Дмитрий Хохлов: «В сборной надо наигрывать молодых»

«Спорт-Экспресс», 22.07.2008

Кто-то из современных мудрецов заметил: «Человеку постоянно необходимо нечто, что помогало бы ему жить, что мешало бы ему жить и что он мог бы преодолевать». Познакомившись с Дмитрием Хохловым, я убедился, что он с раннего детства был в полной мере обеспечен и тем, и другим.

«ОТЦА ЗАМЕНИЛИ ДЕДУШКА И ПЕРВЫЙ ТРЕНЕР»

Он родился в декабре 1975 года в Краснодаре.

– Все мы – мама (она работала бухгалтером на одном из городских предприятий), дедушка с бабушкой и я жили в «хрущевке», – рассказывает Дмитрий. – Об отце у меня сохранились только смутные воспоминания. Пока мне не исполнилось четыре года, он иногда жил с нами, а потом ушел.

– Видимо, отца вам в какой-то степени заменил дедушка?

– Отца мне заменили два человека – дедушка и мой первый тренер Михаил Васильевич Афонин.

Дедушка, ярый болельщик, бережно хранил все футбольные программки. А перед началом каждого сезона приобретал годовой абонемент на игры любимой «Кубани». Неудивительно, что и я заразился его увлечением…

А с Михаилом Васильевичем я познакомился, когда заканчивал третий класс. Он тогда пришел к нам на урок и сказал, что ищет ребят, которые смогли бы учиться в спортивной школе. Потом посмотрел нас в игре и отобрал двоих, в том числе и меня. Михаил Васильевич относился ко мне как к сыну, постоянно созванивался с мамой, расспрашивал обо мне и рассказывал ей о моих школьных делах. Мог и прикрикнуть, и отругать, если я, скажем, получал замечания по поведению… Но больше всего я благодарен ему за то, что он поддерживал во мне веру в себя, говорил, что у меня есть способности и что я обязательно стану футболистом.

Михаил Васильевич старался так подготовить нас, чтобы мы знали, как действовать в любой ситуации, и потому не жалел времени на то, чтобы объяснить нам каждую деталь того или иного тактического варианта. Поначалу это казалось странным и даже ненужным, поскольку больше всего нам хотелось играть с мячом, бегать и забивать. Но постепенно мы стали понимать, что именно тактическая грамотность приносила нам успех в некоторых играх.

Я, кстати, вспоминая уроки первого тренера, тоже говорю своему старшему сыну Игорю, который играет в детской команде, что главное для юного футболиста – научиться читать игру, правильно оценивать обстановку и принимать верные решения.

«ЛЮБОВЬ СНАЧАЛА ПОМЕШАЛА. А ПОТОМ ПОМОГЛА»

 

– На вас довольно быстро обратили внимание тренеры ЦСКА. При каких обстоятельствах это произошло?

– Лет в 13-14 меня пригласили в юношескую сборную Союза. Однажды – мне было уже 16 – мы принимали участие в каком-то турнире на московском стадионе «Динамо». После одного из матчей подошел Геннадий Иванович Костылев и пригласил нас с Владиком Радимовым в ЦСКА: «Если есть желание, приезжайте. В Москве сможете и тренироваться, и школу окончить». Мы сказали, что подумаем, а через какое-то время созвонились с Костылевым и сказали ему, что заканчивать школу все-таки будем у себя дома: до выпускных экзаменов оставалось всего полтора месяца, и переходить куда-то не было никакого смысла. «Хорошо, – сказал Костылев, – тогда приезжайте летом». Радимов приехал, а я решил бросить футбол.

– Почему?

– Наверное, потому что у меня ветер был в голове. Мне было 16 с половиной, и я был влюблен в девушку, с которой мы вместе учились. Не хотел с ней расставаться и поэтому собирался закончить с футболом и остаться в Краснодаре. Но потом все же понял, что футбол – это тоже моя жизнь.

– Любовь порой пробуждает в нас непостижимые источники энергии…

– Так было и со мной. Я испытал необыкновенный подъем, когда в 93-м у нас с Ульяной родился ребенок: ради них готов был горы свернуть. Поэтому можно, наверное, сказать, что любовь сначала помешала мне, а потом помогла.

– А когда вы поженились?

– Нам не было еще восемнадцати, и мы с ее родителями и моей мамой ходили получать от какой-то специальной комиссии разрешение на брак.

– В Москву переехали после свадьбы?

– Нет, я стал москвичом раньше: в 92-м меня взяли в дубль ЦСКА, и больше года я жил в столице один, Ульяна же только иногда приезжала ко мне. И потом, уже расписавшись, мы больше года жили порознь…

В Москве мне сначала очень не понравилось: в этом огромном городе, где все куда-то спешат, не было и намека на то дружелюбие, к которому я привык дома. В Краснодаре все у нас в подъезде знали, кто чем дышит и чем живет; к нам запросто заходили ребята с нашего двора, с которыми мы вместе играли в футбол и ходили на Кубань купаться и рыбачить. Мама их угощала, и в этом никто не видел ничего особенного: все соседи поступали так же.

Мне очень недоставало моих родных и друзей… Спасало только то, что я жил в пансионате, с ребятами, которых знал по юношеской сборной. Но после того как перевез в Москву семью, столица стала мне нравиться все больше.

– Приходилось, наверное, и на молочную кухню ходить…

– …и в очереди за молоком стоять, и на рынок за три километра бегать, поскольку супермаркетов тогда не было, а о машине я мог только мечтать…

– Вы не раз говорили, что и по сей день испытываете ностальгию по ЦСКА. Почему же ушли?

– Мне, конечно же, не хотелось расставаться с этим клубом. Да потом я прекрасно себя чувствовал в «Локомотиве», а сейчас мне очень нравится в «Динамо», но ЦСКА – моя первая команда, а она, как и мать, только одна. Ушел же потому, что ЦСКА оставили Александр Тарханов и Назар Петросян, которые открыли мне дорогу в большой футбол. Меня, кстати сказать, одно время хотели отправить в Израиль – то ли в аренду, то ли продать. В Москве я остался только благодаря Тарханову – став тренером, он сказал: никого никуда отправлять не надо.

Тарханов многое для меня сделал, и когда он ушел в «Торпедо», я посчитал, что должен пойти вслед за ним.

– Не кажется ли вам, что в вашей судьбе большую роль сыграла случайность?

– Я в этом не сомневаюсь. Счастливой случайностью было то, что Геннадий Иванович Костылев пришел на ту игру, в которой я принимал участие, что он обратил на меня внимание и пригласил в ЦСКА. Пропусти он тот матч, меня, возможно, никто и не заметил бы. А еще раз повезло, когда сорвался мой переезд в Израиль. И это тоже счастливый случай. Не приди Тарханов, меня бы туда отправили, и моя судьба сложилась бы совсем по-другому.

«ГЕРЕТС БЫЛ ЧЕСТЕН»

– Но в «Торпедо» у Тарханова вы отыграли всего год…

– Я и не собирался надолго там задерживаться, поэтому, когда подписывал контракт, договорился с руководством: если получу предложение, которое устроит и меня, и клуб, то уйду из «Торпедо».

– Такое предложение вам в 1997 году сделал голландский ПСВ, который тренировал Дик Адвокат. Трудно было освоиться в зарубежном клубе?

– На первых порах больше всего мешало то, что ни я, ни жена ни слова не знали по-голландски.

– Но переводчика-то вам дали?

– Только на первые четыре дня; он постарался помочь нам в решении самых насущных бытовых проблем, а затем укатил к себе домой, в Амстердам. Приезжал к нам раз в неделю или две, но только если возникала острая необходимость. У нас, правда, был учитель голландского, но толку от занятий было немного, так как он не говорил по-русски…

Работники клуба старались во всем нам помочь, но первые полгода были очень трудными. Ну а потом в Эйндховен приехал Юра Никифоров, и стало повеселее.

– А что сегодня всплывает у вас в памяти, когда вспоминаете Голландию?

– Загородный дом, который мы арендовали. Кругом лес, тишина, только иногда увидишь кролика или белку. Летом спали с открытыми окнами: проснешься рано утром и слушаешь, как птицы поют…

Недавно, когда у нас были сборы в Голландии, мы съездили в Эйндховен, погуляли по улицам, и на меня сразу нахлынули ностальгические чувства. Вспомнилось, как мы со старшим сыном Игорем катались на велосипедах по «нашему» лесу. Это было здорово!

– И на футбольном поле у вас под руководством Адвоката все тоже складывалось как нельзя лучше. Но потом пришел другой тренер – бельгиец Эрик Геретс…

– …и у нас на ровном месте возник конфликт, который можно было легко погасить, но ни он, ни я не сделали шага навстречу друг другу. Как говорится, нашла коса на камень…

– А что же все-таки произошло?

– За рубежом мне не раз приходилось слышать, что все русские – пьяницы, а Россия – это водка, медведи, которые бродят по улицам, и Михаил Горбачев. Геретс однажды тоже высказался подобным образом. «Русские, – заявил он журналистам, – остаются для меня загадкой, потому что они замкнуты и необщительны. Чтобы они, наконец, разговорились, нужно сходить с ними в ресторан и выпить пива или водки – другого способа понять русскую душу нет». Мне перевели его слова, и они меня очень задели. На следующий день, давая интервью, я сказал: «Если бы мы все время пили водку, то разве смогли бы прилично играть?» Это уже не понравилось Геретсу, и мне в конце концов пришлось расстаться с ПСВ.

– Сегодня, наверное, все обиды уже забылись?

– Да их и не было. Геретс сразу сказал мне: «В моей команде ты играть не будешь. Ищи себе другой клуб». А ведь тренеры чаще всего поступают иначе: говорят, что рассчитывают на тебя, а потом сажают на скамейку. Геретс же был честен со мной, и мне это импонирует.

– Если бы не было этого «конфликта на ровном месте», вы, наверное, не уехали бы из Голландии?

– Может быть. Однако, еще играя в ПСВ, я подумывал об испанском чемпионате, который мне всегда нравился. В Голландии за призовые места постоянно борются только три команды – «Аякс», «Фейеноорд» и ПСВ. Конечно, приятно каждый год играть в Лиге чемпионов, но такой подарок ты получаешь только потому, что уровень голландского чемпионата невысок. Нам случалось обыгрывать соперников со счетом 10:0.

«ИСПАНСКИЙ ЧЕМПИОНАТ МЕНЯ ИЗМЕНИЛ»

– Насколько мне известно, клуб, который вас устраивал, вы в Испании нашли быстро.

– Все документы были оформлены за неделю-полторы, я подписал контракт и стал игроком команды «Реал Сосьедад» из Сан-Себастьяна.

– До этого бывали в Испании?

– Да, на сборах. Сан-Себастьян – один из самых северных испанских городов и, как мне кажется, один из самых красивых. Там есть и современные постройки, и старинные замки. Я и сейчас ясно вижу этот город на берегу Бискайского залива, но не могу словами описать его красоту.

В Испании все оказалось другим, в том числе и футбол. Испанский чемпионат сильно отличается от голландского. И он заставил меня измениться. В Голландии превалирует прагматизм, в Испании же играют с выдумкой и больше всего ценят комбинационный стиль. Неудивительно, что, когда я стал выступать в испанском чемпионате, мои взгляды на футбол и моя игровая манера изменились.

– В 2003 году вы с партнерами заняли в чемпионате Испании второе место. Почему же после этого вам пришлось оставить «Реал Сосьедад»?

– У меня закончился контракт, и клуб решился не продлевать его: вышел закон, согласно которому в команде не должно было быть больше трех легионеров. В нашей же команде их было четверо, а руководители клуба хотели в следующем сезоне сократить число иностранцев до двух. У меня были предложения от других испанских клубов, но они меня не заинтересовали. А мне ведь нужно было позаботиться о будущем детей (в 99-м в Голландии у меня родился второй сын, Сергей). Я решил вернуться в Россию, хотя в Испании мне все нравилось: и люди, и быт, и язык, который мне давался очень легко, и футбол…

– Неужели в течение тех трех с половиной лет, что вы провели в Испании, в вашей жизни не случилось ничего драматичного?

– Было, конечно. Года за полтора до окончания контракта в Сан-Себастьян приехал журналист из России и попросил дать ему интервью. В Стране Басков, как известно, есть сепаратистская организация ЭТА, члены которой прибегают и к террору. Беседуя со мной, журналист выпытывал у меня сведения об ЭТА, стараясь своими вопросами подсказать мне ответы. «Правда ли, что футболисты платят террористам?» – «Я этого не знаю». – «Но кто же тогда их финансирует?» – «Мне это неизвестно». – «Так, может быть, они воруют детей или торгуют наркотиками?» – «Мало ли что может быть, но разве я могу это знать?» Вскоре корреспондент улетел, а потом опубликовал материал, из которого следовало, что именно я снабдил его «жареными» фактами. У нас же в это время наступили рождественские каникулы, и я с семьей улетел в Голландию, в гости к Юре Никифорову. На следующий день мне звонят знакомые из Сан-Себастьяна и говорят: «Ты что, с ума сошел?» – «А что случилось?» – «У нас сняли тренера, так о его отставке в газете напечатано на третьей полосе. А первые две занимает интервью, которое ты дал российскому журналисту. Материал перевели на испанский, текст передали по телевидению, а в газетах поднялся шум».

Я оказался в очень незавидном положении: я ведь был иностранцем и не имел права лезть во внутренние дела Испании. Что было делать? Созвонился с пресс-атташе клуба, попросил организовать пресс-конференцию. Через несколько дней в Сан-Себастьяне рассказал журналистам о том, каким образом был сделан этот материал и как меня подставил их жаждавший преподнести сенсацию коллега.

Эта история заставила меня поволноваться. Ведь пострадал бы не только я – что угодно могло произойти и с моей семьей.

«ШЕСТОГО ЧУВСТВА У МЕНЯ НЕТ»

– Грустно было расставаться с Испанией?

– Да, я привык к этой стране, да и мои близкие не очень-то хотели уезжать. Но такова футбольная жизнь. Любой контракт рано или поздно заканчивается, а это означает, что надо переходить в другую команду и там заново утверждать себя. У меня были предложения от нескольких московских клубов. Выбрал «Локомотив».

– А в 2006-м перешли в московское «Динамо», которое возглавил бывший тренер «Локомотива» Юрий Семин…

– Жизнь такова, что игроку порой волей-неволей приходится менять команду, и это далеко не всегда приносит радость. Но иногда подобные перемены могут пойти на пользу. Сменив обстановку и попав в другой коллектив, ты можешь по-настоящему раскрыться и заиграть совсем по-другому. Взять хотя бы Константина Зырянова, который, перейдя из «Торпедо» в «Зенит», вырос в мастера экстра-класса.

– Судьба любого игрока сильно зависит от тренера. А ведь на смену одному наставнику может прийти другой, и футболист, на которого недавно делали ставку, оказывается на скамье запасных.

– Что-то доказать можно только работой на тренировках и игрой. Но если считаешь, что тебя недооценивают, надо искать себе другую команду.

– За что вы могли бы покритиковать самого себя?

– Я не очень-то хорошо умею отбирать мяч – и это мой самый большой минус.

– Может быть, это характер не позволяет вам жестко действовать в отборе?

– Причина в другом. В течение многих лет я играл под нападающими, а раньше считали, что на этой позиции и отбирать-то особо не надо – игрок должен заниматься созиданием, организовывать атаку, поэтому я здесь многое упустил.

– Вы очень хорошо видите поле и мгновенно замечаете свободную зону, куда следует отдать пас. Со стороны может показаться, что вы действуете по подсказке шестого чувства…

– Это не шестое чувство, а хорошее периферическое зрение.

– Но ведь у игрока должно быть какое-то особое чутье…

– У меня его нет. К тому же одного чутья недостаточно. Чтобы отдать хороший пас, нужно видеть игрока, знать, с какой скоростью он бежит и как открывается.

– А кто из футболистов вызывал у вас самое большое восхищение?

– Зидан. Я был в восторге от того, как он играл. У каждого поколения в футболе есть свои герои. Для меня такой герой – Зинедин Зидан.

– Много лет назад динамовский нападающий Игорь Симутенков говорил мне, что мяч порой может стать одушевленным и наказать футболиста за нерадивость.

– Я в это не верю, хотя у многих игроков на этот счет иное мнение. Некоторые даже разговаривают с мячом.

– Многие перед выходом на поле выполняют некие ритуальные действия…

– Я первый шаг делаю левой ногой. Больше никаких примет у меня нет.

– А оказывает ли на вас какое-то воздействие само поле?

– Да. Где-то уютно себя чувствуешь, а где-то не очень. Бывает, тебе почему-то не нравится даже то, как расположены трибуны. Все это, конечно, влияет на настроение.

– Вы не раз заявляли, что больше не будете выступать в сборной, так как ваше время прошло. А вот ваш друг Сергей Семак, который всего на пару месяцев младше вас, в этом году вернулся – да как! – в главную команду страны. Так, может, и вы передумаете, если Гус Хиддинк позовет?

– Он меня уже звал, но я принял решение и не собираюсь его менять. Хочу полностью сконцентрироваться на игре в «Динамо». К тому же у нас сейчас очень неплохая сборная, в ней много молодых, перспективных ребят, их и нужно наигрывать.

– Может быть, в вас говорит моральная усталость?

– Не знаю. Но на душе у меня теперь как-то спокойнее… Нервной нагрузки мне и в «Динамо» хватает. А за успехами сборной буду следить как зритель. Всему, как говорится, свое время… Думаю, в последних играх, которые проводил за сборную, я приносил не очень-то много пользы.

– А вне футбола вообще можете себя представить?

– Нет. В свое время окончил Петербургский институт физкультуры имени Лесгафта, и очень может быть, что продолжением моей футбольной жизни станет карьера тренера. Нужно заниматься тем, что тебе нравится, и в чем ты разбираешься.

«ПЛАКАЛ И ОТ РАДОСТИ, И ОТ ГОРЯ»

– Сильно ли действуют на вас чужие оценки вашей игры?

– Я одинаково спокойно отношусь и к упрекам, и к похвалам. Прежде всего прислушиваюсь к собственному мнению. Люди ведь далеко не всегда говорят правду. Мне, например, не раз приходилось выслушивать упреки, которые были явно несправедливы, и похвалы, которых я не заслуживал, так что я хорошо знаю, что такое лицемерие.

– А с предательством сталкивались?

– Да. Недавно меня предал человек, с которым мы дружили, что называется, с пеленок.

– В чем это выразилось?

– Не хочу об этом говорить… Предательство – действие обдуманное и совершенно сознательное. Я впервые с этим столкнулся и поэтому не могу сказать, смогу ли когда-нибудь простить своего бывшего друга.

– Вы часто обманываетесь в людях?

– Нет. Если вижу, что человек – лицемер, то сразу же перестаю с ним общаться, не дожидаясь, пока он совершит подлость. Я испытал очень большую боль, когда меня предали. Но если так поступил твой друг, подумал я, то что стоит предать тебя человеку, с которым ты мало знаком? К сожалению, размышляя об этом, начинаешь с опаской относиться ко всем. Это, конечно, неправильно, но иногда поддаешься такому настроению.

– Вы когда-нибудь испытывали страх?

– Мне было лет десять, когда я едва не утонул в Кубани: меня стало затягивать в водоворот, но сумел ухватиться за какой-то шланг, который торчал из воды. Мне было страшно: понимал, что самому мне не выбраться. К счастью, это увидели другие ребята и вытащили меня. А когда мне было лет 16, мы с товарищем перевернулись на мотоцикле и едва не разбились. Я это запомнил на всю жизнь и с тех пор ни разу не садился на мотоцикл.

– Когда испытывали самое большое горе?

– Когда из жизни уходили близкие и друзья. Приезжая в Краснодар, всегда прихожу на могилу к дедушке. Он умер в 96-м, за полтора месяца до чемпионата Европы. Меня тогда как раз взяли в сборную – думаю, он бы очень этому порадовался…

– У вас никогда не возникало желания познакомиться с каким-нибудь мудрым человеком и задать ему вопросы, на которые вы сами дать ответ не в состоянии?

– А у меня такой человек есть. Он намного старше меня и многое мне объясняет и подсказывает.

– В каких странах хотели бы побывать?

– В Америке, в Австралии, в Мексике… А больше всего хотелось бы съездить в Тибет вместе с каким-нибудь знающим человеком, который во время путешествия рассказывал бы мне об этой загадочной стране. Но среди моих знакомых такого знатока нет.

– Вы когда-нибудь плакали?

– Конечно: когда умирали мои близкие. Плакал и от радости – когда узнавал о рождении сыновей.

– А бывало ли вам стыдно?

– Да. Когда умер дедушка, я не настоял на том, чтобы Тарханов отпустил меня на похороны. Нам предстояла какая-то важная игра, и он убедил меня остаться и выйти на поле. Но сейчас я понимаю, что совершил непоправимую ошибку.