – коренной ташкентец, как и моя младшая сестра, которая тоже там живет вместе с мужем. Благодаря футболу я, начиная со школьных лет, побывал во многих городах, но до сих пор считаю, что Ташкент – один из самых красивых городов на земле.

– И по-узбекски, наверное, свободно говорите?

– Иногда жалею, что не жил в махале – это что-то вроде поленовских двориков в Москве, тогда бы проще простого было овладеть этим ставшим теперь иностранным языком. Понимать понимаю, но сам не очень хорошо говорю.

– Мне впервые довелось побывать в Ташкенте ранней весной 1974 года на Международном юношеском турнире, кстати, выигранном юношеской сборной СССР, которую возглавлял Евгений Иванович Лядин. Напомню, что под его руководством наши ребята до этого побеждали на юношеских турнирах УЕФА в 1966 и 1967 годах. Так вот, в Ташкенте, несмотря на то, что его команда оказалась сильнее сверстников из ФРГ, ГДР, Швеции, Польши, Финляндии, он не очень-то радовался. Потому что наши тогдашние ребята тренировались все больше в залах, в футбольных секциях, где вволю не наиграешься. Эпоха дворового футбола заканчивалась. И это не могло не сказаться на игре нашей тогдашней юношеской сборной: было много брака, неиспользованных явных голевых моментов.

– И до сих пор мы сетуем, что дворового футбола у нас нет. Но, с другой стороны, ни один детский тренер не возьмет в настоящую команду мальчишку, если он не умеет хоть мало-мальски обращаться с мячом. А где этому можно научиться? Во дворе, на пустыре. Вам, Андрей, в том далеком 74-м шел всего седьмой год. Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы в футбол уже играли.

– Играл.

– Где?

– Во дворе.

ДВОР

– Наш двор был одновременно и двором школы, в которой я потом начал учиться. В футбол здесь играли постоянно, и я еще до школы играл. А если говорить о дворовом футболе в целом, то, на мой взгляд, он сейчас не то чтобы сник, а во многом лишился тех первоначальных соревнований, которые прежде проводились регулярно: класс на класс, школа на школу, район на район, городские турниры. И спонсоров никаких не требовалось, чтобы эти соревнования можно было провести.

Футбольные площадки в Ташкенте и в других городах имелись почти в каждом дворе, из массы играющих ребят детским тренерам всегда было кого взять «на карандаш», пригласить уже в спецшколу с футбольным классом. Во всяком случае, после пятого класса обычной школы со мной именно так все и произошло.

Но началось все во дворе. И продолжалось после школьных уроков, которые у младшеклассников заканчивались раньше, чем у старших ребят. Сперва играли между собой час, другой, затем нас вытесняли те, кто постарше, но я оставался, может, потому, что уже кое-что умел и играл чаще всего дотемна. Когда подрос, за меня стали вести борьбу два существовавших у нас во дворе враждующих клана, старались заполучить в свою команду. До сих пор вспоминаю об этом с чувством гордости, пожалуй, не меньшей, чем когда меня начали приглашать в различные сборные, вплоть до сборной России.

– Любопытно, что когда в 1975 году я брал интервью для «Футбола» у киевского динамовца Владимира Веремеева, – а это было почти сразу же после исторической для всего нашего футбола победы его команды в розыгрыше Кубка кубков, он сказал, что самое большое чувство гордости испытал в детстве, играя за «сборную» двора рядом с парнями, некоторые из которых были уже женатыми. Вот так, наверное, и возникает в раннем возрасте ответ на жизненно важный вопрос: дано или не дано? Хотя, конечно, никакой пацан его перед собой еще не ставит. Но набор высоты уже пошел.

– Игра – это состояние души. Когда не можешь дня прожить без футбола. Чего скрывать, и занятия в школе отходят на второй план. Думаешь, зачем мне все эти иксы с игреками, не лежит к ним душа, в математике мало что понимаю, никогда не пойду ни в какой технический вуз. Играл за школьную команду и радовался, если нас отпускали с уроков. А то и на целый день для участия в соревнованиях.

Вот у меня дочка в нынешнем году пошла в первый класс. Когда она делает уроки, могу не сдержаться, вспылить: каракули или еще что. А потом вспоминаю себя и прихожу к философской мысли: каждый человек талантлив, просто ему нужно найти то, в чем он талантлив. А в том, чего тебе в жизни не дано, все равно многого не достигнешь.

– Верно, но не слишком педагогично.

– Я ведь говорю о состоянии души. Хочу, чтобы моя дочка поскорее нашла то, что ее больше всего интересует, и тогда все у нее в жизни получится.

ОТ КРЕМЛЯ ДО МИТИНА

– После школьной команды где продолжился набор высоты?

– В районной. Учился в пятом классе и выступал за Фрунзенский район, где мы жили. Играли с Хамзинским районом, в котором находилась специализированная школа с футбольным классом. После матча ко мне подошел тренер этой школы Комарницкий Владимир Дементьевич и предложил продолжить учебу у них, в футбольном классе. Я и сам был бы рад, но добираться от дома до новой школы примерно, как от Кремля до Митина. Тренировка в семь утра. Мне двенадцать лет, родители будут против. И я не согласился.

Комарницкий в течение нескольких месяцев приходил к нам домой, уговаривал моих родителей и меня на переход и к Новому году уговорил. Мне и сегодня хочется поблагодарить его за такую настойчивость, поскольку после этого приглашения футбол в какой-то мере становился уже делом моей жизни.

– Андрей, а что это за команда такая – «Старт», с которой начинается ваша визитная карточка в футбольных справочниках?

– Наша школа имела свою команду во второй лиге – «Старт» (Ташкент). По существовавшему тогда цензу за нее должны были выступать два футболиста не старше шестнадцати лет. Я стал одним из этих двух футболистов и первые свои деньги, хотя это было неофициально, получил в «Старте». Как сейчас помню – 160 рублей. Тогда это было много.

Но гораздо важнее то, что меня взяли в юношескую сборную Узбекистана, в ее составе сыграл на турнире в литовском городе Паневежисе и стал одним из кандидатов в юношескую сборную Союза. Правда, не очень надеялся на вызов, однако через месяца два он неожиданно пришел, и сразу – на поездку во Францию. Представляете? У нас в Ташкенте люди гордились, что им удалось побывать по туристической путевке в Болгарии или Венгрии, а я, еще учась в школе, отправился в фестивальный Канн.

– Кто на турнире во Франции запомнился из зарубежных сверстников?

– Итальянец Паоло Мальдини и англичанин Пол Гаскойн, с которым мне непосредственно пришлось вести борьбу на поле. Мы победили сборную Англии – 2:0. На следующий день из французских газет узнали, что Гаскойна хочет купить «Тоттенхэм» за 2 миллиона фунтов стерлингов. А обо мне было сказано, что этот парень из сборной СССР его полностью переиграл.

Учась в старших классах, начал пробовать силы в дубле «Пахтакора», лучшей команды республики, получал, естественно, какие-то деньги и все больше задумывался о том, что футбол может стать для меня средством существования в жизни.

КАТАСТРОФА

– Андрей, вы попали в дубль после того, как «Пахтакор» разбился в авиакатастрофе. Тяжело об этом вспоминать, но и не спросить нельзя: где и когда вы узнали об этой ужасной трагедии?

– Мой сосед по дому, ровесник, неплохо играл в футбол, и теперь уже я переманил его в нашу спецшколу. Отчасти еще и потому, что одному скучно было ездить по утрам на занятия и тренировки. Мы встречались на автобусной остановке и вместе ехали через весь город. Для него день начинался с чтения «Советского спорта», и еще он любил слушать радио, самые ранние новости. И вот, когда мы встретились на остановке, он сказал, что «Пахтакор» разбился. Я сначала не поверил, но об этом говорили и люди в автобусе. Не могу передать своего тогдашнего состояния. Ведь это были мои кумиры. А Владимир Федоров и Михаил Ан выступали за сборную СССР! Это были футболисты первой величины. На похороны попасть было невозможно, в последний путь команду провожала вся республика. Мы всем классом тоже положили цветы на их могилу.

МОЛОДЫМ ВЕЗДЕ У НАС ДОРОГА?

– На поле в основном составе «Пахтакора» вы впервые появились, когда уже истек трехлетний срок, дававший право команде, созданной после авиакатастрофы, оставаться в высшей лиге вне зависимости от ее выступлений. Попытки восполнить невосполнимые потери не удались, «Пахтакор» очутился в первой лиге и надолго в ней увяз. Вам-то удалось в эти годы побороться за право сыграть в основном составе «Пахтакора»?

– Такой борьбы просто не могло быть, если учесть, что в дубль меня взяли еще школьником. Это сейчас совсем юным игрокам нередко доверяют сразу сыграть в «основе» и уже перестали удивляться, что такое возможно, а в мои времена думать об этом школьнику смешно было. Ведь тогда играли по нынешним меркам «старики», а те, кому 25-26 лет, не попадая в «основу», размышляли: может, перейти в другую команду, если даже на замену не выпускают?

– Зато в юношеских сборных – Узбекистана и СССР – дела у вас шли получше. Помнится, в Ленинграде, на турнире на приз Гранаткина, даже лучшим бомбардиром стали. И очутились после этого в Москве.

АТЫ-БАТЫ ИГРАЛИ СОЛДАТЫ

– Эти два года, проведенных в армейском клубе, под конец даже столицу заставили невзлюбить. Тянуло на родину со страшной силой. А ведь у меня был выбор – «закрыть армию» в ЦСКА или в московском «Динамо». Я недолго мучился и выбрал «Динамо», которое выступало в высшей лиге, тогда как ЦСКА с «Пахтакором» – в первой. Но в ташкентский военкомат пришла на меня отдельная директива: такому-то прибыть в ЦСКА. Куда денешься? И летом 85-го года прибыл согласно этой директиве в армейский клуб.

– Стриженым наголо?

– Раньше к порядкам относились построже, чем сейчас. В военкомате мне сказали, что лучше подстричься. Да для меня и не было комплекса, с кудрями я или без.

– Помните свою первую игру за ЦСКА?

– Помню. Дебют получился удачный, в Москве, в своеобразном армейском дерби ЦСКА – СКА (Карпаты). Поначалу мы проигрывали со счетом 0:2, а закончился матч вничью – 2:2. Я и забил два гола.

Тогда у нас компания сильная была: Брошин, Татарчук, Савченко, Медвидь, Иванаускас, Дима Кузнецов. Попасть в основной состав не просто, но, может, потому, что я перед этим в турнире на приз Гранаткина лучшим бомбардиром стал и в первом же матче за ЦСКА два гола забил, мне нашлось место в основном составе. Таким образом, я 30 матчей в первой лиге за ЦСКА сыграл, 5 голов забил, для опорного полузащитника это неплохой результат.

– Пока не видно повода для того, чтобы невзлюбить столицу.

– Повод появился в следующем сезоне, после выхода в высшую лигу. Все мы – молодые, перспективные, и у руководства возникла идея сделать из нас «команду лейтенантов». Ведь была же когда-то в Москве такая знаменитая армейская команда. А меня, как я уже сказал, все сильнее стало тянуть на родину – в Ташкент, к людям, которым я был с детства столь многим обязан. Хотелось помочь «Пахтакору» тоже выйти в высшую лигу. Лейтенантские погоны мне были ни к чему. А с рядового какой спрос? Пришло время дембеля – и до свидания! Тем более из-за травмы месяц не играл.

Но не тут-то было. Юрий Андреевич Морозов благоволил ко мне, но тут довелось мне узнать, каким он может быть, когда кто-нибудь делает что-то вопреки его желанию. Крики, угрозы, Морозов и вообще пообещал расстаться со мной, рядовым, не осенью, когда кончался мой двухлетний срок службы, а 31 декабря! Но ведь не я один такой был, и другие солдатики тоже протестовали.

Тура за три-четыре до окончания провального для ЦСКА чемпионата, закончившегося вновь вылетом в первую лигу, меня отправили в роту возле аэровокзала на Ленинградском шоссе, чтобы почувствовал, что такое кирзовые армейские сапоги. Вот поэтому я невзлюбил Москву, в которой не чувствовал себя свободным человеком.

Когда уходил из ЦСКА, были заманчивые предложения из Киева, от «Спартака». Если бы знал, что через несколько лет Союз развалится, то, наверное, оказался бы в «Спартаке» намного раньше, но тогда вернулся в Ташкент с четко поставленной перед собой целью: через три года, в случае невыхода «Пахтакора» в высшую лигу, поеду искать счастья в более перспективной команде. Моя цель и мечта сбылись три года спустя. В конце 90-го «Пахтакор» вернулся в элиту.

– В том же году вы стали мастером спорта международного класса, выиграв в составе сборной чемпионат Европы среди молодежных команд. Какие имена были в той сборной – Игорь Добровольский, Дмитрий Харин, Александр Мостовой, Игорь Колыванов, Игорь Шалимов, Андрей Канчельскис, Борис Поздняков, Андрей Баль, Михаил Еремин…

– Мы ведь вместе со многими еще в юношеской сборной начинали, когда я первый раз поехал во Францию: в ней были и Харин, и Колыванов, и Добровольский. На чемпионате Европы среди молодежных команд нашему тренеру Владимиру Вениаминовичу Радионову ничего такого особенного объяснять нам не требовалось.

ПОДАРОК ОТ ШКВЫРИНА

– Вернулись, значит, в «Пахтакор», имея звание МСМК, чувствуя себя, наверное, стопроцентным лидером. Собственно, вы таким и были. В победном турнире первой лиги сыграли 34 матча, забили 10 голов. В следующем сезоне, уже в высшей лиге, те же 10 голов. Для опорного полузащитника это более чем хороший результат. Свой долг воспитавшим вас в Ташкенте людям, по-моему, вы отдали сполна.

– Мне в высшей лиге мой друг и лучший бомбардир «Пахтакора» Игорь Шквырин помог еще и «хет-трик» сделать. Случилось это в матче с донецким «Шахтером». Мы выигрывали со четом 3:1 на своем поле. Я забил два мяча, а в конце матча за снос Шквырина в штрафной арбитр назначает пенальти. Сам пострадавший его без проблем и реализовал бы, но Игорь стал уговаривать меня: «Бей, ведь у тебя день рождения!» Так я и сделал «хет-трик», первый и единственный в своей жизни.

ПРОЩАНИЕ С ПАХТАКОРОМ

– В сезоне-92 вместо привычного всесоюзного первенства должен был начаться чемпионат СНГ. Но не начался. Во всех бывших союзных республиках, кто раньше, кто позже, приступили к проведению собственных чемпионатов. И вы, Андрей, уехали из Узбекистана. Впрочем, уехали еще раньше, зимой, в составе сборной СНГ, возглавляемой Анатолием Бышовцем, в США, Израиль и Испанию. Понятно зачем: чтобы успешно подготовиться к ЧЕ-92 в Швеции. В футболе, который после распада Союза мы потеряли, «Пахтакор» остался для вас вехой. Чемпионат Узбекистана – это было уже не то, о чем вы когда-то мечтали?

– Совсем не то. В межсезонье обыграли парочку будущих соперников с двузначным счетом, и многие из нас поняли, что это не самое интересное времяпрепровождение на поле. Стали думать, куда податься? Меня звали в «Спартак». Кроме Игоря Ледяхова, с которым быстро сошелся в сборной Бышовца и который раньше меня принял приглашение в этот чемпионский клуб, в «Спартаке» практически никого не знал. Да и подойду ли я такой команде, встречающейся по осени с грандами европейского футбола? Сомнения были, но решился. Приехал.

– И, по мнению болельщиков «Спартака», оказались… «не спартаковским игроком».

– Было дело. А все потому, что начал действовать не на своем обычном месте опорного полузащитника. Ведь с детства играл только на этой позиции, знал, где, когда и как нужно что-то предпринять для пользы команды. Действовать впереди было непривычно в спартаковской игре, согласен, здесь я выглядел чужим, чуть ли не инородным телом. А когда поменялся с Ледяховым местами – это тотчас окрестили «романцевской рокировкой», что соответствовало действительности, – все покатилось как по маслу.

– И «докатилось» до чемпионата мира в Америке, когда «Спартак» уже два раза чемпионом России успел стать, и ничто не могло ему помешать добиться того же третий раз кряду. А в США сборная России выступила неудачно. Причины известны. Или не все? Можете добавить что-нибудь от себя как от члена нашей команды, почти месяц находившейся за океаном?

– Что тут можно добавить? Не секрет, что мы сыграли на чемпионате мира в Америке так, как к нему готовились. Сначала было злополучное коллективное письмо игроков, после чего начались скандалы, хотя я до сих пор не знаю, кто это письмо написал и что там произошло. Потом мы, спартаковцы, до самого последнего момента не могли понять, едем ли на чемпионат или нет. Но Олег Иванович Романцев нас не будоражил, многое из того, что тогда происходило, прошло мимо нас, в скандал мы не вмешивались.

В Америке сперва проиграли будущим чемпионам, бразильцам – 0:2, затем проиграли шведам – 1:3 и, хотя легко переиграли камерунцев – 6:1, из своей группы не вышли. Я играл только в первом матче против сборной Бразилии. В каждой встрече состав перекраивался заново. Такая катавасия с составом к добру привести не могла.

СПАРТАКОВСКИЙ ЗВЕЗДОПАД

– Олег Иванович Романцев иногда говорит, что «Спартак» – это каждый год новая команда. Но в начале девяностых было ведь по-другому. Отъезды игроков за рубеж начались не сразу. А потом как прорвало, ведущие игроки друг за другом стали уезжать не в самые сильные зарубежные клубы. Пресытились российской славой или манила возможность получать в валюте намного больше?

– Побеждая в первых чемпионатах России, мы чувствовали, что состав подобрался боевой, почти все ребята были одного возраста, в самом соку, и тогда же между собой договорились выиграть в таком составе что-нибудь на высоком европейском уровне. А потом уже каждый сам решит, уезжать ему или оставаться. Но после проигрыша ответного полуфинального матча Кубка кубков бельгийскому «Антверпену» при плохом судействе в Антверпене португальского арбитра Каттани и неудачных игр в следующем сезоне с испанской «Барселоной» и «Пари Сен-Жерменом» желание уехать стало пересиливать все остальное. Потому что футбольный век короток, пока есть шансы, нужно ими воспользоваться, чтобы заработать в дальнейшем на безбедное существование детей. А сделать это можно, только играя за рубежом. И ребята начали уезжать. Мостовой еще раньше уехал, потом Карпин, Попов, Ледяхов, Радченко, Бесчастных, Онопко, Никифоров…

– Но вы же, Андрей, не уехали. Почему?

– И я бы уехал, но помешала травма. Потребовалось долгое лечение, восстановление, и все равно она давала о себе знать, мешала тренироваться и играть в полную силу. Для травмы лучший лекарь – время. А для действующего игрока потерянное на лечение травмы время, иногда измеряемое годами, – невосполнимая потеря. Врагу не пожелаю пережить то, что со мной случилось.

ТРАВМА

– Знаю, что 6 мая 1995 года в отборочном матче чемпионата Европы Россия – Фарерские острова в «Лужниках» вы повредили голеностоп…

– Да, случилось это на 15-й минуте игры. Пошел в отбор, защитник выбил мяч, который попал мне в ногу, правую «рабочую». Нога опустилась на вроде бы ровную поверхность поля, но там оказалась какая-то лунка, и случилось то, что случилось.

– Защитник не виноват?

– Нет, безобидная ситуация. «Виновато» лужниковское поле, которое, сколько я на нем ни играл, никогда не было в отличном состоянии. Прямо со стадиона меня привезли в ближайшую больницу, где, кроме санитаров, никого из врачей не было. Стоит ли говорить, что первомайские праздники у нас на неделю растягиваются, а там и День Победы… В больнице ничего толком мне не сделали, просто лангет наложили. К более или менее толковому врачу попал только 12 мая – шесть дней спустя после того, как подвернул ногу. А необходимо было срочное хирургическое вмешательство, тогда и лечение, и восстановление протекали бы нормально.

Проходил в гипсе два месяца, начал потихоньку тренироваться. Не думал, что с ногой что-то серьезное: ну, поболит, поболит и пройдет. Боль не проходила, однако я продолжал готовиться к осеннему выступлению «Спартака» в Лиге чемпионов, хотя после снятия гипса мне предписывалось четыре месяца не бегать.

– «Спартак» тогда выдал рекордную серию в Лиге чемпионов: шесть побед в шести матчах! Вы играли, кажется, почти во всех этих матчах.

– И за сборную России тоже. Но играл через «не могу», действовал разве что на 50 процентов своих возможностей. Нога продолжала болеть, пришлось прибегнуть к стационарному лечению. Я и в Германию на обследование ездил, месяц там провел, не без пользы, конечно, но полного восстановления не было. Сезон-96 вышел рваным: то играл, то лечился. Не попал на чемпионат Европы в Англии.

– Но получили свою четвертую чемпионскую медаль в «Спартаке». Теперь понятно, каких мук она вам стоила. Оттого, наверное, и самая дорогая.

– Из «Спартака» пришлось уйти. А тут Вася Кульков предлагает помочь. Он за саратовский «Сокол» стал выступать и сказал, что у них в команде есть хороший специалист, который суставы восстанавливает. Я подумал: потрачу еще сезон, зато, может, вылечусь, и поехал в Саратов. Пробыл там недолго, немного со специалистом этим позанимался, вышел один раз на замену, 15 минут провел на поле, гол успел забить, «Сокол» выиграл – 1:0, а я в той игре еще одну травму получил: дернул заднюю мышцу и выбыл из строя на месяц. Ничего не получилось, после этого решил, что сезон для меня закончен. Это было весной 98-го года. А позже… Приглашали уже не в столичные клубы, а на периферию. Уезжать из Москвы, бросать семью, менять условия жизни и получать гроши? Стал выступать за ветеранов. Сейчас могу сказать, что той боли уже нет, она стала легкой, не мешает играть.

– С финансами как?

– Оставались сбережения. В «Спартаке» до самого конца получал свою зарплату полностью.

– Вы получили травму, выступая в матче за национальную сборную. Это кем-то учитывается, компенсация положена?

– Если бы я играл за сборную Германии и получил травму, приведшую к потере трудоспособности, то наверняка имел бы какое-то пособие, пенсию. А у нас ничего такого нет.

ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР

– Но вы, Андрей, говорите, что сейчас правая, «рабочая» чувствует себя значительно лучше. Может, есть еще порох в пороховницах? Дмитрий Кузнецов тоже за ветеранов начал было играть, но позвали в зиловское «Торпедо», и он даже гол забил в Премьер-лиге. Кузнецову – 36, а вам 35-й годок идет. Как насчет состояния души? Все то же?

– Сам-то я считаю, что еще вполне могу года два-три поиграть в нынешнем российском чемпионате. Играл же Саша Бородюк до 38. Мой возраст – это далеко не предел. Кого мы видим на наших полях? Тех, кто использует в основном свои физические данные: рост, вес, бегают, прыгают. Это тоже нужно, а вот игроков плана Егора Титова на пальцах одной руки легко пересчитать.

Мне кажется, что и я, потеряв кое-что в «физике», еще вижу поле, знаю, кому какой пас отдать, по меньшей мере, игру не испорчу.

– Остается ждать откликов читателей-тренеров?

– Думаете, «западут»? А что, за меня платить никому не надо, я – бесплатный футболист.

– А о начале тренерской карьеры не задумывались?

– Меня спрашивают, почему не поступаешь в ВШТ? Отвечаю: ну поступлю, закончу, получу диплом. А дальше что? У нас одни и те же тренеры меняют друг друга. Это наверху. А внизу посторонние люди сидят в команде и свои дела делают.

– В Тарасовке давно не были? Спрашиваю об этом потому, что Романцев, считается, вроде не очень-то привечает бывших своих игроков. Или ошибаюсь?

– Ошибаетесь. Романцев – психолог. Просто его надо знать. К нему в любое время можно было постучаться, поговорить. Да и он сам предлагал нам: «Если есть какие-то вопросы, недопонимание, пожалуйста, заходите, номер мой знаете».

А ездить в Тарасовку тоже ни к чему. Люди работой занимаются, тренируются, готовятся к матчам. Хотя при встрече Олег Иванович всегда спрашивает у меня: «Почему не приезжаешь?»

– Значит, никакой обиды на «Спартак» нет?

– Никакой. Иногда думаю: если бы «Спартак» начала и середины девяностых сохранился, скажем, еще года на два, то мы обязательно выиграли бы что-нибудь серьезное в Европе. Жалко, что этого не произошло. А «Спартак» действительно каждый год – новая команда. Но побеждает по-старому. Всем спартаковцам будет что вспомнить.