Павел Садырин: «Принимать решения надо с наглым видом»

«Спорт-Экспресс», 26.12.1992

На пресс-конференцию (а об участии в ней Садырина было объявлено заранее) он не пришел. А поздно вечером, когда я наудачу позвонила ему домой, вдруг снял трубку телефона, молчавшего до этого почти месяц. И мы договорились встретиться.

О причинах отсутствия его на пресс-конференции я спросила первым делом, когда на следующий день дождалась Садырина в федерации футбола. «Во-первых, я болен», – ответил он на вопрос. «У меня есть сведения, что больны вы «во-вторых»… Садырин улыбнулся: «Возможно, вы правы. Хотя я действительно зверски простужен».

– И обижены на журналистов?

– Как вам сказать… Я считаю, что материал в одной из газет, где меня цитировали в связи с тем, что я, дескать, заявил, что матч ЦСКА с владикавказским «Спартаком» оказался договорным, был написан просто непрофессионально. Я могу высказывать что угодно в приватной беседе – а разговор, я подчеркиваю, был не для прессы, – но доказательств для публичных обвинений у меня кет. Как, кстати, и у журналистов. Но мои слова были опубликованы и моментально превратились в снежный ком. И понеслось: дошло до УЕФА, до ФИФА. Если человек собирается писать на эту тему, то должен, прежде всего, предъявить доказательства. А так получилась неприятная и, главное, никому не нужная история. Меня же потом и обвинили: мол, вы, Павел Фёдорович, лукавите…

– Но у вас же были основания для той, пусть приватной, беседы?

– Я могу только предполагать что-либо. Да, мне было, скажем так, не совсем понятно, как в ворота попадали не самые сложные мячи. И я до сих пор пытаюсь узнать, что же произошло на самом деле.

– А стоит ли? Я понимаю» конечно, ваше отношение ко всему, что связано с ЦСКА…

– Дело не в ЦСКА. Подобные ситуации были в футболе всегда. Когда я еще работал в «Зените», после того как клуб стал чемпионом страны, мне многие в открытую говорили, ЧТО мои ребята начали «сплавлять» игры. А я не мог поверить. И уже потом совершенно случайно стали то тут, то там выплывать подробности каких-то игр – мол, да, действительно было. Ведь для того, чтобы игроки договорились между собой, совершенно необязательно участие тренера. Хотя тренер в каких-то случаях может оградить команду от людей, которые постоянно крутятся вокруг.

– Я бы сказала, спорное утверждение. Футбол всегда относился к разряду дорогих азартных игр. И, значит, деньги вокруг него крутились раньше и крутиться будут.

– Но происходить-то это может по-разному. Я помню, когда ЦСКА играл в первой лиге, так представители грузинской команды из Ланчхути просто ездили за нами следом с мешком денег! И давали их всем подряд, кто играл против нас, – только бы не дали ЦСКА выиграть.

– А вы не жалеете, что ушли из ЦСКА в сборную России?

– Конечно, нет. Сборная есть сборная. И возглавить ее – мечта любого тренера, работающего с клубной командой. С ЦСКА я по-прежнему поддерживаю тесные отношения. И тренера – Геннадия Костылева – рекомендовал тоже именно я.

– И кому же из вас сейчас труднее?

– Думаю, ему. Отстаивать-то надо было чемпионское звание. А с игроками-чемпионами работать всегда сложнее, С одной стороны, когда команда выигрывает и игроки начинают чувствовать вкус победы, – это здорово. Но с другой – многие сразу же ищут выгодный контракт и уезжают, что и произошло. Да и у остальных какое-то время голова кружиться продолжает. Кажется, что море по колено, что и работать вполне могут самостоятельно, не очень прислушиваясь к тому, что говорит тренер.

– А по каким критериям вы отбираете игроков в сборную?

– Основной и единственный – это уровень мастерства. Правда, сейчас, честно говоря, мучаюсь: матчи бывают редко, приходится заниматься селекцией, просмотром, к тому же слишком многие из тех, на кого я рассчитываю, играют за границей. На какие-то игры с участием наших футболистов я стараюсь ездить, за кем-то слежу по прессе.

– И в какой степени вы на них – я имею в виду легионеров – рассчитываете?

– Целиком и полностью. Иначе нельзя. Или рассчитывать на сто процентов, или не рассчитывать вовсе.

– А вы не боитесь, что ваша ставка на легионеров начнет давить на тех, кто играет здесь? Зачем выкладываться, если в нужный момент приедет человек из-за границы и займет твое место?

– Такая ситуация, кстати, возникла в прошлом году, когда футболисты ЦСКА выиграли чемпионат страны, Кубок, а в сборной оказались на вторых ролях. Я более чем уверен, что на чемпионате Европы в Швеции они могли сыграть вполне достойно. Даже если судить по тому, как они играют сейчас в своих зарубежных клубах. Но, в конце концов, это моя работа – реально оценивать силы футболистов. Например, я считаю, что сейчас в России нет игрека, равного по мастерству Кирьякову. И, конечно же, он будет в составе. Думаю, что самое нормальное сочетание между «иностранцами» и теми, кто остался здесь, – 50 на 50. Хотя в первых двух играх, которые сборная России провела под моим руководством, у нас было по восемь «иностранцев». И это себя вполне оправдало. Но если из западного клуба приезжал Горлукович, а играл на этом месте «домашний» Колотовкин, то это тоже о чем-то говорит, верно?

– А это правда, что у вас нет любимчиков?

– По-человечески, в жизни, – конечно же, есть. Но мое отношение к ним никоим образом не проявляется на поле. А почему вы об этом спросили?

– Потому что слышала, что вы человек, который абсолютно ровно относится ко всем игрокам. Но ведь так не бывает. Должны же в чем-то ваши симпатии проявляться.

– Возможно, хотя я стараюсь этого не допускать.

– Но ведь не могут все футболисты быть людьми выдающихся моральных качеств. Неужели не бывало, что игрок блестящий, а как человек, мягко говоря…

– Сколько угодно. Человек может быть и рвачом, и склочником, но до тех пор, пока это не проявляется на поле, я не имею никакого морального права лишать его игры, а команду – нужного ей игрока. Вот если я замечаю, что этот футболист недорабатывает, отбывает на поле номер, то он моментально исчезает из состава. Причем для меня в этом случае бывает достаточно одного случая, чтобы принять окончательное решение.

– Не ожидала, что вы такой максималист.

– Этого требует работа со сборной. Экспериментировать можно в клубной команде, когда много игр: в одной что-то не вышло – в другой получится. А в сборной-то игр всего ничего. И ошибаться нельзя. Конечно же, если у меня на одно место претендуют два равноценных игрока, то я выберу того, который более коммуникабелен, которого уважает команда. Его команда и поддержит больше в стрессовой ситуации.

– Вы же сами сказали, что поле – не место для сведения счетов.

– Так ведь в игре большинство действий совершается интуитивно. Тому, кого не любят, могут подсознательно не отдать пас в ситуации, когда должны по идее это сделать. Хотя теоретически поступать так профессионал не имеет права. Я всегда вспоминаю киевское «Динамо» образца 1986 года, когда оно стало обладателем Кубка кубков. Игроки жили между собой как кошка с собакой, но выходили на поле – и более сплоченную команду трудно было себе представить. Хотя тут же, после игры, они могли устроить разборку вплоть до драки.

Бывает, правда, и наоборот: дружат игроки разных команд – и на поле этакое сюсюканье не прекращается. Тут уж, извини: вышел на поле – табачок врозь…

– А вы учитываете мнение игроков, когда определяете состав?

– Ну конечно! Мне не обязательно бывает спрашивать об этом впрямую, хотя, когда спрашиваешь, уже хорошо – игрок думать начинает. Но я учитываю абсолютно всю информацию, в том числе и ту, которую получаю от второго тренера, помощников, врача, массажиста.

– Своего рода агентурная сеть?

– Отнюдь. Просто бывают моменты, когда, скажем, травмированный футболист настолько хочет выйти на поле, помочь команде, что сам себя готов убедить в том, что у него ничего не болит. Это могут заметить только врач или массажист. А я просто обязан о таких вещах знать. Ведь может получиться и так, что и помочь не сможет, и травмируется еще больше. Но даже в такой ситуации я стараюсь всегда выслушать самого футболиста. Если хочу, конечно, рассчитывать на взаимное уважение. И уже потом принимаю решение сам. На то я и главный тренер.

– Неужели вы никогда не испытывали чувства растерянности?

– А его ни в коем случае нельзя показывать. Команда-то всегда ведет себя на поле прямо пропорционально тому, как ведет себя тренер. Я не хочу сказать, что никогда ни в чем не сомневаюсь, но считаю, что даже неправильные решения надо принимать, что называется, с наглым видом. Чтобы в тот момент у игроков не возникло и тени сомнения. К тому же, как показывает практика, гораздо лучше выполнять общую, какой бы она ни была спорной, установку, чем всем играть вразнобой.

– Вы когда-нибудь задумывались над вашими отношениями с командой? Кто они для вас – коллеги, дети?..

– Все перемешано. Иногда приходится возиться, как с детьми. В 16-17 лет, когда игрок приходит из дубля, он порой в чем-то намного взрослее сверстников, но как-то односторонне. И все разные. С теми, с кем давно работаю, могу позволить себе фамильярность, сказать, – к примеру, «Рыжий, иди сюда». Но я двадцать раз подумаю, прежде чем сказать нечто подобное новичку.

– Те пять месяцев, что вы провели в качестве главного тренера сборной России, – это достаточный срок, чтобы почувствовать себя в ней хозяином?

– Я к этому как раз и не стремлюсь. И если что-либо делается не по-моему, то это не тот повод, который способен вывести меня из себя.

– Но второго тренера вы подбирали себе сами?

– И третьего тоже. И всех остальных.

– А если они начинают, с вами спорить?

– Они на то и существуют. Но в этом случае у меня принцип один: считаешь, что прав, – докажи. Причем не только мне, а всем. И будем принимать решения вместе. А вывести меня из равновесия способен разве что явный обман.

– Например?

– Ну разные бывают ситуации. Скажем, не пришел на тренировку игрок, придумал объяснение. Я, кстати, никогда не проверяю, правда это или нет, хотя, сами понимаете, сделать это достаточно просто. Но если ситуация повторяется – а обман всегда повторяется, – делаю соответствующие выводы. Причем иногда довольно жесткие.

– Мне почему-то кажется, что вам было бы очень трудно работать за границей.

– Почему?

– Когда владелец клуба покупает себе игрока или тренера (а контракт, насколько я понимаю, не что иное, как оформление этой покупки), то он имеет все основания распоряжаться их работой по собственному усмотрению. Я ничего не имею против весьма распространенного в контрактах пункта, согласно которому игрок не имеет права возражать тренеру или обсуждать его решения, но что касается самого тренера… Мне трудно представить, чтобы вы работали под диктовку.

– Я бы сначала обговорил свои права. Кстати, мне всегда везло: ни разу в моей работе не возникала ситуация, когда бы указания насчет игры давали сверху.

– Даже в ЦСКА?

– Я человек сугубо штатский. Повернулся бы – и ушел. И все дела. А на Западе привыкли платить именно за то, что ты выполняешь условия контракта. Насколько я знаю, Лобановского сняли с должности тренера команды Объединенных Арабских Эмиратов именно потому, что у него довольно сильно разошлись мнения по поводу игрового состава с руководством федерации. Хотя, на мой взгляд, указывать тренеру, как тот должен работать, могут только не самые умные люди.

– Ну в Европе, насколько я могу судить, самодурства тоже хватает. Покупают футболистов как игрушку: мол, купить купил, а играть, в тебя не буду.

– Это редкость. Конфликт, как правило, возникает тогда, когда за игрока отданы большие деньги и его с первого же дня начинают ставить на все игры, независимо от физического состояния: надо же сделать ему рекламу, в какой-то степени вернуть деньги. И что бы ни говорил тренер, в глазах руководства он всегда будет не прав. Это к тому, что контракт, особенно тренерский, всегда должен быть оговорен до мелочей.

– Вы могли бы сформулировать условия, на которых вы согласились бы работать за границей?

– Нет. Сейчас я бы не согласился уехать из России ни, на каких условиях. Главное в моей жизни именно то, чем я занимаюсь ныне.

– Я могу сделать скидку на то, что вы работаете ее сборной менее полугода, что вам безумно интересно, но при всем при этом вы не первый главный тренер, с которым мне приходится беседовать. И практически все они говорили о том, что их труд в России оплачивается совершенно неадекватно тому, как они работают. И я вполне их понимаю. А вам, получается, на деньги вообще наплевать?

– Я что, похож на ненормального?

– Нет, но…

– Просто в данный момент не существует таких денег, ради которых я бы оставил сборную. Сейчас вообще говорить о них бессмысленно. Потому что сколько ни плати тренеру здесь, все равно это будет катастрофически мало в пересчете даже на самый захудалый зарубежный контракт. И значит, не деньгами надо оценивать работу.

– А чем?

– Тем, что, вопреки всему, о чем мы с вами говорим, наш футбол остается классным футболом. И основной показатель этого класса сборная, игра которой зависит в какой-то степени и от моей работы. А что касается денег… Знаете, был совершенно замечательный момент в прошлом году, когда после матча с «Ромой» в Италии нас всей командой пригласили на телевидение. Как раз в то время итальянцы вылетели из европейского чемпионата, а наша сборная, наоборот, вышла в следующий круг, и кто-то из присутствующих задал вопрос о зарплате наших футболистов. Вся студия долго вслух переводила рубли в доллары, а потом была совершенно мертвая пауза… и дикий смех. Причем мы тоже сидели и смеялись. А как иначе реагировать?

– Мы с вами, кажется, возвращаемся к тому, с чего начали: тот, последний гол, который был забит «Роме», но не был засчитан, это случайность, или так называемая работа с судьями?

– Вы опять задаете вопрос, на который у меня нет точного ответа, лишь предположения. Хотя на приеме, который устроили после игры руководители «Ромы», ее президент достаточно громко сказал: «Неужели вы надеялись, что дома богатый клуб проиграет; бедному?» И ведь он прав. Что мы можем подарить судье? Шапку меховую? Или радиоприемник «ВЭФ»?

– Получается, нам в Европе вообще нечего делать?

– Только играть.