Цыгана не купишь

«Спорт-Экспресс», 09.1995

«Ты на мой галстук часом не сел?» – я прытко вскочил с кресла, а Михаил Иосифович продолжил озадаченный осмотр своей комнаты. «А может, Бог с ним, с галстуком, – сказал я. – Вы и без него ничего получитесь». «Ну ты даешь, – изумился Якушин. – Как же без галстука?»

Затем, когда потеря была найдена и заняла надлежащее ей место под воротником рубашки, мы с фотокорреспондентом попросили тренера попозировать. Коллега, немного поснимав, не выдержал: «Михаил Иосифович, да что вы такой серьезный, улыбнитесь…» Якушин ответил не раздумывая: «Вот когда наша сборная наконец что-нибудь выиграет, вот тогда и будем улыбаться».

– Михаил Иосифович, много лет за плечами. Какие воспоминание вам больше ласкают душу: времена, когда сами играли в футбол или же те, когда вам приходилось тренировать других?

– Мне все ласкает и все крепко сидит в памяти. Помню, как в 1914 году мы лазили на забор стадиона и оттуда смотрели футбол. Нет, я в пять лет начал лазить. Был тогда, как сказал бы коллега Романцев, «дилетантом футбола». Учился ему главным образом теоретически. Заиграл-то я потом, в детской команде клуба «Унион». Затем, овладевая мастерством в разных командах, добрался до столичного «Динамо».

– Попутно окончили техникум землеустройства…

– О, это моя мечта была. Я ведь больше тогда увлекался хоккеем с мячом, а футбол шел у меня под вторым номером. Задумка была такая: летом работаю в деревне, а зимой, когда практической работы нет, знай, составляй планы да карты, можно и в хоккей поиграть. Русский хоккей был моей любимой игрой. Хорошая игра. Жалко, загнали ее в тупик. Все этот хоккей с шайбой. А я вот считаю, что по соображению своему это менее интеллектуальная игра, чем футбол. Как говорят? «Трус не играет в хоккей». А я добавляю: «Умный играет в футбол».

– В тридцатом году, по окончании техникума, вас отправили на работу в Уральскую область. Занимательное, наверное, дело – землю в колхозе нарезать.

– Интересное. Я в Ялано-Катайский район попал. Приезжаешь в колхоз: «Сколько членов у вас в коллективном хозяйстве? Все сто процентов? Вся земля ваша, делить ничего не буду, распоряжайтесь сами». А потом вышло разъяснение Сталина, что вступление в колхозы – дело добровольное. И пошло – куда ни приедешь, в колхозе осталось двадцать процентов крестьян, не больше. Ну и начинаешь делить – где хорошая земля, отрезаешь ее колхозникам из расчета на человека, как тогда говорили, едока.

– Середняки-то, чай, обижались?

– Они были, как говорится, хладнокровны к этому процессу. В деревне Буланово председатель стал таскать их к себе по одному: «Почему в колхоз не вступаешь?»

– «Я-то не против, да вот баба моя не хочет». А какие меры к ним принимать, физическое воздействие ведь возбранялось?

– Как ко всему происходящему относились вы?

– Я тогда молодой человек был, 19 лет. Теоретически, конечно, коллективное хозяйство более выгодно, если в нем работают добросовестно. Плюс еще трактора, машины всякие, то, чего в деревнях еще не было.

– Говорят, театром вы в то время баловались. Спектакли для местного населения ставили.

– Так, на любительском уровне играли. «Свои люди – сочтемся», у меня там роль стряпчего была. А театром я на самом деле увлекался. В Москве в обязательном порядке ходил во Второй МХАТ, в Малый, в театр Революции Мейерхольда.

– Девушками тоже увлекались?

– Девушками – нет. На первом месте спорт стоял. На девушек стал обращать внимание позже, когда стал появляться на футбольном горизонте как заметная фигура.

– Заметной фигурой вы стали в московском «Динамо» сразу, как только впервые сыграли в основном составе в 34-м.

– Я тогда играл за динамовский дубль, служил в армии. Пришел как-то на тренировку сборной Москвы, готовившейся к турниру трех городов. На входе встретился с Михаилом Степановичем Козловым, тогдашним тренером сборной. Козлов меня очень хорошо знал по хоккею, не раз друг против друга играли. Михеич, говорит, у нас на тренировку Андрей Старостин не пришел. Может, сыграешь за него в двусторонней игре? Какие вопросы? Я бегом в казарму за формой. Сыграл неплохо, взяли меня на сбор. А потом и на турнире сыграл. Забил даже два гола Харькову. Как сейчас помню, защищал у них ворота Бабкин. Красивым у меня второй гол получился. Показал Бабкину в одну сторону, а сам ударил в другую. Аккуратно так закатил. Дебют мой всем понравился. А почему? Не старался я ничего разэтакого показать, делал, что умею. Считал своими извилинами целесообразные действия. Старался играть технично, для глаза ласкательно. Взяли меня потом в Париж, где проводился международный слет рабочих-спортсменов.

– Какие остались впечатления от заграницы?

– Холостой я был. Мамаше кофточку купил. Себе ботинки лаковые на обратном пути в Берлине. Костюм купил, до этого я его не имел. Турнир в Париже мы выиграли, а потом встретились со швейцарской полупрофессиональной командой. Социал-демократами. Выиграли у них – 5:2.

– А сборная Москвы кем тогда считалась – профессионалами или любителями?

– Да какие профессионалы? Кто работал, кто учился, кто в армии служил. А некоторые – например, братья Старостины – были директорами фабрик системы «Промкооперация». Я как отслужил два года в армии, был оставлен на сверхсрочную. Помощник командира взвода. Получал согласно своей должности 115 рублей. В 34-м году это были неплохие деньги. Если не пить, не курить, то все в порядке, даже матери помогал. На сборах питание бесплатное, экипировка.

– В другие команды вас звали?

– Николай Петрович Старостин звал в «Спартак» в 35-м, когда мы ездили во Францию с «Рэсингом» играть. Соблазнял поездкой на рабочую Олимпиаду в Антверпен. Но нет, цыгана не купишь. Куда же я из команды пойду, в которой всю жизнь мечтал играть? Николай Петрович попросил меня тогда никому не говорить о нашем разговоре. Я обещание пятьдесят лет хранил. Только тогда его нарушил, когда надо было давать пример молодым футболистам.

Как-то по телевизору смотрел беседу с губернатором Нижегородской области Немцовым. Он говорит: «Я никогда не воровал, это, во-первых, а во-вторых, никогда не лгал». Я с его словами согласился, все равно как про меня сказано, а себе записал: «И взяток никогда не брал и не давал». А Немцов через две минуты то же самое в эфир говорит. Вот, думаю, до чего же мы с ним похожи.

Как тренер я всегда получал удовольствие оттого, что делал приятное людям, в первую очередь тем, с кем работал. Я игроков никогда не обижал. Никаких закулисных разборок. Все проблемы решаем при всех, в команде. Как-то в «Футболе» прочитал, как один тренер из Сочи (догадайтесь сами, кто это) делает послематчевые разборы, отдельно вызывая каждого игрока в свой номер. Это же смешно. Разбор игры надо делать в присутствии всей команды. Чтобы все слышали, к кому у тренера какие претензии. Они же все отлично понимают, когда тренер говорит правду, а когда просто придирается.

– Но в любом случае, согласитесь, от конфликтов с игроками даже самому талантливому тренеру никуда не уйти. Я имею в виду ваш разговор с Бобровым в 45-м в Англии в перерыве матча с «Кардифф Сити».

– Я просто попросил его поиграть в интересах команды, а не брать всю игру на себя. Ты тоже должен быть полезным для своего партнера. Он пытался там что-то сказать, но я дал понять, что у меня это дело не пройдет. Нет, не угрожал, что сниму его с игры, но в результате беседы у него вполне могло сформироваться мнение, что, возможно, будет замена. Но он исправился.

– А разве Боброва вы брали в Англию не для того, чтобы он кромсал британскую оборону, как штык?

– Всеволода я брал на всякий случай, Трофимов был у меня под сомнением. Пытался я поставить Василия против «Арсенала», но футболист, прежде всего, должен быть здоровым. А вот если бы Трофимов не был травмирован, то мы вполне обошлись бы без армейца.

Я-то Боброва никогда высоко не ценил. Забивала он, безусловно, хороший. Но ведь за своим полузащитником он никогда не присматривал, значит, эту работу за него должен был делать кто-то другой. В турне 1945 года на него работал Серега Соловьев, у того «машина» была хорошая. В ЦДКА Гриша Федотов скинет ему или Николаев, или по воротам кто-нибудь ударит, он бежит, добавляет. Специалист по забиванию – это хорошо. Но если в команде все бегут забивать, а в обороне играть не умеют, – это плохо.

– Когда «Динамо» в 45-м ехало в Англию, вас, видимо, инструктировали по этому поводу достаточно сурово?

– Вопрос так не стоял, что, мол, проиграете – всю команду на Соловки. Меня как-то вызвали в Кремль, помню, были там Маленков, Берия и еще кто-то третий. Говорят, так, мол, и так, есть предложение поехать в Англию и сыграть там с местными профессионалами. Я, кстати, до сих пор не знаю, откуда растут ноги у этой поездки. Помню, попросил их дать нам возможность

посмотреть их игру накануне, чтобы иметь хоть какое-то представление о сопернике. Что мы об англичанах знали? Знали, что сильные очень и дома у себя всех обыгрывают. Задали мне в Кремле вопрос: «Ну, хоть стараться-то вы будете?» Ну в этом уж сомнений у меня не было. Впрочем, как и в том, что играть мы умеем в футбол неплохо.

– Кстати, с шефом «Динамо» Лаврентием Берией вы часто встречались?

– 4-5 раз, вместе с командой и отдельно. В футбол он сам никогда не играл, но игру эту любил. Помню, как-то собрал он команду перед матчем со «Спартаком». Спрашивает у меня: «А «Спартак» – это что за команда? Кустари, что ли, какие?» Объяснил ему, что к чему. «Пожалуйста, надо обыграть их, пожалуйста. Я сам приеду на игру посмотреть». Мы как раз тогда хорошо сыграли и выиграли – 5:1. Берия остался очень доволен.

В Англию, как мы и просили, нас отправили заранее. Приехали – первым делом в посольство. Был там один специалист, сам когда-то на приличном уровне в футбол играл, но тогда его не было, отлучился по делам. Остальные работники о футболе знают только то, что в него играют две команды по одиннадцать человек. «Как, – спрашиваю, – играют англичане?» – «О, – отвечают, – они мяч до ворот доводят, а потом его закатывают». «Нет, – возражают другие, – они бьют издалека. Ох, и сильные же у них удары!»

Пошли мы на матч с участием «Челси». Понравился мне тогда у них Харрис, центральный защитник, пятый номер. После игры собрались с ребятами. «Ну как?» – «Можем, Михеич, с ними – сыграть». Англичане-то техничные, конечно, тонко играют, красиво, но скорости не всегда на полную катушку включают.

А газеты местные пишут, в частности «Дейли Мейл», что русские, конечно, в футбол играют, но в основном после работы, и поэтому ничего экстраординарного от них ожидать не следует, профессионалы их легко обыграют. Так, сходить разве что ради интереса на стадион.

Интерес оказался настолько большим, что в день матча, 13 ноября, трибуны стадиона были перегружены зрителями. В начале игры я стал за воротами «Челси», мне нужно было отсылать назад наших нападающих, с тем, чтобы они не забывали отходить и строить первую оборонительную линию. Кто ленится – погромче крикну. Шла игра, и счет был уже 0:2. Я уже к воротам Хомича отошел. И тут Лаутон как справа завинтит в самую «девятку»! Ну все, думаю, гол. Это все, конец. Хома взял! Вытащил мяч в каком-то фантастическом прыжке. Перерыв. В раздевалке я имел право говорить не более чем три-четыре минуты, остальное время футболисты должны отдыхать. Постарался успокоить ребят и дал им задание на второй тайм. По игре-то мы им не проигрывали, надо было чуть-чуть добавить и, главное, быть точнее при завершении атак. В первом тайме мы не использовали несколько голевых моментов, а Соловьев не реализовал пенальти. Во втором тайме сравняли – 2:2. Надо забивать и выигрывать. И тут ошибается Хомич. Он-то и в первых двух мячах был небезгрешен и тут опрометчиво вышел на навесной мяч, а Лаутон переиграл его в воздухе – 2:3. Хомич все турне провел в целом уверенно и полезно. А тот его прыжок в «девятку», за который Алексея впоследствии прозвали «тигром», стал легендарным. Хорошо, что с «Челси» мы счет успели сравнять.

После того матча тон английской прессы по отношению к нам стал куда более уважительным. Да мы и сами знали, что сыграли хорошо и себя еще покажем. Что и случилось.

– Впоследствии ваша поездка в Англию сразу после войны обрела характер легенды…

– Вначале я не считал ее выдающимся событием в своей жизни, но потом, анализируя, пришел к выводу, что именно тогда, в 45-м, наш футбол обрел многих своих болельщиков. На футбол стало ходить куда больше народу, чем до войны.

– А за кого в 45-м болели больше – за «Динамо» или за ЦДКА?

– Затрудняюсь ответить. Но мне кажется, что наши болельщики были более скромными, что ли. А сейчас, я смотрю, поклонники ЦСКА или «Спартака» доходят до того, что оскорбляют футболистов своей любимой команды.

– Интересно, а Якушина трибуны когда-нибудь задевали обидным словом?

– Да нет. У меня как-то получалось, что команда выступала успешно. В послевоенные годы мы были первыми в 45-м и 49-м, 46-й чисто проиграли, а в 47-м остались вторыми лишь благодаря худшему соотношению мячей.

– В последнем туре чемпионата-47 ЦДКА обыграл сталинградский «Трактор» со счетом 5:0. Не знаю, как тогда, а сейчас такой счет на финише сезона вызвал бы бурные дебаты среди и болельщиков, и специалистов.

– У «Трактора» играл в воротах Вася Ермасов, бывший динамовец. Я ему как-то говорю: «Эх, Вася, сам динамовец, а своих подвел». Он отвечает: «Михаил Иосифович, мы, честно скажу, меж собой решили: будем биться, но если счет будет 3:0, то игру отдадим». Не знаю, вроде бы там просили, но ничего конкретного сказать не могу. Хотя предположения нехорошие были. Но ехать в Сталинград и наблюдать за ходом матча непосредственно с трибун мне в голову как-то не приходило.

В 48-м, в последнем опять-таки матче чемпионата, мы играли с армейцами вничью – 2:2, которая нас устраивала и делала чемпионами страны. И за четыре минуты до конца поединка Бобров забил нам мяч. Снова вторые.

– Признайтесь, вам все-таки хотелось иметь в своей команде та кого забивалу, как Бобров?

– Я Гринина хотел иметь. Он у нас и играл, между прочим, до службы в армии. Я – центрального нападающего, а он – правого полусреднего. Перспективный игрок. Пришло время идти в армию, а ему вроде бы как в наши войска нельзя. Вроде бы у него дядя то ли был обвинен, то ли фигурировал в деле о каком-то поджоге. Идиоты. Идиоты. Жаль, я не имел тогда возможности вмешаться.

Был Федотов, конечно, хороший, но его к себе все «Спартак» тащил. Да и неудачник он был, мало играл после войны, все травмы его мучили.

– Не всегда, наверное, вам, молодому тренеру, было легко тренировать такой звездный коллектив, как «Динамо». Говорят, один Бесков дорогого стоил.

– Я заметил, что он пытается что-то у меня перенимать. Было у него желание глубже вникнуть в тренерскую деятельность. Я ему разрешал. Но когда он переходил границу (мол, не согласен с тем-то и тем-то), то на это тренер Якушин ему отвечал: «Когда я даю задание, никаких добавлений не требуется». И все, вопрос закрывался.

– С Борисом Аркадьевым, тренером вашего заклятого противника ЦДКА вы жили на одной лестничной площадке. Частные встречи в быту никак не влияли на ваши взаимоотношения?

– Нет.

– Не может быть.

– Никаких проблем в общении у нас не было. Вот только моя жена нервничала. Жена Аркадьева, он ее почему-то называл Утя или Крыса, часто общалась с моей супругой. Ну знаете, как это обычно бывает у хозяек, то этой что-то нужно, то той. Так вот Утя при встрече никогда не преминет пожаловаться на судьбу. Вот, мол, Боре моему тяжело, ведь сейчас они все под кустами валяются пьяные, ой, да наши хуже ваших будут, да вы выиграете и т.д. Та-то на футбол никогда не ходила, а моя исправно матчи посещала, кроме того, я с ней беседы проводил на темы футбола – разбиралась. Поэтому переживала, слушая такие разговоры.

– В ВВС вас Василий Сталин в конце 40-х не приглашал?

– Если бы и приглашал, все равно не пошел бы. Это ж все липа была. Несерьезное дело он задумал. Хотел, видно, быть генералом и в воздухе, и в футболе.

– В начале сезона 1950 года вы расстались с «Динамо». По какой причине?

– Создалась конфликтная ситуация. Знаете, так бывает, возрастные игроки, чувствуя, что выкладываться до конца в каждом матче становится все труднее и труднее, начинают вступать в дискуссию с тренером, говорить, что он дает неправильные задания, и разглашать все это где-то еще.

– И кто же был главным разглашателем?

– Ну не то чтобы разглашали, а действовали они явно не в интересах команды. Это и Бесков, и Трофимов. Хотя с ними я и сейчас общаюсь. Но тот момент я немножко прозевал, у меня еще как раз и отец умер в 50-м году. Готовности боевой перед сезоном у команды не было. В общем, не подходили мы друг другу. В таких случаях надо расставаться. А в «Динамо» меня обратно позвали через три года, в 53-м.

– К тому времени у вас за плечами уже была Олимпиада 1952 года. Та самая, про которую фильм сняли, – «Гол в Спасские ворота».

– Я по этому поводу даже звонил в Госкино. Конфликтная ситуация между Сталиным и Тито существовала, но никаких драк между нашими и югославскими футболистами не было. И мы к ним никакой неприязни не испытывали, не знаю, как они к нам. В перерыве матча в своей раздевалке, прямо у нас за стенкой, югославы скандировали: «Тито, Тито, Тито».

– А вы?

– А мы вот про Сталина ничего не кричали. Проигрывали – 0:3. Вообще-то, вспоминая сборную соперников, я вам хочу сказать, что, на мой взгляд, она была сильнейшей из всех тех югославских команд, которые мне приходилось видеть позже. Вукас, Бобек, Митич – отличные игроки. Тем не менее, уступая – 1:5, мы все-таки смогли сравнять счет. Могли даже выиграть в дополнительное время – Бесков после навеса Трофимова бил «щечкой» с линии вратарской, но попал в штангу. А на дополнительный матч сил у нашей команды, пожалуй, уже не хватило.

– Молва возложила основную ответственность за поражение на тбилисского динамовца Чкуасели, дебютировавшего в составе сборной в той игре.

– Авторы фильма выдвинули версию, что он был включен в команду как земляк лучшего друга советских физкультурников. Ерунда все это. Сталин спортом не интересовался. Нырков позднее сказал, что тбилисец почти не понимал по-русски, в течение всей игры бессмысленно перемещался по флангу и толку от него не было никакого. Потом он отказался от своих слов, видимо, кто-то заставил его так сказать. А Чкуасели выдвинул я. Думал, быстрый, молодой футболист с хорошим спуртом. Он не показал, конечно, всех своих лучших качеств, но вешать за это на него всех собак не стоит.

– После Олимпиады ЦДКА разогнали…

– Ну да, кто-то сверху сказал: «Распустить их». Кто сказал? Неясно. Может, Сталин сказал. А кто слышал, что он так сказал? Вся информация шла через третьи руки, и вполне может быть, что она носила характер испорченного телефона. Сталин не был футбольным болельщиком и вообще этим видом спорта не интересовался. Это верно так же, как и то, что Берия никогда не играл в футбол.

– Перед чемпионатом мира 1958 года, когда вы были вторым тренером сборной, команда вдруг потеряла трех своих футболистов. Насколько эта потеря сказалась на игре сборной СССР?

– Татушин, конечно, на правом краю нападения смотрелся получше, чем армеец Апухтин. Стрельцов был моложе Симоняна на одиннадцать лет, то есть связка Татушин – Стрельцов действовала бы куда мощнее. Огоньков? Думаю, по классу игры они с Борисом Кузнецовым почти не уступали друг другу.

– То есть будущим чемпионам мира – бразильцам мы могли и не проиграть?

– Трудно сказать, но то, что в нападении сборная СССР сыграла бы куда опаснее, будь в ее составе Стрельцов с Татушиным, это факт.

Гарринча нас сокрушил. Когда мы были в Бразилии, я говорил Кузнецову: «Смотри, Борюшка, может, на чемпионате мира тебе придется играть против него». Боря, как узнал, что против нас выйдет Гарринча, так прямо и очумел. Гарринча с первой-минуты как начал вертеть… Бац в стойку, бац в Яшина. И пошло-поехало.

Опальной тройки нам не хватало. И с австрийцами сыграли бы лучше, и с англичанами. И в матче со шведами выглядели бы посвежее.

– Как получилось, что ребята попали в такую неприятную историю?

– Сейчас Качалина уже нет в живых, но я и при нем говорил. Это он не учел ситуации. Они не должны были быть в тот день в Пушкине, а должны были находиться на игре второго состава сборной с ЦСКА. Присутствовать в раздевалке. А потом всей командой следовало выезжать на базу, чтобы не давать свободы во время работы. На игре присутствовали все футболисты основного состава. Кроме этих троих. Дядя Гава добрый, отпустил. А все эти компашки с алкоголем до добра не доводят.

Вот у меня часто спрашивают: «Стрельцов хороший футболист был?» Он должен был стать хорошим игроком, но то, что он показывал, было лишь 50 процентов от его истинного потенциала.

– В 1967 году вы возглавили главную команду страны. Странная закономерность, к решающим матчам чемпионата Европы 1968 года сборная вновь лишилась трех своих лидеров. Ушел Стрельцов, были отчислены Сабо и Воронин…

– Про Воронина мне сказали – надо отчислить. Он где-то провинился. Сабо – потому, что он венгр и вроде что-то передал своим землякам. Не знаю… Меня это как-то не коснулось.

– Странно, ведь за результат пришлось бы отвечать вам, а не кому-то из управления футбола.

– Есть указания, приходящие сверху, которые надо выполнять.

Мне запомнились матчи олимпийского турнира, которые мы играли параллельно с чемпионатом Европы. 1968 год. Чехословакия. Матч назначили не в Праге, а в Остраве. Перед игрой повели на какую-то странную экскурсию на местный завод. Рабочие смотрели так, что удовольствия от нее было мало. Нас что, организаторы вывести из себя хотели? Началась игра. Трибуны орут так, что обернуться на зрителей страшно. Хозяева косят наших, как хотят. Хагара, левый защитник, подбегает к Численко и как засветит тому ногой в колено. Численко мы потеряли, а затем и Аничкина с Хурцилавой. Так что перед решающими играми чемпионата мы оказались без целой группы ведущих игроков.

Хотя по идее после игры в полуфинале с итальянцами все случай решил, когда жребий кидали. Я Шестерневу шепчу: «Фигуру выбирай, фигуру!» А он стоит, молчит, не мычит, не телится. Факкетти же, капитан итальянцев, сразу смекнул, что монета скорее всего упадет на менее выпуклую сторону. Поэтому он не колебался, когда, не дождавшись ответа от Шестернева, судья обратился к нему – «Фигура». И итальянцы в финале.

– Вас после четвертого места, как водится, освободили от обязанностей главного тренера…

– А я и подряжался-то на два года. Так что без обид.

Вот сейчас Романцев говорит, что теряет форму, когда не работает в клубе, а тех, кто считает, что главный тренер должен быть освобожденным, называет дилетантами. Получается, что и англичан, и немцев он считает за дураков? У нас все председатели федерации футбола, кроме Колоскова, считали, что тренер должен быть освобожденным от работы в клубе. Своих наивысших успехов команда добивалась когда? 56-й – 60-й годы – тренер Качалин, второй Якушин, ведь большинство «сборников» – динамовцы. Больше спартаковцев – вторым назначается Гуляев.

– У тренеров нелегкая судьба. Их полощут в печати, в их адрес кричат обидные слова с трибун. Наконец, их просто снимают с работы чиновники, зачастую ничего в футболе не понимающие. Вас ведь тоже снимали не раз.

– Меня никогда не снимали. Я сам шел к руководству и говорил, что подаю в отставку. Может быть, был только конфликт в Тбилиси с председателем местного спорткомитета. Я требовал провести тренировочный матч перед стартом сезона 1964 года на стадионе «Динамо», а меня заставляли играть на «Буревестнике». Комитет прогорел на живых шахматах, на «Динамо» играли, по-моему, Бронштейн и Гаприндашвили. Роль фигур исполняли артисты. Но народ на это зрелище не пошел, деньги надо было вернуть, а сделать это через студенческий стадион легче. Но я на это не согласился. Потому и расстались.

– С московским «Локомотивом», помнится, вы тоже расстались не по доброй воле.

– Эту историю даже смешно вспоминать. Пригласил меня вытаскивать «Локомотив» из первой лиги тогдашний министр путей сообщения. Вагоны, говорят, для партийного руководства он делал хорошие. В футболе же ничего не понимал, но тренеров нанимал. Прежде всего, я решил поставить команде игру. Естественно, при работе на перспективу сразу ждать результата не следует. После восьми туров у команды восемь очков – принято решение меня снять. Пытаюсь попасть на прием к министру – не могу его застать, уж больно занятой человек.

А меня между тем разбирают на месткоме. Старушка бухгалтер говорит: «В футболе я ничего не понимаю, но очков у команды мало, поэтому я за то, чтобы вас уволить». За это голосуют и остальные. Председатель месткома Максимов, сам в прошлом футболист, сказал мне так: «Михаил Иосифович, если я против вас не проголосую, то как же мне дальше здесь работать?» Я после этого заседания подал в суд. Не за материальными благами гнался, а из-за желания доказать сомневающимся, что я не позволю подобным образом насмехаться надо мной и всем тренерским ремеслом.

Сокольнический суд жалобу отклонил, но городской суд признал мои претензии обоснованными. Хотя, не скрою, бороться было нелегко. Меня ведь обвиняли и в том, что стар, сейчас, глядите, люди и в 70 лет работают, а мне тогда 62 было. И в том упрекали, что с возрастом потерял квалификацию. Дело-то я выиграл, но работать после этого с «Локомотивом» дальше не стал.

…Галстук давно уже был снят и положен на кровать. А я давно уже успел изучить комнату самого динамовского тренера Советского Союза. С большой фотографией стадиона «Динамо» с высоты птичьего полета на стене. С забранным в самшитовые веточки портретом жены, умершей 17 лет назад. С транзистором возле подушки, со столом, заваленным книгами.

И с футбольным мячом вместо традиционной вазы на старом серванте.