Первый капитан московского «Спартака»
22 августа исполнилось бы 100 лет заслуженному мастеру спорта Александру Старостину – одному из четырех известных в отечественном футболе братьев. Воспоминаниями об Александре Петровиче с нашим корреспондентом поделился Андрей Старостин – его племянник, единственный, кстати, продолжатель знаменитого рода по мужской линии.
СМЕРТЬ У ТЕЛЕВИЗОРА
– Андрей Петрович, каким запомнился вам Александр Старостин?
– Я плохо помню дошкольные годы, когда все Старостины жили в одном доме, но, по возвращении в 1954-м отца и его братьев из заключения, с дядей Шурой, как мы его все звали, мне довелось общаться часто. Между прочим, и умер он практически на наших глазах. Случилось это в сентябре 1981 года в квартире моей тети Веры Петровны. Она жила на Беговой улице напротив ипподрома, а дядя Андрей и дядя Шура помимо футбола и преферанса увлекались еще и бегами. Так вот, в тот печальный день после скачек Андрей Петрович поехал в «Лужники» на матч «Спартака», а дядя Шура зашел к сестре Вере Петровне, где в это время находился и я. Мы включили телевизор и стали смотреть футбол. Вдруг дяде Шуре стало плохо. Вызвали «скорую помощь» – до Боткинской больницы всего пять минут езды, но это не спасло его от смерти.
Запомнился он мне, прежде всего, добродушным, наверное, как и большинство тучных людей, лишенным всякого честолюбия, очень скромным человеком. И это при том, что из братьев Старостиных, отлично игравших до войны в футбол, он, если не ошибаюсь, оказался единственным, кто попал в символическую сборную СССР. По понятным причинам я не видел игру дяди Шуры: он закончил играть в 1937-м, в год моего рождения, после победы над сборной Басконии, но, по словам тех, кто видел игру Александра Петровича, он был лучшим правым защитником того времени. Плотного телосложения, по прозвищу Жбан, Александр Петрович был грозой форвардов, в чем убедились и баски.
СЕМЕЙНАЯ ИЕРАРХИЯ
– Тем не менее Александр Старостин в популярности уступал братьям Николаю и Андрею…
– Это объяснялось, в первую очередь, скромностью дяди Шуры. Я знаю, что он сделал добро многим людям, но никогда об этом не рассказывал. К старшему брату Николаю Петровичу слава пришла на старости лет, когда он вместе с Константином Бесковым вернул «Спартак» в лидеры отечественного футбола. Его по праву стали называть мэтром. Незадолго до смерти дядя Коля удостоился даже звания Героя Социалистического Труда.
Самым популярным в нашем роду был Андрей Петрович. Он вел богемный образ жизни, дружил с известными актерами, писателями, сам стал членом Союза писателей. А Александр Петрович, повторяюсь, старался держаться в тени, хотя и был вторым братом.
Кстати, в семье существовало неписаное преклонение перед старшими. Николай Петрович, например, родился на год раньше Александра и, казалось бы, такая мизерная разница, особенно в преклонном возрасте, не должна иметь никакого значения. Но в роду Старостиных старший по возрасту, Николай Петрович в любой ситуации оставался старшим, а за ним шли Александр, потом Андрей. Моего отца братья чуть ли не до самой его смерти называли мальчишкой. Особенно четко эта иерархия прослеживалась во время семейных торжеств – у каждого брата было и свое место за столом, и право произносить тост. Всегда начинал говорить Николай Петрович, а уж потом остальные братья.
– Может быть, сказывалось то, что рано умер их отец и Николай Петрович в юношеском возрасте взвалил на себя все семейные хлопоты?
– Это, конечно, тоже играло важную роль, но, повторяю, иерархия касалась не только Николая Петровича: даже самый популярный Андрей Петрович не мог произнести тост раньше дяди Шуры.
– А как сложились семейные дела у Александра Петровича?
– Он трижды женился, любил женщин, как говорится, редко юбку пропускал, тем не менее у него была всего одна дочь Алла от первого брака, но и она, и ее мать давно умерли от рака.
– В 1942 году все братья Старостины были арестованы и надолго отправлены в исправительно-трудовые лагеря. Помните этот печальный для вашей семьи год?
– Мне было тогда пять лет, но ночь на 21 марта 1942 года врезалась в память – именно тогда забрали трех братьев. А вот Александр Петрович в это время находился на фронте, и его арестовали через несколько дней. Тем не менее судили всех одновременно по 58-й статье, обвинив их в распространении антисоветских анекдотов и в каких-то экономических нарушениях, связанных с работой в «Спартаке». Только через 12 лет было доказано, что репрессировали их необоснованно, и всех реабилитировали. Кстати, меня тоже реабилитировали, хотя я и не сидел в тюрьме. Причем, если с дяди и отца сняли все обвинения летом 1954 года, то меня реабилитировали только три года назад.
– В детстве и юности, когда вы учились, начинали работать, дал о себе знать арест отца?
– Не знаю почему, хотя я и был в числе репрессированных, из Москвы меня не выселили, в школе препятствий не чинили – окончил ее с золотой медалью. Только при поступлении в Московский энергетический институт мне порекомендовали выбрать факультет, не имевший отношения к секретным разработкам. Но я потом и не жалел об этом – долго был директором конструкторского бюро, а потом и президентом акционерного общества.
– После возвращения из лагеря Александр Петрович долгое время возглавлял Федерацию футбола РСФСР.
– Это была общественная должность, а работал он почти до самой смерти председателем одной организации, имевшей отношение к пошиву спортивной формы. Его офис находился рядом с метро «Дзержинская», и я часто бывал у него на работе. Помню, в кабинете стояли только большая пальма, стол и маленький шкаф, в котором, между прочим, всегда стояли бутылки сухого вина, привезенные из Грузии. Дядя Шура охотно угощал всех, кто к нему заходил. Должен заметить, что из четырех братьев только Николай Петрович был аскетом: не курил, не играл в карты, выпивал бокал вина лишь по большим праздникам. Остальные братья относились к спиртному нормально, при встрече могли выпить не одну бутылку вина, но ни разу никто не видел их пьяными.
БУРЯ В ЖБАНЕ
– К собственным воспоминаниям о дяде Шуре могу добавить, что рассказывал о нем Николай Петрович: «Александр был первым капитаном спартаковцев, и его капитанские обязанности не ограничивались только игрой. Он всегда находился в курсе всех вопросов касательно команды, старался их решать. Однако на поле вел себя скромно, никогда не кричал на партнеров, не упрекал их за ошибки, зато охотно признавал свои промахи. Всегда старался вести за собой одноклубников, оставаясь при этом корректным игроком.
Был только один случай, когда наш Жбан так разбушевался, что судья приказал ему покинуть поле. Произошло это в 1932 году в Турции. Один защитник турецкой команды играл очень грубо, пытался вывести из строя Селина и Бутусова. И тогда мой брат не выдержал. В первом тайме в борьбе за мяч он умышленно нанес сопернику серьезную травму, игра надолго приостановилась, и арбитр пытался удалить Александра с поля. Но тот все равно не ушел, и сборная СССР выиграла со счетом 3:0.
Завидную принципиальность проявил брат в 1937 году, когда, несмотря на хорошую игровую форму, заявил о своем уходе из футбола. Мы пробовали отговорить его, но он не послушался и бросил на прощание знаменитую фразу: «Хочу остаться в памяти болельщиков если не молодым, то хотя бы молодцеватым». Таким мой брат и запомнился тем, кто видел его на поле и работал с ним после окончания игровой карьеры».
