Кахабер Цхададзе: «Все мои тосты – за дружбу»

«Спорт-Экспресс», 1995

Найти Кахабера Цхададзе, с лета не появлявшегося в составе «Айнтрахта», было непросто. Разные, но одинаково холодные, как в автоответчике, голоса моих телефонных собеседников из франкфуртского футбольного клуба монотонно, почти одними и теми, как будто заученными словами сообщали, что встретиться с Цхададзе невозможно. Все мои просьбы и увещевания отскакивали от этих голосов, лишенных обертонов, как теннисные мячики от бетонной стенки. И лишь один из телефонных стражей вдруг почти доверительно добавил к стандартному набору слов глубокомысленную фразу: «Цхададзе интервью давать не может, потому что у него травмирована нога»…

Убедившись, что телефонный штурм захлебнулся, я решился на прямую атаку и отправился в штаб-квартиру «Айнтрахта». Очаровательная секретарша футбольного клуба поначалу была строга ко мне. Но оказалось, сердце немецкой женщины – не камень. «Знаете, я попробую соединить вас с Цхададзе по телефону», – вдруг произнесла совершенно новый для меня текст замечательная, просто золотая секретарша «Айнтрахта». Маленькая деталь: разыскивая телефон Цхададзе в клубном справочнике, она тщательно прикрывала рукавами платья страницы, а нажимая на кнопки телефона, заслоняла их от меня уже самим справочником.

– Интервью для «Спорт-Экспресса»? – сочно зазвучал в трубке голос Цхададзе. – Когда угодно. Хоть сейчас.

Я не заставил себя долго ждать и уже через полчаса оказался у чистенького трехэтажного дома в крошечном стерильном городке под Франкфуртом-на-Майне, где обитают Кахабер и его семейство.

– Гамарджоба, – улыбнулся хозяин, приглашая в дом.

– Гамарджоба, – сказал я. – Что стряслось, Кахабер? Как здоровье?

– Еще 25 июля в игре против «Бордо» на Кубок «Интертото» получил тяжелую травму. Шел на перехват мяча, а Дюгарри – он и в сборной Франции играет – ударил меня по опорной ноге. Когда сделали снимки, то выяснилось, что полетела передняя крестообразная связка. Потом врачи обнаружили, что и с мениском проблемы. Через неделю во Франкфурте клубный врач Дагенхарт сделав операцию, продолжавшуюся 3 часа и проходившую под общим наркозом. Мне вырезали порванную связку и поставили искусственную. Три недели после операции с костылями ходил. Сейчас уже, слава Богу, обхожусь без них. Но бегать не смогу еще месяца три. Даже трусцой… Точно такая же травма была у Колыванова. Он начал играть через 6 месяцев. И мне врачи говорят – минимум полгода. Маттеус с такой же травмой вышел на поле через 4 месяца – и почти сразу опять сломался. Так что я еще долго играть не буду.

– Болельщики за это время вас не забудут?

– Надеюсь, что нет. Когда ездил в Нюрнберг на игру сборной Грузии с немцами, фаны прямо на стадионе взяли меня в кольцо и полчаса расспрашивали о здоровье, брали автографы. Вот тут на днях хозяин овощного магазина в нашем городке подарил мне огромный арбуз.

– Соседи знают, что вы футболист?

– Конечно. Кстати, у нас недавно проходил праздник улицы. Все собрались, жарили мясо на гриле и, разумеется, о футболе говорили… Всю ночь гуляли, пели, пиво пили. Я, правда, не пью, честно. Пиво – вообще никогда, вино иногда чуть-чуть – красное грузинское. «Хванчкару» например. Здешнее даже не пробовал… Немцы как-то странно гуляют, без тостов. Сидят, разговаривают, потом поднимут бокалы, скажут «прост» – и выпьют. Неприлично даже для грузина. У нас, когда свадьба или народу много, тосты по десять – пятнадцать минут говорят. А у них – «прост». И все.

– Кахабер, а какой у вас любимый тост?

– Таких тостов много. Ну, за дружбу. Я такой человек, который без друзей жить не может. Они и сюда приезжают, поросенка привезут, сулугуни. Соседка даже удивляется, как можно так много мяса кушать. Как только у нас что-то готовят, она по запаху определяет. Часто в доме футболисты из Грузии живут, Чивадзе навещает… Здесь, в Германии, друзей у меня нет, только знакомые. С моим менталитетом я их просто не могу тут встретить: вырос на совершенно других обычаях… В команде ближе всех сошелся со Слободаном Комленовичем. Он серб, родился в Германии. Но играет за сборную Югославии. Хороший парень. У него есть то, чего не хватает немцам. Он дружить умеет.

Но настоящие, самые близкие друзья у меня, конечно, в Грузии. Каждые три дня звоню в Тбилиси, в Рустави, с братом разговариваю. Гоча очень многое для меня значит. После политехнического института брат, как и наши родители, работал на металлургическом комбинате в Рустави. Сейчас он, к сожалению, безработный. Гоча часто ко мне приезжает, по полгода с семьей у меня живет. Он в детстве здорово в футбол играл, говорили, что лучше, чем я. Во многом благодаря ему я и стал футболистом.

– Как это произошло?

– Начинал я, как и многие в Грузии, на улице. И сейчас помню, как разбил у соседа окно. Когда сосед к родителям пришел, я под кровать спрятался. Стекло ему отец, конечно, поставил, тогда это было дешево.

В 1976 году восьмилетним мальчишкой я пришел в наш руставский детский футбольный клуб «Ариши», где уже брат мой играл. Занимался у тренеров Мурмана Гоголадзе и Томаза Додашвили. После восьмого класса в команде «Ариши» выступал во второй группе первенства Грузии, потом перешел в «Металлург» Рустави, игравший во второй лиге чемпионата СССР. В команду меня пригласил Шота Чейшвили – он сейчас тренер олимпийской сборной Грузии. Этому человеку я многим обязан. Он пацаном взял меня в команду, где было немало опытных игроков, дал шанс сыграть и проявить себя, он же порекомендовал меня в 1986 году старшему тренеру тбилисского «Динамо» Нодару Ахалкаци. Я играл и тренировался в динамовском дубле и параллельно выступал в Рустави за «Металлург». Потом была травма, и я ушел из «Динамо». Через год, в 1987-м, Чейшвили, тогда уже второй тренер в Тбилиси, снова пригласил меня в «Динамо». В команде были Чивадзе, Сулаквелидзе, Шенгелия. На тренировках часто против Челебадзе приходилось играть, он хороший такой мужик, всегда меня учил… Конечно, когда я первый раз открыл калитку динамовской базы, не мог поверить, что это не сон. Ведь за пару лет до этого мы, мальчишки, были счастливы даже тогда, когда смотрели тренировки своих кумиров-динамовцев из-за забора.

– А позже вы стали и капитаном команды…

– Да. Тогда мы уже выступали в первенстве Грузии. Я был так горд. До этого 2 года отыграл в чемпионате СССР. Владимир Вениаминович Радионов взял меня в молодежную (до 21 года) сборную Союза. В начале 1990 года после турниров в Сирии и Иране сборная возвратилась в Москву и прямо в Шереметьеве мне сообщили, что грузинская федерация отказалась заявлять команды в первенстве СССР. Я был в шоке. Ведь в 1989 году наша молодежная сборная заняла первое место в квалификационном турнире чемпионата Европы. В группе мы обошли турок, австрийцев, команду ГДР… Нужно было сделать выбор: остаться в Грузии или уйти в российскую команду. 2 месяца я отыграл за тбилисское «Динамо», а потом, после долгих сомнений и бессонных ночей, решил все-таки уйти в московский «Спартак» к Романцеву. Понимал, что мне необходимо играть на более высоком уровне, чем чемпионат Грузии.

В общем, взял вещи и уехал в Москву. Через неделю приезжают в Тарасовку мой брат и начальник тбилисского «Динамо» Владимир Гуцаев. Рассказали: мол, вся Грузия возмущена моим поступком, семье моей угрожают, под окнами нашего дома проходят митинги. Тогда, при президенте Гамсахурдиа, многие в Грузии поддались антироссийским настроениям. Словом, мне пришлось вернуться, и я еще год отыграл за «Динамо».

В это время молодежная сборная, в которой я еще не так давно выступал вместе с Шалимовым, Добровольским, Хариным, стала чемпионом Европы. Радионов сообщил, что мне, как отыгравшему половину всех матчей в турнире, полагается золотая медаль… А я выступал тогда в первенстве Грузии и мечтал о большом футболе. Поэтому и принял предложение поиграть в Швеции, в команде высшей лиги «Сундсваль».

– Когда вы паковали чемоданы, антишведский митинг под домом не проходил?

– Нет. Но лучше бы я в Швецию не ездил. Команда «Сундсваль» оказалась очень далека от того уровня, о котором я мечтал. У большинства игроков не было профессионального статуса. Они приходили тренироваться после рабочего дня, календарные матчи играли только в выходные. Да и нормальные материальные условия клуб не был в состоянии предложить. Дошло до того, что они, экономя каждую крону, противились приезду моей семьи.

И тут звонит мне в Швецию Анатолий Бышовец и говорит: «Если хочешь быть в большом футболе, в сборной, выбирай более сильную команду. И неплохо, если бы ты в Москве поиграл». Ну, я и позвонил Романцеву. В конце 1991 года был уже в «Спартаке». На этот раз мой переход в Грузии восприняли спокойнее, Гамсахурдиа к тому времени уже не было.

– А как вы оказались в московском «Динамо»?

– Первую половину сезона 1992 года провел в «Спартаке», потом сыграл за сборную в чемпионате Европы в Швеции. После этого и перешел к Газзаеву в «Динамо». Все объяснялось просто: в «Спартаке» мы с женой и детьми жили на базе в Тарасовке, динамовцы же сразу дали нам хорошую квартиру. Да и команда у Газзаева подобралась неплохая – играл я вместе с Кобелевым, Касумовым, Тетрадзе. В Кубке УЕФА мы два круга прошли. Продолжал выступать и в сборной, забил даже гол англичанам, когда мы 2:2 в Москве сыграли… В конце сезона Газзаев сказал, что мною интересуется франкфуртский «Айнтрахт». Вскоре в Москву прилетели менеджер клуба Вилли Конрад и казначей Вольфганг Книспель и пригласили меня в «Айнтрахт». Я согласился.

– Каковы, если не секрет, были условия контракта?

– Нормальные. Но через полгода я потребовал новый, лучший контракт – на 3 года. И клуб принял мои условия. Сколько сейчас получаю, не скажу. Никто не скажет. И Крупп не должен говорить, сколько зарабатывает… По-другому поверну: в Германии писали, что за меня «Айнтрахт» заплатил полтора миллиона марок.

Как приехал, сразу снял этот дом. У нас три этажа, шесть комнат, кухня, подсобные помещения, чердак, своя лужайка. Плачу за все сам – три тысячи в месяц. У жены машина «Опель-корса», у меня «Ауди-100». Была… Я на ней 260 километров в час выжимал… Этот год у меня явно нефартовый… Как-то весной ехал домой из казино в Бад-Хомбурге. Было три часа ночи, лил сильный дождь. В общем, на высокой скорости я перевернулся. Метров сто проехал на крыше вверх колесами. Чудом жив остался, ведь даже ремнем не пристегнулся. Счастье, что на шоссе тогда было пусто. Врачи «скорой помощи», когда увидели, что у меня ни царапины, чуть с ума не сошли.

А полицейские меня сразу узнали. Посмотрели права и сказали, что их нужно поменять. С моими, «советскими», в Германии, оказывается, можно было только год ездить. Правда, я потом еще иногда ими пользовался. А машину выбросил. Купил новую – тоже «Ауди-100»… После аварии в казино и не ездил. И раньше бывал там нечасто, мы с братом, с женой даже рулетку не крутили, а так, в карты играли.

– Давайте вернемся от зеленого сукна на зеленое поле. Как складывались ваши дела в новой команде?

– Вначале отлично. Полтора года подряд на месте переднего защитника в основном составе практически без замен отыграл. В сезоне 1992/93 мы третье место заняли. А потом началась чехарда с тренерами. Ушел Степанович, с которым мы призерами стали – у него конфликт с руководством был. В конце 1993 года 2 месяца команду возглавлял Хорст Хезе. В то же время велись переговоры с Топмеллером. Он только год продержался. Хотя начинал отлично, команда в первых 11 играх девять раз победила. «Айнтрахт» даже в лидерах долго ходил. Но потом сломался Йебоа – лучший, считаю, тогда нападающий в лиге, и мы, проиграв 4 матча подряд, скатились на 5-е место. Потом в сезоне 1994/95 тренером стал Хайнкес, приехавший из Испании. Сперва и с ним у меня все шло нормально. Но в четвертом туре я схватил красную карточку в Леверкузене, после чего пришлось один тур пропустить.

Как раз в это время сборная Грузии начала играть в чемпионате Европы. Я поехал в Тбилиси на матч с Молдавией, который мы неожиданно проиграли. Вернулся во Франкфурт в подавленном настроении, не очень удачно отыграл две встречи, и после поражения в Штутгарте – 1:4 – меня посадили на скамейку. Я, честно говоря, обиделся, до этого за все время матча 2-3 пропустил, и то из-за травм. Следующую игру без меня «Айнтрахт» проиграл – 0:3 – «Юрдингену». Я думал, что в очередном матче уже буду в составе. Но Хайнкес снова не выпустил. Как раз в это время получаю телеграмму из Тбилиси, в которой меня за 6 дней до игры сборной приглашают на сбор. Показал ее Хайнкесу, но тот попросил остаться – сыграть против «Карлсруэ», а уже потом уехать. Я согласился. А уже через пару дней знал, что на поле не выйду. Раз так, зачем мне оставаться? Не предупредив Хайнкеса, я улетел в Тбилиси.

После этого, когда вернулся, 2 месяца – октябрь и ноябрь – сидел уже только на трибуне. Хайнкес со мной не разговаривал и даже в запас не включай. В один прекрасный день я не выдержал и заявил, что, если так будет продолжаться, уйду из команды. Тем более что были приглашения из Англии – в «Манчестер Сити», «Шеффилд Уэнсдей»… В конце концов, с Хайнкесом помирились, и он стал меня выпускать. Но не постоянно. 2 матча проведу, 2 пропускаю. Потом 3 сыграл, и его как раз во втором круге сняли. Команду возглавил Кербель, работавший все время, пока я тут, вторым тренером. Несколько игр я с ним провел, но вот получил травму. Кербель ко мне хорошо относится, говорит, что я ему нужен. На днях, после того как «Айнтрахт» в двух матчах 9 голов пропустил, сказал: «Давай скорее поправляйся, мы тебя ждем». И президент клуба Оммс, и вице-президент Хольценбайн предлагал продлить контракт еще на 2 года. Но поживем – увидим, главное – встать на ноги.

– Кахабер, чем отличаются тренировки в «Айнтрахте» от занятий, скажем, в московском «Спартаке»?

– У Романцева мы больше с мячом возились, в квадраты, в одно касание играли. А в «Айнтрахте» при мне уже 5 тренеров сменились, и все работают по-разному. У Степановича мы в основном бегали – без мяча и очень быстро. Столько я в своей жизни не бегал. Было очень тяжело, но потом привык. В бундеслиге считают, что физическая подготовка – это главное. Многие команды тут играют так: темповый проход по флангу – и навес или прострел в штрафную. А уж там борьба, очень много борьбы.

Все считают, что если профессионал приходит в команду, он должен все уметь. Поэтому тренировок на технику почти нет. Только Хайнкес иногда предлагал нам специальные упражнения с мячом. А у Кербеля мы все время в футбол играем – семь на семь, одиннадцать на одиннадцать. И всегда борьба, удары.

– Чем, на ваш взгляд, можно объяснить некоторый спад в игре сборной Германии, не очень убедительное выступление ведущих клубов (в частности, дортмундской «Боруссии») в европейских кубках?

– Трудно сказать. Здесь очень сильная лига, интересный чемпионат. Может быть, в защите они играют не так сильно, прежде всего тактически. Тут, когда гол пропускают, всей командой прут вперед отыгрываться. И часто сразу же второй мяч в свои ворота получают. И у нас в «Айнтрахте» так. Игровой дисциплины нет… Возьмите сборную. Колер, Хелмер, Штрунц все время к атакам подключаются, голы забивают, а вот про защиту иногда забывают. Этим же грешит, думаю, лучший иностранный игрок бундеслиги бразилец Жулио Сезар из Дортмунда. Посмотрите, какие звезды в защите у «Боруссии» – кроме Сезара еще Заммер, Колер. А пропускают много.

– Кого вы считаете сильнейшими сейчас игроками Германии?

– Баслера и Хесслера. Хорош и Херцог из «Баварии», но сейчас он похуже, чем в прошлом сезоне, когда играл в Бремене.

– Против кого из нападающих вам сложнее всего играть?

– Больше всех хлопот доставляет Польстер. Я, к примеру, могу выключить его из игры на 80 минут. А на 81-й при малейшем моем расслаблении он убежит и забьет гол. Ошибок не прощает.

– Кахабер, вы уже много лет в большом футболе. Кто из форвардов в бывшем советском, российском, грузинском, зарубежном футболе, которым вы противостояли, произвел самое сильное впечатление?

– Киевляне конца восьмидесятых. Остановить Беланова, Протасова, Михайличенко было очень трудно. Жаль, что они попали в Европу не в лучшем футбольном возрасте. Обидно за Бессонова, Чивадзе. Они вообще за границей не поиграли. Уверен, могли бы быть на первых ролях в любом клубе.

– А кто сейчас задает тон в «Айнтрахте»?

– К сожалению, звезд мало. Хайнкес такую команду развалил… Поссорился с Йебоа, Гаудиньо, ушли Вайн, вратарь Штайн. Еще двоих хороших форвардов продали: Шмитта – в «Карлсруэ», Крузе – в «Штутгарт». Из высококлассных игроков у нас, пожалуй, лишь Кепке – вратарь сборной – остался. Очень способный, конечно, нигериец Окоча, но ему пока не хватает стабильности… Он, кстати, парень с юмором. Любит народ посмешить. То волосы в какой-нибудь немыслимый фиолетовый или оранжевый цвет выкрасит, то еще что-нибудь выкинет. Помню, еще при Хезе мы обыграли «Юрдинген» – 5:2. Но нам засчитали поражение, потому что тренер в конце матча выпустил четвертого иностранца вместо разрешенных троих. Комленовича заменил на чеха Пенксу. Так на следующий день на тренировке Окоча на майке каждого иностранца, нарисовал огромную букву «А», что означало «Ауслэндэр» – иностранец. Специально для нашего незадачливого тренера.

Вообще, по-моему, амбиций в «Айнтрахте» поубавилось. Это до Хайнкеса мы за медали боролись, в Кубке УЕФА сражались. А сейчас стадион не всегда полный, не то, что в Дортмунде или Карлсруэ. Мы сегодня средняя команда бундеслиги. Но настоящие болельщики нас, конечно, поддерживают, любят. Мне, например, знаете, какое прозвище дали? Шеварднадзе. Сейчас даже: шутят: тебя травмировали – и его немного задело.

Но болельщики разные бывают. Однажды подошел ко мне во Франкфурте один тип и стал возмущаться: почему у нас капитан команды негр – Йебоа. Я, разумеется, послал его подальше. А в Колумбии нас вообще чуть не взорвали. После матча в Медельине со сборной этой страны какие-то идиоты подложили на шоссе, по которому должен был проехать наш автобус, мину. Это счастье, что шофер в последний момент на другую дорогу свернул. Нас потом в аэропорт на военных вертолетах доставляли. Когда я об этом жене моей Тинико рассказал, она неделю в себя не могла прийти.

– А как живется в Германии вашей семье?

– Тинико по диплому пединститута – учительница младших классов, но здесь не работает. Ей скучновато, люди тут так быстро не сходятся, как в Грузии или России. Да и на улицах нашего городка всегда так пусто, как будто нейтронную бомбу взорвали… Все заботы Тинико – в семье. Водит 4-летнюю дочку Софико в детский сад, учит сына Бачо, которому уже восемь, грузинскому языку. Он тоже в «Айнтрахте» в футбол играет, в детском клубе. Бачо – нападающий, не хочу, – чтоб защитником был… И, разумеется, Тинико наш шеф-повар. Мы здесь только грузинскую пищу кушаем… После операции лежал в больнице вместе с игроком «Айнтрахта» Ральфом Вебером. Тинико и ему хачапури, хинкали, ткемали носила. Ральфу понравилось, хотя, по-моему, он ничего не понял.

Тинико, естественно, на все матчи ходит, после тренировок за мной забегает. Как-то сидела в машине, ждала. Один из фанатов рявкнул: «Ох, эти русские девчонки, ставят машины, где хотят». Тинико хоть и не русская, но я взял этого молодчика за грудки. Не люблю, когда русских обижают, у меня столько друзей в Москве! Мы когда в «Айнтрахте» вместе по телевизору матчи смотрим, и на экране появляются Кирьяков, Колыванов, Шалимов, Юран, я говорю: это, мол, мои друзья, мы с ними вместе играли. Все удивляются, а мне приятно. Это честно. У меня в памяти всегда самое хорошее о них…

Мне очень нравится, что сейчас у Грузии нормальные отношения с Россией, что мы пережили те безумные дни при Гамсахурдиа. Как страшно было смотреть на разрушенный проспект Руставели… Когда я в то время прилетал в Тбилиси, меня встречали на трех машинах. В одной я ехал, а две – сзади и впереди – охраняли. Теперь, слава Богу, у нас стало спокойнее, город восстанавливается. Знаете, так хочется, чтобы гости снова, как и раньше, с удовольствием приезжали в Тбилиси, прогуливались по проспекту Руставели и нахваливали воды Лагидзе…