Сергей Юран: «В Португалии меня называли «Русский Танк»

«Спорт-Экспресс», 11.1995

Сергей Юран очень заметен на футбольном поле и когда забивает сам, и когда точнехонько выкатывает мяч партнеру, и когда, в очередной раз получив по ногам, скорбно смотрит своими огромными глазищами на соперника, словно пытаясь проникнуть в самую глубь его души.

Три сезона в «Бенфике» и один в «Порту» создали вокруг него звездный ореол, который ничуть не потускнел, когда Сергей перешел московский «Спартак». Мячи, забитые им «Блэкберну», «Легии» и «Русенборгу», и филигранные пасы, после которых Аленичев, Никифоров и Кечинов трижды добивались успеха в первом – невероятном! – матче с норвежским клубом, еще более укрепили его репутацию звезды.

Этому соответствовал и внешний облик Юрана: небрежно-независимый вид и длинные кудрявые волосы заставили многих увидеть в нем чуть ли не плейбоя, а лишние килограммы – испытать особое почтение к мощному форварду, который не торопится сбросить вес, зная, что и так опередит любого соперника.

Во встрече «Спартак» – «Текстильщик», проходившей в московских Лужниках, Юран не участвовал. Слегка ссутулившись, он скромненько сидел на трибуне неподалеку от ложи прессы. Черная кожаная куртка, скрадывая размеры его грудной клетки, делала Сергея похожим на подростка…

Я опасался, что Юран (звезда, плейбой, «иностранец») откажется от беседы, поэтому, когда он сразу же согласился на интервью, по инерции все еще вопросительно смотрел на Сергея, хотя он уже пригласил меня в Тарасовку (квартиры в Москве у Юрана нет).

Когда мы потом вспоминали об этом, он с недоумением заметил: «Все почему-то уверены, что я считаю себя суперзвездой и ко мне нельзя даже подойти, чтобы задать вопрос. Как возникло такое мнение? Почему люди вбивают себе это в голову? Не могу понять…»

В комнате, в которой Юран живет вместе со своим другом Василием Кульковым, была приоткрыта дверь на балкон, и оттуда тянуло холодком. Но как только Сергей сел напротив меня за стол, я понял, что там, где он живет, можно экономить на отоплении: в комнате сразу стало теплее…

Сергей Юран вырос в Ворошиловграде (сейчас Луганск). В футбол играл во дворе. Еще мальчишкой получил первое «зарубежное» приглашение – выступить за команду соседнего жэка.

– Вот тогда-то, – по-украински налегая на «г», вспоминает Юран, – ко мне подошел тренер ворошиловградского спортинтерната Владислав Михайлович Продонец и пригласил к себе. «Забирай, – говорит, – в школе документы и такого-то числа приезжай к нам.

Я был в шоке. Как я поеду в интернат? Там ведь ни родных не будет, ни друзей – кошмар… Приехал домой, рассказал все брату (он старше на восемь лет). А тот взял меня за руку и, ни слова не сказав родителям, отвел в школу, мы забрали мои документы и поехали в интернат.

Когда вернулись домой, я плакал, говорил, что не хочу там оставаться. Мать была на моей стороне, а отец занял нейтральную позицию – ни туда, ни сюда. Ну, а брат сказал мне: «Если сбежишь оттуда, я тебе знаешь как надаю…»

– А что у вас была за семья? Чем занимались родители?

– Отец был водителем грузовика, мама работала поваром в школе. Нельзя сказать, что у нас был средний достаток. Перебивались кое-как. Спасал свой огород.

– Вам там тоже находилось дело?

– Я, конечно, пытался соскочить. Копать, сажать – это для меня было ужасно. Я убегал и за это иногда получал по заднице. Но все-таки помогал родителям. Понимал, что это нужно.

– Игрушек, наверное, не было?

– Какие там игрушки? На одежду-то не всегда хватало.

– Вы всегда отличались богатырским сложением? (Рост Юрана 184 см, «боевой» вес – 83 килограмма.)

– До шестого класса я был маленький и худой. А потом стал неимоверно расти. Те, кто знал меня в детстве, удивляются, какой я вымахал…

Когда Сергей учился в девятом классе, его стали изредка приглашать выступить за ворошиловградскую «Зарю» (она играла во второй лиге). И однажды после матча к нему подошел какой-то пожилой человек, попросил автограф и сказал: «Ты станешь звездой и обязательно будешь играть в сборной».

– Я тогда очень удивился, – вспоминает Сергей. – Что это такое он налепил про меня? Д вот сейчас я бы очень хотел встретить этого человека и спросить: откуда вы это узнали? Как обо всем догадались?

Окончив интернат, Сергей год отыграл в «Заре», а в следующем сезоне оказался в Киеве.

– Через три дня после того, как меня забрали в «Динамо», – рассказывает Сергей, – за мной приехали представители ЦСКА. Но они опоздали: меня быстренько спрятали и мгновенно призвали. Я числился в Киевском военном округе и играл в динамовском дубле. Тогда в киевском клубе было много перспективных игроков, даже в дубле было два состава. Чем играть за другую команду, считали руководители «Динамо», пусть уж лучше этот футболист в дубле на лавке сидит.

– Вам, наверное, было тоскливо в дубле?

– Нет. Я знал почти всех ребят – мы с ними встречались еще на юношеских турнирах. Тренировки проходили каждый день, компания у нас была веселая. Меня выбрали капитаном, я был доволен. И Киев мне очень понравился: гидропарк, Крещатик, девчонки…

– Как вы сейчас считаете, веселые компании помогали или мешали вам?

– Думаю, помогали. По гороскопу я близнец, а близнецам необходима компания. Если я остаюсь один, мне не по себе. Когда ребята разъезжались и я оставался один в общежитии, такая тоска находила… Не знал, что делать.

– И вы решили жениться?

– Да. Я познакомился с Илоной Чубаровой, дочкой администратора нашей команды. Тогда я еще на костылях ходил.

– Это после того страшного перелома?

– Да. Мне сломали правую ногу – голеностоп был вывернут на другую сторону… В футбол вернулся чудом. Мне сделали две операции, установили аппарат Илизарова. Лечил профессор Левинец, и я очень ему благодарен. Когда он в первый раз пришел ко мне, я спросил: «Это надолго?» А он говорит: «Ты не об этом должен спрашивать». – «А о чем?» – «О том, будешь играть в футбол или нет».

Я был в панике: у меня там все разлетелось, нужно было собирать, сращивать, сшивать… Ну, а потом я заново учился ходить…

– Мне показалось, что у вас какие-то особые щитки.

– После того, как мне сломали ногу, я сделал себе щитки на заказ – они защищают ногу сзади. Но иногда бьют так, что пробивают и сквозь щитки. С этим ничего не сделаешь: раз ты сделал себе имя, тебя обязательно будут бить соперники, которые компенсируют свое неумение отобрать мяч ударами по ногам.

– У вас, когда вы поднимаетесь с земли, всегда такое обиженное лицо…

– Я иногда даже говорю: «Ну сколько можно бить сзади? Отбирайте мяч нормально, это вам же на пользу: чему-то научитесь…» Раньше я иногда отвечал на грубость, особенно после того, как мне сломали ногу. Мог взорваться… Если б ты знал, думаю, что такое боль, костыли… Один ведь хлеб едим! А сейчас стал сдержаннее: тому, кто играет в грязный футбол, все равно ничего не объяснишь.

– У вас были еще тяжелые травмы?

– Через несколько месяцев после того, как восстановился, я снова получил по правой ноге. На сей раз была трещина. Я тогда подумал: может, закончить с футболом, пока не стал инвалидом? Решил подождать до третьего раза. Но потом все нормально пошло-поехало…

Через год, когда я уже начал играть, мы с Илоной поженились. Мне тогда было 19 лет, и я не могу сказать, что, вступив в брак, сразу стал другим – сидел дома и смотрел на жену. Я жил так же, как и прежде. И если у ребят что-то заваривалось, я, естественно, был там. Ну, а когда приходил домой, начинались вопросы: «Где был? С кем?» И так далее.

– Не были, значит, примерным семьянином?

– Нет, конечно. В августе девяносто первого мы приехали в Португалию, а после Нового года развелись. С тех пор я веду жизнь одинокого волка.

– У вас двойное гражданство?

– Тройное. Я гражданин Украины, Португалии и России.

…Мне уже 26 лет. И хотелось бы, чтобы была семья, чтобы дома возились ребятишки. Но пока мне еще не встретилась серьезная девчонка.

– А где самые красивые девушки?

– В Киеве. Весной и летом по Крещатику такие красавицы гуляют… Надо на шею гипс накладывать, а то голова открутится.

– В одном из интервью вы заметили, что сами принимаете все решения. Так было и когда вы отправились в Лиссабон?

– Это решение приняли за меня. Я не мог его обсуждать. В те времена руководство клуба решало, куда тебе ехать.

– Вам было страшновато уезжать?

– Была боязнь. Но я понимал, что для меня это лучший вариант. К тому же в жизни надо все попробовать.

– И как вас там встретили?

– В аэропорту было множество журналистов, болельщики, руководители «Бенфики»… Стояла дикая жара, я, весь в поту, смотрю вокруг широко раскрытыми глазами, переводчик о чем-то меня спрашивает, а я невпопад отвечаю. Приехали куда-то на прием, я сел и думаю: «Вот попал…»

Первую ночь спал как убитый, меня еле разбудили: надо было ехать в клуб подписывать контракт. Вспоминаю тот день, как кошмарный сон: вроде бы сознаешь, что происходит, и в то же время все делается само собой, помимо твоей воли.

На следующий день приносят газеты – там пять спортивных газет – и во всех мои фотографии. Я был потрясен…

Я не спрашивал, сколько мне будут платить. А когда мне назвали сумму, только головой кивнул: все вроде нормально.

– А сейчас как бы вы посчитали, много это было или мало?

– Мало. Советские футболисты уезжали за очень, небольшие деньги. Мы многого не знали, а вам ничего и не рассказывали. Клубы договаривались между собой, а футболист шел прицепом к этому соглашению.

– А язык? Как вы его учили?

– Мне дали какого-то профессора. Я позанимался с ним пару раз и отказался: не могу целый час сидеть и что-то долбить. Язык выучил в процессе общения: сидишь, скажем, на ужине, тебе протягивают вилку и говорят, как она называется по-португальски…

– Как прошла первая тренировка?

– Переводчик сначала бегал возле поля, пытался мне что-то объяснить, но я сказал ему, что в этом нет необходимости: у футбола свой язык.

На мою первую тренировку пришло много болельщиков. «Бенфика» для них – это команда, за которую они готовы умереть. Попав в эту атмосферу, я понял, что здесь нужно будет, как роботу, отрабатывать каждую игру на пределе возможного. Если не будет получаться, придется перебарывать себя, чтобы хоть как-то, но получилось.

Первое занятие я провел тяжеловато: трудно все-таки сразу подстроиться к новым партнерам. Необходима хотя бы неделя, чтобы к ним присмотреться…

Португальский футбол напоминает грузинский: все немножко играют на себя, и публике это нравится. Нападающий может обыграть пару соперников, потом вернуться назад и начать снова обводить их, вызывая аплодисменты на трибунах. Я же считал, что надо играть в футбол, а не на публику, и не понимал, почему мне не отдают пас, хотя я нахожусь в хорошей позиции и даже могу забить гол. Но, в конце концов, я сказал себе: постой, Сергей, здесь другой футбол. И резко перестроился. У меня все стало довольно неплохо получаться. Я мог, забрав мяч, обыграть двоих, пронестись на скорости и пробить по воротам. Мою манеру зрители связали с политическими событиями в нашей стране: после путча мне дали прозвище «Русский танк».

– А как вас звали на Украине?

– Как только я приехал в Киев – это было в 1986 году – Андрей Баль дал мне кличку «Барс». С тех пор она пристала ко мне. Скоро можно будет юбилей справлять.

– Но видимо, умения пронестись, как русский танк или барс, мало, чтобы стать своим в зарубежном клубе?

– Нас с Кульковым приглашал швед Эрикссон, который тогда был тренером «Бенфики». Потом пришел португалец Жорже: он был настроен против иностранцев. Нам говорили, что мы, легионеры, отбираем хлеб у здешних игроков. Меня, конечно, задевало, когда нужно было уступать, свое место игроку, который был явно слабее, чем я. Со мной, правда, такое случалось редко, поскольку я, как говорится, был любимцем публики и закопать меня было трудно. Кулькову же чаще приходилось пропускать игры. Когда приехал Мостовой, ему дали сыграть всего один матч, а потом сразу убрали… Мы должны были все время доказывать, что имеем право играть в основном составе, а для этого необходимо было в каждой встрече демонстрировать что-то сверхъестественное.

Тем временем за нашей спиной велись закулисные маневры. Удары наносились исподтишка, вроде бы невзначай. Чтобы это вынести, нужны железные нервы. Ты все видишь, но сделать ничего не можешь, потому что каждый твой шаг – под контролем прессы. И если, не дай Бог, возникнет какой-то конфликт, о нем сообщат уже в вечерних новостях.

– Выходит, вас подталкивали к тому, чтобы вы ушли из «Бенфики»?

– Да. А случай ускорил наш уход. Как-то вечером, на ужине в ресторане, я встретил знакомого журналиста, который сказал мае, что погиб Руй Филипе. Это классный футболист, который играл в «Порту» под нападающими. Я зашел к Василию (у нас с ним дома рядом) и сказал: так, мол, и так. Давай съездим, проводим его…

Во время похорон президент «Порту» подошел к нам, поблагодарил за то, что приехали, и спросил, как наши дела. Мы сказали, что у нас заканчиваются контракты с «Бенфикой». «А мы, – говорит он – недавно беседовали с Робсоном (тренером «Порту»), и он жалел, что вы не играете у нас».

Вскоре после этого разговора мы и ушли в «Порту».

Выступая за «Бенфику», мы с Кульковым стали чемпионами страны. Затем, в «Порту», снова первенствовали в национальном чемпионате и даже вошли в историю, потому что до этого никто из иностранцев не становился два раза подряд чемпионом Португалии, выступая в разных клубах.

– А что это за дело о наезде, который вы совершили в Порту?

– У нас был день отдыха, а вечером мы вместе с одним моим товарищем-португальцем возвращались к себе на моей машине. До моего дома было метров пятьсот, когда из-за поворота внезапно выехала «Хонда» (она, оказывается, была припаркована за углом) без всяких габаритных огней. Среагировать было очень трудно – расстояние не превышало десяти метров, и мой «Мерседес-600» врезался в нее.

Товарищ сказал: «Я останусь здесь до приезда полиции, а ты ступай домой, позвони адвокату и переводчику».

Приехали полицейские. Водитель «Хонды» сумел выйти из машины – у него взяли анализ крови. Оказалось, что он в состоянии глубокого опьянения. Полицейские сказали, что ситуация настолько ясна, что меня даже не нужно вызывать. Потом хозяин «Хонды» пожаловался на боль в груди. Вызвали «Скорую», и по дороге в больницу он скончался.

Когда приехал мой адвокат, он сразу спросил меня: «У тебя брали анализ?» – «Нет». – «Поедем, сдадим». И я этот анализ сделал – у меня было полное отсутствие алкоголя в крови. Дело сразу же прекратили. Ну, а у нас писали, что, дескать, машину Юрана обнаружили на окраине Порту, рядом лежал труп, а сам Юран сбежал с места происшествия. Не знаю, зачем писать такую чепуху? Когда я это читал, у меня волосы дыбом вставали.

– Как вам кажется, вы как футболист изменились за эти четыре португальских сезона?

– Да, я действительно стал профессионалом, то есть научился сам готовиться к играм, сам определять свой образ жизни, сам решать, что мне можно, а чего нельзя. Когда я играл в Киеве, там все делалось по приказу Лобановского. В «Бенфике» же я с удивлением ощутил, что меня никто ни в чем не ограничивает. Вечером в кафе кто-то из ребят взял себе стакан вина, кто-то закурил, а тренеры, которые сидели здесь же, словно бы ничего и не заметили. Живи как знаешь. Все можно. Запрещается только одно: давать себе поблажки в игре.

Тренировки в течение сезона проходят очень спокойно. Вышли, в квадрат поиграли, потом – на двое ворот, в «дыр-дыр». И все. А если тебе нужно что-то еще – оставайся, работай, как хочешь.

Кстати сказать, сейчас в «Спартаке» Романцев и Ярцев ничего не навязывают игрокам, не заставляют с утра до вечера выполнять какую-то до мелочей разработанную программу. Проводится общая тренировка, а после нее – пожалуйста, делай то, что тебе хочется.

– Есть ли в португальских клубах специальный тренер по физической подготовке?

– Да. Его роль очень велика в предсезонный период. А когда начинается чемпионат, он только присматривает за футболистами. Если, скажем, ты чересчур увлекся занятиями в тренажерном зале, он может сказать: тебе, мол, это не надо. Ты можешь его не послушаться – он тебя из зала не выставит. Но если, выйдя на поле, не сможешь действовать с необходимой резкостью и скоростью, тебя тут же посадят на скамейку. А это значит, что ты не получишь премиальных. И в следующий раз ты задумаешься, что тебе делать – то ли качать мышцы, то ли получать премиальные.

– Трудно предположить, что вы чего-то не знаете в футболе, и все же… Увидели ли вы в «Спартаке» что-то новое для себя?

– В «Спартаке» все стремятся довести до совершенства культуру паса, с мячом же обращаются почти с нежностью. Мне это нравится. Было бы преувеличением сказать, что я учусь этому. Но я действительно стремлюсь это воспринять, обрести спартаковскую! элегантность и непринужденность в работе с мячом.

В Киеве было другое – бей и беги. А здесь игра строится на других принципах. Думаю, что близкое знакомство со спартаковской школой пойдет мне на пользу.

– Вы очень быстро вписались в «Спартак».

– В этой команде все настолько отлажено, что выпасть из игры почти невозможно. Выступая за этот клуб, я абсолютно уверен: если я побегу сюда – мне отдадут пас, если туда – впереди откроется игрок в красно-белой футболке. Если в других командах – в московском и киевском «Динамо», в «Торпедо» или в «Днепре» – можно кого-то выделить, то в «Спартаке» это трудно сделать. Мы хорошо взаимодействуем и со Шмаровым, и с Онопко, и с Тихоновым, и с Аленичевым, и, естественно, с Кульковым… Когда в первом матче с «Русенборгом» на поле вышел Кечинов, с которым я практически не играл, мы с ним тоже мгновенно пеняли друг друга.

– Вы прислушиваетесь к подсказкам партнеров?

– Конечно. Но иногда догадаться о том, что делается у тебя за спиной, можно по реакции болельщиков на трибунах.

– Вы как-то сказали, что могли сказаться в «Спартаке» еще в девяностом году. Почему этого не случилось?

– Я тогда даже написал заявление в «Спартак», но когда приехал в Киев, на меня начали так давить, даже со стороны правительства, что я не был уверен, останусь ли вообще в футболе.

– Есть ли у вас сейчас предложения из-за рубежа?

– Да, но я пока не хочу называть клубы.

– А из каких стран?

– Из Испании, из Англии…

– Значит, вы к нам ненадолго?

– Я договаривался с Романцевым, что сыграю за «Спартак» в Лиге чемпионов. Что будет дальше, решим после шестого декабря.

– Многие футболисты совершают перед игрой некие «магические действия»…

– Выходя на поле, я должен коснуться правой рукой травы и перекреститься. Я верю, что это защищает меня от травм.

– Что бы вы пожелали себе как футболисту?

– Лучше играть головой, но добиться этого, наверное, уже невозможно.

– Как вы считаете, природа ничем не обделила вас?

– Она слепила из меня футболиста и, надеюсь, неплохого человека. Я, конечно, не Ален Делон, но и не урод. Так что мне грех жаловаться на что-то.

– Как вы сейчас относитесь к тому конфликту, который возник в нашей сборной накануне чемпионата мира?

– Тот конфликт и все, что с ним связано, – это время, вычеркнутое из моей футбольной жизни.

– Совершали ли вы когда-нибудь ошибки, которые не можете простить себе до сих пор?

– Самая большая моя ошибка – это то, что я поехал на чемпионат мира. Я тогда если не предал, то сильно подвел ребят, с которыми подписывал известное письмо. Надо было до конца идти вместе. Потом мы не раз все это обсуждали, и у меня сегодня нормальные отношения с теми, кто не поехал в Америку. Но неприятный осадок все же остается. Для меня это очень памятный урок.

– Вас что-нибудь пугает?

– Я боюсь подойти к той точке, когда придется заканчивать с футболом. Я был на прощальном матче Блохина в Киеве. И когда после игры увидел слезы на его глазах, то и сам чуть не заплакал. Мне было всего двадцать лет, но мне казалось, что это я там стою…

Если ты половину жизни провел в футболе, в гостиницах и в самолетах, то очень трудно перестроиться на другое. Я боюсь даже думать о своем будущем и не знаю, как я это переживу.

– А где будете жить?

– После того, как я стал выступать за сборную России, мне вряд ли стоит возвращаться на Украину. Может быть, я уеду в Португалию – у меня там есть дом. Но вероятнее всего, поселюсь в Москве: завершив футбольную карьеру, я, возможно, попробую себя в тренерской работе.

…Сергей проводил меня до дверей базы. Уходя, я оглянулся. Сквозь стекло я увидел Юрана почти в телевизионном изображении. И это было как печальное напоминание о том, что в будущем сезоне мы, вероятно, сможем увидеть его – за редчайшими исключениями – только на экране телевизора, поскольку Сергей Юран вряд ли задержится в «Спартаке».