Войти

Никита Симонян: «Тогда мне повезло – Сталин клятву не сдержал»

«Спорт-Экспресс», 05.1995

– Никита Павлович, футболистами рождаются?

– Уверен в этом. Трудись ни трудись на тренировках, а если нет божьей искры – лучше поменять профессию.

– Получается, 12 октября 1926 года в Армавире миру явился футболист по имени Никита?

– При рождении мне дали труднопроизносимое имя – Мкртыч, что значит креститель. А моим крестным отцом в футболе стал двор. Обыкновенный двор в центре Сухуми, куда наша семья переехала, когда мне было четыре года. Дотемна гоняли мяч, и для ребят я был Микишкой. А возвращаясь домой, каждый раз получал взбучку от своего отца Погоса – футбол ему казался хулиганским занятием, и мои ежедневно разорванные ботинки лишь утверждали в этой мысли.

– Не сердились на отца?

– Еще как! Мудрость, к сожалению, приходит с годами. Лишь повзрослев, я понял, что отцу и так было непросто содержать семью, а тут сын приносит в дом больше проблем, чем пользы. И все же я не отступился.

– Но одно время, слышал, вас увлекла музыка.

– Было дело. Ходил в кружок, играл на трубе. Неплохо получалось. До сих пор люблю классику. Не воспринимаю громкую музыку – мелодия должна ласкать слух. Петь? Нет, не пою. Не знаю даже, есть ли у меня голос – ни разу не пробовал. С детства был застенчив, так и осталась эта черта на всю жизнь. Мешает это. Надо вот пойти к высокому руководству, стукнуть кулаком, что-то не попросить – потребовать, ан нет, не могу. Порой сам на себя за это злюсь. Но природу не обманешь.

– Разве может быть стеснительным человек, который в одном матче забил девять мячей?

– Это когда же?

– Вспомните товарищескую игру с командой из Гульрипша.

– А! Было такое. Юношей выступал за сухумскую команду, и мы выиграли у сверстников из Гульрипша -11:4. Согласитесь, даже в дворовом футболе непросто «хет-трикнуться» три раза в одном матче. Что говорить, приятно вспомнить то время. Нынешнюю мудрость – да на те быстрые ноги! Может, тогда бы судьба дала шанс заявить о себе погромче.

– Грех вам, право, жаловаться на судьбу. Она подарила столько счастливых случайностей! Вспомните хотя бы приезд в Сухуми в конце 45-го года московской команды «Крылья Советов»…

– А вы неплохо обо мне осведомлены… Тот приезд, по сути, определил мой футбольный путь. «Крылышки» привезли к нам две команды – взрослую и юношескую, которая в 45-м выиграла чемпионат Москвы. В ту пору меня уже и за взрослых ставили. Юных москвичей мы обыграли дважды – 3:1 и 1:0. Все четыре мяча забил я. Третий матч провел против основного состава «Крыльев» – ничья 1:1. Но – вот она, судьба! – опять гол на моем счету. Через несколько дней меня попросили зайти в гостиницу «Абхазия», где разместились москвичи. И главный тренер «Крыльев» Владимир Иванович Горохов с порога огорошил: «Поехали в Москву, Никита. Сделаем из тебя второго Боброва!» Представьте состояние пацана, для которого Москва – это что-то далекое и грандиозное.

– И что вы ответили?

– Что я мог сказать? Последнее слово было за родителями – таковы традиции Кавказа.

– Трудно было рассчитывать, что отец встретит эту весть с радостью.

– С отцом состоялся непростой разговор. Ехать в Москву ради того, чтобы просто пинать мяч?! Нет, отец категорически не хотел меня отпускать, футбол не казался ему серьезным занятием. Что делать – пришлось пойти на обман. Горохов пустил в ход последний аргумент: «Вы не волнуйтесь, он же там еще и учиться будет в престижном институте». На это отцу возразить было нечего. Раз так – пусть едет.

– В Москве вы сразу встретились с человеком, о котором могли лишь читать: знаменитым Пекой – Петром Тимофеевичем Дементьевым. Ноги от страха не подогнулись?

– В силу южного воспитания у меня в крови заложено глубокое почтение к людям старшего возраста. Это относилось не только к Петру Тимофеевичу, а и к капитану команды Владимиру Егорову, Виктору Карелину, Александру Ильичеву, Петру Архарову, Борису Запрягаеву. В команде, по сути, собралось два поколения – старики, которым за 30, и совсем молодые ребята.

– Так, может, и отношения были сродни армейским?

– Что вы! Они к нам относились уважительно. Пека, тот вообще был фантастически популярен. Он обладал такой техникой, что, думаю, и по сей день нет такого игрока. Несмотря на сложный характер, он вполне благожелательно учил нас, младенцев, уму-разуму.

– И вот, первая игра в чемпионате – с минским «Динамо». Причем в вашем, можно сказать, родном городе – Сухуми. «Крылья» выиграли – 1:0, и единственный мяч забил Симонян. Так?

– Так, и, возможно, этот день стал бы самым радостным в моей жизни. Но накануне матча арестовали моего отца. Мы жили в гостинице «Абхазия», как вдруг пришел знакомый из МВД и говорит – твой отец арестован, в доме провели обыск.

– Чего хотели?

– Таким вот образом пытались заставить меня перейти в тбилисское «Динамо», но я же был игроком «Крыльев».

– Забив мяч, вы усугубили ситуацию. Может, не стоило выходить на поле?

– Не знаю. Но если бы я струсил – а только так оценили бы мой поступок, – отец меня не простил бы. Из того матча в памяти отложился один эпизод. Играть мне пришлось против Аркадия Чернышова, впоследствии знаменитого хоккейного тренера. Я его тогда нечаянно задел, и он небрежно бросил: «Ну ты, мальчишка, поосторожней…»

А с отцом все решилось благополучно. Крепкий человек, его на испуг не возьмешь. Он им в камере заявил: «Мой сын будет играть за ту команду, которую выберет сам. А я готов сидеть у вас сколько угодно». Его выпустили.

– Сезон закончился. В отпуск вы приехали в Сухуми. О Симоняне в Грузии не забыли, попытка нажима повторилась. Вас «уговорили» поехать в Тбилиси.

– Это было время всевластия Берии. Сложное время. Из Сухуми высылали людей в отдаленные районы. Намекнули, что нашу семью может ждать та же участь. Я решил не дразнить дьявола и, по просьбе родителей, поехал в столицу Грузии. На вокзале меня встретил Борис Пайчадзе и проводил в кабинет одного из руководителей МВД. «Слушай, ты ведь армянин, – обратился ко мне чиновник, – а кавказцы должны держаться вместе. Мы же братские народы». Пришлось пойти на хитрость. «Ладно, я согласен, но мне надо съездить в Сухуми за кое-какими документами». Примчался домой, рассказал все родителям, они меня поняли: «Сынок, не подводи людей, которые надеются на тебя в Москве. А с нами как-нибудь обойдется». Перед отъездом написал Пайчадзе письмо с извинениями. И рванул на вокзал, сел на первый же поезд, лег на третью полку, так до самой Москвы с нее и не слезал. На этот раз обошлось. Мне повезло, а сколько людей не смогло выкрутиться, сколько безвинно пострадало. Страшное время.

– Выходит, вы отказались от многих благ ради сундука в темном чулане?

– Мне, действительно, пришлось почти три года спать на сундуке в чулане. И я благодарен Владимиру Горохову, его семье, приютившим армянского паренька. Это мои вторые родители.

– Через три года вы оказались в «Спартаке». Как, почему?

– Из-за сложного финансового положения команду расформировали. Вдруг объявили, что решением секретариата ВЦСПС игроки будут распределены по другим клубам. Именно распределены. Мне вручили повестку в «Торпедо». Но тут – опять знак судьбы – тренеров «Крыльев» пригласили в «Спартак». Горохов и Дангулов (главный тренер «Крыльев») посоветовали пойти вместе с ними: «Ты молодой, а в «Торпедо» сейчас в фаворе Александр Пономарев. Пойдешь – сядешь в резерв и зачахнешь». Я и сам не хотел расставаться с Гороховым и подал заявление в «Спартак». В один из дней сижу дома, вдруг звонок в дверь, открываю – незнакомый парень: «Никита, одевайся, едем на автозавод». Что ж, собрался, поехали. Привели меня в кабинет директора завода – Ивана Алексеевича Лихачева. Он произвел на меня потрясающее впечатление. Это был действительно народный директор, который знал свое дело, любил завод, хотел сделать стоящую команду. Правда, матерщинник он был знатный. В общем, применил он тогда все свое «красноречие»: «Что «Спартак», … – промкооперация. То ли «Торпедо» – за нами рабочий класс». Я на уговоры не поддался. На прощание Иван Алексеевич пробурчал: «Запомни, теперь в «Торпедо» для тебя путь закрыт – пусть хоть на твоем заду звезды засияют!»

Потом я никогда не жалел о переходе в «Спартак» – это моя команда, ее стиль, мелодия ее игры была сродни любимой классической музыке.

– В то время вы считали себя профессионалом?

– Слово «профессионал» у нас в обиходе не употреблялось. Разве что как ругательство: это там, на Западе, профессионалы – они живой товар, который покупают, а после окончания футбольной карьеры выбрасывают на улицу. Какие времена – такие нравы… Но, бесспорно, я добросовестно относился к своему делу. Ни за какие деньги не стал бы чаще попадать по мячу – потому как выходил на поле и отдавал игре все.

– Вы были корректным игроком. Но однажды все же не сдержались…

– О том моменте вспоминаю с сожалением. Мы играли товарищеский матч с вильнюсской командой «Спартак». Один из футболистов – Рамялис – вел себя на поле столь грубо и по-хамски, что я не выдержал. В один из моментов, когда он в очередной раз врезал мне по ногам, я не сдержался – дал ему пинок под зад и сразу, не дожидаясь, что там решит судья, ушел с поля. Вечером приехал к Рамялису и извинился.

– Сегодня на поле выясняют отношения более крутыми способами. А вообще-то партнеры не говорили, что вам не хватает злости в игре?

– Жесткости – может быть, и не хватало. А злость, чисто спортивную, имел. Каждый игрок соперника был для меня если не врагом, то неприятелем, которого я обязан обыграть. Перед выходом на поле, в тоннеле, и мысли не было, чтобы поприветствовать приятеля из другой команды, похлопать его по плечу, как это распространено сейчас. Головы опустили и вперед – такой был настрой.

– Наверное, для вас самый памятный год в «Спартаке» – 1950-й?

– Да, я стал лучшим бомбардиром страны, и мы взяли Кубок. В финале Кубка «Спартак» обыграл не кого-нибудь – московское «Динамо», за которое выступали Бесков, Трофимов, Соловьев. Это была действительно большая радость.

Потом была победа в чемпионате в 1952 году.

– Но за год до этого вам поступило очень соблазнительное предложение из команды ВВС. Расскажите об этом.

– После окончания сезона я, Нетто и Ильин поехали в Кисловодск. Там лечили болячки, принимали грязевые ванны – восстанавливались. А по вечерам ходили в кино. И вот на одном из киносеансов слышу: «Симонян! На выход!» Выхожу, вижу, стоит Михаил Степанян (я его знал раньше), адъютант командующего ВВС МВО Василия Сталина. «Поехали на дачу, есть дело». Дело так дело. Приехали. Там он и еще один адъютант, Сергей Капелькин, мне и сообщили совершенно неожиданную новость: «Тебя приглашают в команду ВВС». Я отрезал – нет, это даже обсуждать не стоит.

– Неужели вы хотя бы на секунду не задумались, что можете составить сдвоенный центр с Всеволодом Бобровым?

– Преклоняюсь перед Бобровым. Но я и в «Спартаке» чувствовал себя вполне комфортно, к тому же у меня было много друзей в команде. Тогда адъютанты попросили о своем отказе сообщить Василию Сталину лично, иначе их ожидали неприятности – Сталин ведь уже специальный самолет за мной прислал. Не хотелось подводить людей, и на этом самолете через пять часов я был в Москве. Нас встречал полковник Соколов, начальник спортклуба ВВС. Мы тут же направились к командующему.

Сели со Сталиным на диван, и представьте мой ужас, когда я слышу его слова: «Я поклялся прахом своей матери, что ты будешь в моей команде. Сам понимаешь, часто таких клятв я не даю».

Я ответил, наверное, так, как должен был ответить: «Василий Иосифович, разрешите остаться в «Спартаке», я хочу играть только в этой команде». И вдруг: «Ладно, ступай».

Вздохнув с облегчением, я быстро начал спускаться по лестнице, как вдруг у двери меня догнал один из адъютантов и попросил вернуться. Возвращался, признаюсь, с неприятным холодком в груди. Сталин спросил: «Может, ты боишься гонений и препятствий со стороны местных властей (в ту пору председателем Московского обкома партии был Хрущев)? Если так – все улажу, Хрущева беру на себя». Я повторил: не могу предать ребят, тренера, команду. «Спасибо, что не виляешь. Правда – лучше всех неправд. Иди и играй за свой «Спартак», передумаешь – дорога в ВВС для тебя всегда открыта».

– Вернемся к «Спартаку». В 1958 году команда сделала дубль. Как это было?

– Сначала мы взяли Кубок. В финале играли с «Торпедо». Основное время – 0:0. В дополнительное мне все же удалось с передачи Исаева забить мяч – Кубок наш! Но самый драматичный матч сезона нас ждал впереди. Вообще-то по всем законам мы к тому времени и первенство выиграли – чемпионат-то уже закончился. Но…

В последнем матче чемпионата встречались с киевским «Динамо». Победа делала нас чемпионами СССР, в случае ничьей предстояла переигровка с московским «Динамо», проиграй мы – первое место у бело-голубых. Игра с киевлянами получилась очень упорной. За минуту до конца ничья – 2:2. И тут мне повезло. За тридцать секунд до окончания матча я забил победный мяч. Радость, поздравления – мы чемпионы! А в это время в судейскую зашел представитель «Динамо» Дубинин, тут же схватил секундомер главного арбитра этой встречи Петра Гаврилиади и – что он видит! Второй тайм длился 45 минут 9 секунд. В то время существовало жесткое правило; как только истекают 45 минут, судья должен выключать секундомер и давать финальный свисток. А Гаврилиади, показывая зрителям, что гол засчитан, дождался, пока киевляне установят мяч на центр, и только после этого нажал на кнопку секундомера. Был подан протест. А у московского «Динамо» наверху в то время были влиятельные люди. Приняли решение – переиграть. Вот так нас лишили честной победы.

Повторный матч с киевлянами был назначен на 8 ноября в Лужниках, через пять дней после финала Кубка. К этому времени пришли первые морозы, и футбольное поле напоминало асфальт. Матч сложился еще тяжелее, чем первый, За двадцать минут до конца мы проигрывали – 1:2. И тут Анатолий Ильин кладет мяч точнехонько в угол. Тем временем на трибуне, как потом мне рассказывали, состоялся примерно такой разговор. Николай Петрович Старостин спросил Валентина Гранаткина, председателя Федерации футбола, когда будет переигровка с московским «Динамо». Ведь дело шло к ничьей, и мы набирали столько же очков в турнирной таблице, сколько к тому времени уже имели бело-голубые. Гранаткин ответил: «Будете играть двенадцатого». Старостин попытался было возразить, что невозможно за десять дней провести три труднейшие игры, спартаковцы просто не успеют отдохнуть. Но Гранаткин был непреклонен. Надо сказать, недолюбливал Валентин Александрович нашу команду, не знаю уж, почему.

Шесть минут до финального свистка. Я подаю угловой, закручиваю мяч, на него выскакивает Сергей Сальников и… Гол!!! Николай Петрович поворачивается к Гранаткину и, торжествуя, говорит: «Ну что ж, можете назначать на двенадцатое».

– Симонян – это не только игрок «Спартака», это – один из лидеров сборной. Олимпиада 1956 года в Мельбурне. От нее у вас наверняка остались противоречивые чувства. Ведь в первых четырех играх вас держали на скамейке запасных.

– Мне хотелось играть – это безусловно. Ведь все отборочные игры олимпийского турнира я был на поле. Но в то же время понимал, что на Олимпиаде на мое место ставили действительно талантливого игрока – Эдуарда Стрельцова. В любом случае в те времена последнее слово было за тренером. Не приходило в голову на кого-то обижаться, раз тренер решил – значит, так нужно.

Мы успешно дошли до финала. И накануне решающего матча с югославами собрался тренерский совет. Посовещались, решили – футболисты устали, нужна свежая кровь. Так и получилось, что на финал вышли спартаковские игроки – Огоньков, Масленкин, Нетто, Татушин, Исаев, Ильин, Сальников и Симонян. Я практически не запомнил тот матч – первый тайм прошел в тяжелой и равной борьбе. У югославов подобралась сильная команда – Галич, Виденич, Шекуларац. Во втором тайме лучше смотрелись мы. Гол получился своеобразным. Исаев головой направил мяч в ворота, а практически с линии его туда внес Анатолий Ильин.

После матча команды выстроились на поле – и нам вручили медали.

– Но медали получили только те, кто вышел на поле в финальном матче. Кто решился на такую ужасную несправедливость?

– Это инициатива Международного олимпийского комитета. Совершенно нелепая. Наш спорткомитет обещал по приезде в Москву отлить дополнительный комплект медалей для тех, кому они не достались. Но обещание выполнено не было.

– Говорят, что, возвращаясь на пароходе домой, вы подошли к Стрельцову и предложили ему свое золото, а он отказался. Вы видели его глаза в этот момент – они не были грустными?

– Нет. Эдик верил, что он свое золото еще получит. Так и сказал: «Тебе тридцать, а мне девятнадцать, у меня впереди будут еще Олимпиады, мне еще играть и играть». Когда через день я снова подошел к Эдику, он вспылил: «Если еще раз заикнешься об этом, просто перестану с тобой разговаривать!» Но у меня по сей день осталось ощущение несправедливости, которая была допущена в отношении этих ребят.

В Москве нас ждала грандиозная встреча. Вся Комсомольская площадь была запружена людьми. Нас окружили, подняли на руки и начали качать. Чудные, восхитительные минуты.

– Следующий незабываемый момент в вашей жизни – чемпионат мира 1958 года в Швеции.

– О, это было событие. Чемпионат мира нельзя сравнивать с олимпийским турниром ни по составу участников, ни по напряжению, ни по силе. Это был первый чемпионат мира для сборной Советского Союза.

– Вам тогда было уже 32. По нынешним, да и по тем временам – старик. Тяжело пришлось?

– Возраст, что говорить, приличный. Но к этому времени Качалин и мне, и Стрельцову нашел место в основном составе. Но я не тешил себя иллюзиями: место это нужно было не только заслужить, но и отстоять.

– Первая игра – со сборной Англии. И первый мяч за сборную СССР на чемпионатах мира Никиты Симоняна…

– Ну, я тогда не осознавал – первый, не первый. Думал только об игре. Была прострельная передача, вратарь отбил мяч прямо на меня – оставалось только подставить ногу. Мы сыграли вничью – 2:2. Причем второй мяч англичане забили с выдуманного пенальти. Нарушение было метра за полтора до штрафной. Судья из Венгрии был далеко, тем не менее, вполне уверенно показал на точку. Его понять можно – незадолго до этого в Венгрию вошли наши танки. В общем, сплавил нас венгерский арбитр. Как потом оказалось, эта ошибка и решила судьбу сборной СССР на шведском первенстве.

В следующем матче мы выиграли у австрийцев – 2:0.

А потом была фантастическая игра с Бразилией. До сих пор уверен, бразильцы в том составе играли в футбол следующего десятилетия – Пеле, Гарринча, Диди, Вава, Загало! Мы с первых минут ощутили разницу в классе. Бразильцы делали, что хотели. Блистал Гарринча. Его не ставили на первые игры, и мы ему попались под горячую руку, точнее – ногу. Черт знает, что он творил! Чего стоит одна его подрезка, когда мяч, ударившись о землю, отскакивал не вперед, а назад. Мы чувствовали себя рядом с бразильцами моськами, лающими на слонов. Проиграли – 0:2. Но, что редко бывает, совершенно не расстроились. Пришли в раздевалку, сели, посмотрели друг на друга и… рассмеялись: как они нас сделали! Сергей Сальников – он не играл в этом матче – сказал: «Ты, конечно, извини, но я получил такое удовольствие от бразильцев! Я сам что-то умею в футболе, но о таком могу лишь мечтать. Это был спектакль!» И все-таки одна маленькая радость была и у нас. Царев, игравший против Пеле, не дал ему забить. Во всех остальных матчах Пеле, в ту пору еще не столь знаменитый, мячи вколачивал исправно.

Потом была переигровка с англичанами, мы выиграли – 1:0, мяч забил Ильин. Но такой бешеный ритм бесследно для нас не прошел. Четвертьфинальная игра со шведами была для нас пятой (!) за 11 дней. Это при том, что замены не допускались, и все матчи мы провели практически в одном составе. Неудивительно, что мы проиграли – 0:2. Дело прошлое, но тренер, Гавриил Качалин, не решился выставить молодых. Хотя в той ситуации, конечно же, нужно было рискнуть.

Дома, в Союзе, нас ждал разгром. Как же! Мы не выиграли чемпионат мира!

– Через некоторое время вам вновь предстояла встреча с Гарринчей: «Спартак» отправился в турне по Южной Америке – Бразилии, Уругваю, Колумбии… Но для вас эта поездка примечательна другим. После игры с колумбийской командой «Санта-Фе», которую «Спартак» победил – 6:3, вы заявили, что уходите из футбола. Почему? Ведь тот матч вы провели очень удачно, забили изумительный по красоте гол. Неужели эта мысль пришла к вам спонтанно?

– Эх, как-никак тогда мне стукнуло 33. Решил – хватит. В то время с ветеранами особо не церемонились. Не хотелось дожить до того дня, когда мне укажут на дверь. Передо мной были примеры других футболистов моего поколения. Ушел Парамонов, нас с Сальниковым стали ставить через раз. А тут вроде бы подходящий момент. Искусство футболиста состоит не только в умении обращаться с мячом, но и в умении вовремя уйти. В послефутбольной жизни никаких перспектив я не видел. Решил – отдохну немного, а там посмотрим.

– Тем не менее, недолго вы сидели без дела. Николай Петрович Старостин предложил стать вам тренером «Спартака».

– Я немного подумал и согласился. Ребята относились ко мне уважительно, и это помогало в тренерской работе. Главное, мне удалось убить в себе игрока. Это должен делать каждый футболист, ставший тренером.

– Убийство, пусть и такое, – смертный грех. Не побоялись взять его на душу?

– Не побоялся. Конечно, футболист умер во мне не сразу. Потребовалось года четыре. Но, в конце концов, я перестал читать нравоучения своим подопечным: каким я был, как я играл, я бы этот мяч забил, я бы вот так…

– Вы работали в «Спартаке» с 1960-го по 1965-й и с 1967-го по 1972-й. В 72-м году вам поступило приглашение из «Арарата». И вы сотворили чудо, сделав из этой команды чемпиона страны.

– Не только чемпиона, но и обладателя Кубка. Я сразу стал вхож во все кабинеты и был очень уважаемым человеком в Армении.

– Легенды ходят про то, как вы водили футболистов «Арарата» в оперу. Не в этом ли причина ваших побед?

– Да уж. Решил привить им свою любовь к искусству. Не скажу, что ребята были в восторге от моей инициативы – случалось, в антракте мы недосчитывались нескольких человек. Любовь к классике я им так и не привил, а вот любовь к победам у них осталась.

– Читатели нас не поймут, если мы не вспомним ваш рекорд результативности 1950 года. В том сезоне вы забили 34 мяча. В 1985 году игрок «Днепра» Олег Протасов оттеснил вас на вторую строчку в книге рекордов, забив 35 голов. У вас не изменилось отношение к Протасову – вы ведь знаете все, что предшествовало этому рекорду?

– Конечно, после этого, общаясь с Олегом, я не мог относиться к нему с большой симпатией, а уж тем более искренне поздравить с таким результатом. Но он меньше всего виноват в этой ситуации. Когда Владимира Емеца, тренера «Днепра», спросили: «Ну что ж вы так, не стесняясь, тащите Олега на рекорд?» – тот с улыбкой заметил: «А Стаханов? Его же тоже тащили. Чем Олег хуже?» Вот такая история.

– И все-таки, Никита Павлович, признайтесь, вы выбрали футбол или футбол – вас?

– Будем считать, что мы нашли друг друга.