Сайт Елены Вайцеховской, 1999
О нем всегда говорили, что не переносит журналистов и никогда не соглашается на интервью. Что обладает совершенно невыносимым характером, груб и независим в суждениях. Однако, оценивая футбольные качества Горлуковича-игрока, работавший с ним в «Торпедо-ЗИЛ» тренер Борис Игнатьев сказал коротко: «Абсолютно надежен».
Об интервью мы договаривались долго. Встречаться на базе между тренировками Горлукович отказался («Что это будет за разговор!»). Выходные же, как назло, то и дело совпадали с моими командировками. Но однажды, вернувшись с очередных соревнований в Москву, я дежурно набрала телефонный номер и вдруг услышала: «Давайте встретимся завтра. В 12 часов устроит?»
К назначенному месту встречи я подъехала на 15 минут раньше. Сергей уже ждал.
– Честно говоря, не рассчитывала, что вы приедете. Думала, что в очередной раз образуются какие-то дела. Или просто найдете повод отказаться.
– Я же пообещал. А в этом случае никогда не обманываю. Помните, мы должны были встретиться два месяца назад? Я же перезвонил вам сразу, как только понял, что не смогу приехать. Но это было по независящим от меня причинам.
– А как относитесь к чужой непунктуальности?
– Сначала появляется раздражение, потом человек становится просто неинтересен.
– Кто же из моих коллег насолил вам до такой степени, что вы вообще перестали общаться с прессой?
– Никто. Просто за всю свою жизнь не приходилось встречать журналиста, с которым было бы интересно разговаривать. Дежурные вопросы, дежурные ответы. Мне это неинтересно. И не нужно. Никогда не хотелось становиться объектом повышенного внимания.
– Вы настолько нечестолюбивы?
– Для удовлетворения честолюбия мне хватает футбола.
– Как давно вы стали воспринимать себя как профессионального футболиста?
– С 1980 года, когда стал играть в Могилеве за заводскую команду на первенстве республики. Попасть в команду мастеров тогда было чрезвычайно сложно. Если помните, существовали определенные правила, вроде разнарядки, которую спускали сверху: из каждого выпуска детско-юношеской школы лишь двое спортсменов могли перейти на более высокий уровень. Я в это число не попадал. Переживал тогда очень: «Почему они, а не я? Чем я хуже?» А потом просто повезло: заметили, пригласили в Гомель, где через год я уже играл в команде мастеров. Перевелся из могилевского машиностроительного института в гомельский политехнический.
– Почему столь странный для спортсмена выбор институтов?
– Так в Могилеве их всего три было – технологический, машиностроительный и педагогический. Я выбрал машиностроительный. Хотя мне по большому счету было все равно куда идти.
– А зачем переводились в Гомель? Учились бы заочно.
– Заочно неинтересно учиться. Я тогда себе конкретную задачу поставил: закончить институт и получить нормальное высшее образование. Хотя на последнем курсе было тяжеловато писать дипломную работу и одновременно тренироваться.
– Тему диплома помните?
– Технология и оборудование литейного производства. Но тогда я уже понимал, что эта специальность мне вряд ли пригодится. Мне снова повезло: судьба свела с московским тренером Николаем Ивановичем Киселевым. В свое время он играл за «Спартак», выступал на чемпионате мира. В Гомеле я научился у него очень многому. У любого другого тренера может быть и за всю жизнь не научился бы. Кстати, значительно позже стал понимать, что в спорте, как, наверное, и вообще в жизни, от случая зависит очень многое.
– Когда в 86-м вы оказались в московском «Локомотиве», тоже считали это везением?
– Конечно. В то время было тяжело в Москву попасть. До этого отслужил полтора года в армии. Играл в минском «Динамо». Опять же, благодаря Киселеву. Мне предлагали два варианта – ехать в Смоленск, играть за армейскую «Искру», или в минское «Динамо». Киселев посоветовал Минск. Кто теперь знает: поехал бы я в Смоленск, может быть, и в Москве оказался бы раньше. А может быть, вообще не попал бы в столицу.
– В армии вы, получается, лишь числились? Или успели пройти хотя бы курс молодого бойца?
– Служил два с половиной месяца. Сначала было даже забавно: я – после института, а все остальные – совсем пацаны – по 18 лет. Но когда прошел месяц, потом второй, а в команду все не вызывали, стало не до смеха. Начал себя потихоньку настраивать на то, что служить по полной программе придется. «Динамо» – это ведь войска МВД, а для них армейские приказы никогда много не значили. Как я узнал позже, было шесть директив отправить меня в команду, но на них просто не обращали внимания. Но потом все-таки вызвали. А в 86-м я оказался в Москве.
– Тяжело было привыкать?
– Полгода неуютно себя чувствовал. А через год уже не мыслил себя в другом городе.
– Приглашение в олимпийскую команду было для вас неожиданным?
– Даже не знаю. «Локомотив» как раз только в высшую лигу вышел. В каком-то из матчей я и попал на глаза Бышовцу.
– Мечтали об Олимпийских играх?
– А как же! Игры в Сеуле ведь особыми для футболистов были – в них разрешили играть профессионалам. Немцы, итальянцы, бразильцы, аргентинцы очень сильные составы привезли. Это сейчас можно рассказывать, какими мы сильными и уверенными тогда себя считали, мол, только о победе думали. Но я-то помню, как было на самом деле. Тогда же в прессе почти не было никакой информации о западном футболе. Это сейчас любой номер вашей газеты откроешь – и чемпионат Германии, и чемпионат Италии… В немецкой олимпийской сборной собрали всех ведущих игроков сильнейших на тот момент немецких клубов. Клиннсманн, Хесслер… У бразильцев играл Ромарио, у итальянцев – Раванелли… Через два года после Игр, когда я уже уехал в Германию, случайно увидел на стене одного из клубов фотографию: «Сборная Германии – бронзовый призер Олимпийских игр». Состав прочитал – за голову схватился: Боже, кого мы обыграли!
Поэтому олимпийская медаль мне дороже, чем любые другие награды. Хотя, – смешно вспомнить – премии нам выплатили, как за третье место. Никому из руководителей даже в голову не могло прийти, что футболисты могут на что-то рассчитывать. Так что денег на нас просто не хватило.
– Много воспоминаний осталось с того времени?
– Самым странным было то, что став олимпийским чемпионом я не ощутил этого. Дома продолжался чемпионат, потом начался новый сезон… Для меня Игры были особенными еще и потому, что в моей карьере это был первый турнир на уровне сборной. Все до одной игры до сих пор помню. Особенно – матч с Аргентиной, когда из-за моей ошибки Димке Харину гол забили. Убежал из-под меня игрок. Причина была обидной: попал на освещение и упустил момент – промахнулся мимо мяча. Был тогда страшно благодарен Бышовцу, что продолжал ставить меня на игры. Там же, в Сеуле, я впервые сыграл в амплуа либеро. Со стороны тренеров это было очень большим доверием.
– Тяжело играть на новой позиции в первый раз?
– Непривычно. Любая футбольная работа по своему тяжела. Просто нужно время, чтобы привыкнуть. А в Сеуле этого времени не было. Были экстремальные условия.
– Почему через год после Игр вы уехали в Германию? Не смогли отказаться от выгодного предложения, или не захотели этого делать?
– К тому времени уже многие уехали. Саша Заваров, Игорь Беланов, Вагиз Хидиятуллин, Ринат Дасаев. Я не думал уезжать – мне в Москве нравилось. С точки зрения денег зарубежные контракты меня не интересовали. Интерес был исключительно спортивный: посмотреть, что такое западный футбол, себя попробовать…
– Германия не разочаровала?
– Нет. В смысле футбола я получил в «Боруссии» именно то, что хотел.
– Что именно?
– Немецкий футбол непредсказуем до самой последней минуты каждого матча. Это всегда непрерывная и очень жесткая борьба, которая идет на поле, независимо от счета – будь то 0:5 или 4:1. К этому футболистов приучают еще в детских лигах. Западный футбол был интересен еще тем, что в команде в то время могли играть лишь два легионера из трех. Причем, в основном-то клубы старались приобретать нападающих, а не защитников. Нападающие дороже обходятся, естественно, по логике, именно они должны были в первую очередь эти деньги на поле отрабатывать. Плохо играешь – оглянуться не успеешь, как продадут. Вот и приходилось пробиваться, доказывать. В каждом новом сезоне – все сначала. Но играл ведь.
– А почему вернулись?
– Контракт заканчивался, и нужно было решать, где жить. Если бы я продлил контракт (такие варианты были), думаю, уже не вернулся бы. Но меня всегда тянуло в Москву.
– Решение принимали сами?
– Глобальные вопросы в семье всегда решаю я.
– Не жалели, что пришлось уехать не в Москву, а во Владикавказ, – в «Аланию»?
– Никогда не сожалею о своих поступках. Но о владикавказском периоде не хотел бы вспоминать. Это был очень неудачный эксперимент. Может быть, главная проблема заключалась в том, что я продолжал жить прежними, советскими мерками и понятиями, когда данное человеком слово порой значило гораздо больше, чем любые бумажки. Но… не хочу больше говорить об этом.
– Вопрос снят. Давайте тогда поговорим о более удачном эксперименте в вашей жизни – о «Спартаке».
– До этого был еще «Локомотив». Я уже было собрал вещи – ехать вслед за командой, которая находилась на тренировочном сборе в Германии. Там же где-то по-соседству тренировались и спартаковцы. За день до вылета мне позвонили и сказали, что на одном из турниров Дима Хлестов сломал ногу и ему ищут замену. И пригласили хотя бы поговорить, поскольку я честно предупредил, что уже связан определенными обязательствами с «Локомотивом». Короче, после разговора я позвонил Семину, извинился и сказал, что буду играть в «Спартаке».
– Насколько могу судить, возможность поиграть в «Спартаке» все игроки воспринимают, как счастливейший лотерейный билет. А чем было для вас это приглашение?
– Оно было тоже из разряда случайных. Меня взяли на место Хлестова и, естественно, могли через некоторое время точно так же отказаться от моих услуг. Поэтому надо было просто работать.
– Как в любой другой команде?
– Если я скажу, что «Спартак» – команда, каких много, это будет неправдой. Когда кто-либо из футболистов говорит, что игра против «Спартака» для него просто игра, как любая другая в чемпионате, – это тоже неправда. Или у человека не все в порядке с головой. К «Спартаку» можно относиться как угодно, но это – лучшая команда России. Достаточно взглянуть на статистику. По себе помню: когда играл за владикавказскую «Аланию» и мы обыграли «Спартак», эмоциональный подъем был огромный. Как бы то ни было, на фоне сильнейшей команды каждый игрок проверяет себя по-особому.
– Вы продолжаете болеть за «Спартак»?
– Я болею исключительно за «Торпедо-ЗИЛ». Сейчас это для меня самая лучшая в мире команда.
– Почему вы решили уйти именно туда?
– Почему решил уйти – когда-нибудь расскажу. Но не сейчас. Из «Спартака», кстати, меня никто не выгонял. Контракт позволял играть в этом клубе еще год.
– Но почему «Торпедо-ЗИЛ»?
– Мне нравится команда, которая ставит перед собой высокие цели.
– Вам постоянно нужен вызов?
– Конечно. А иначе – какой смысл заниматься каким-либо делом?
– Возможно, вопрос не очень тактичен, но насколько могу припомнить, у вас одно время была репутация человека, который весьма вольно относится к такому понятию, как режим. Сейчас же, по словам ваших коллег, крепче минеральной воды в рот ничего не берете.
– С дисциплиной у меня всегда было все нормально. Нужно просто понимать, когда что позволительно. Мне никто не нальет, если я этого не захочу. До работы или во время – любые вольности исключены. Когда сезон закончен – ради Бога. Вот и весь принцип.
– Откуда же берутся слухи?
– Могу лишь сказать, что ни один нормальный человек не станет пить, если получает удовольствие от работы.
– В начале карьеры вас не раздражало, что приходится ради футбола жертвовать какими-то удовольствиями, которыми живут сверстники, отказывать себе в развлечениях?
– Я жил интереснее. Да и потом с самого начала понимал: раз уж занялся делом, нужно довести его до конца. Если бы в какой-то момент почувствовал, что не могу себя реализовать, давно бы закончил с футболом.
– Другими словами, мысль об окончании карьеры вас еще не посещала?
– Почему, было такое. После «Алании». Когда меня никто не хотел брать. В «Локомотив» я напросился сам. Если сейчас скажу вам, во сколько меня тогда оценил главный тренер команды Юрий Семин – как профессиональный тренер – профессионального игрока… Ниже упасть было просто некуда. Но я пошел на это.
– Потому что хотели играть?
– Да.
– Подобная оценка вашей профессиональной пригодности стала большим ударом?
– Даже не знаю, какое подобрать слово. Это был не удар, не шок, скорее обида. Ведь именно Семин знал меня, как никто другой – у него я начинал играть еще в 86-м. С другой стороны, эта история очень здорово меня встряхнула. Появился раздражитель.
– Желание доказать всем и самому себе, что все не так?
– Я и доказал. Три раза в составе «Спартака» становился чемпионом страны, два с половиной года – с 35 до 37 с половиной лет – постоянно был в составе. Из шести раз за это время все шесть раз семинский «Локомотив» обыгрывал. И сам забивал. «Алании», кстати, тоже. Большое удовольствие от этих игр получал. Знаете, как приятно иногда на табло смотреть, когда там, к примеру, 3:0 горит? Невероятное блаженство.
– А переход из высшей лиги в низшую не бьет по самолюбию?
– Какое самолюбие может быть? Работать надо.
– Теоретически это, конечно, так…
– Почему теоретически? Это как раз практика: не будешь работать в первой лиге, значит тебя в составе не будет. Другое дело, что у каждого человека свои принципы. К тому же я отдаю себе отчет в том, что мне уже 38 лет.
– Об этом я и хотела спросить. Не так давно Сергей Шавло, который много лет играл в Австрии, сказал мне, что в 37 лет понял, что осталось только «доиграть», и со спокойным сердцем перешел из «Рапида» в один из клубов третьей австрийской лиги.
– Кстати, физические данные у игроков первой российской лиги не ниже, чем у тех, кто играет в высшей. Хотя бы потому, что на протяжении всего сезона приходится проводить не одну, а две официальных игры в неделю. И везде все бьются за максимальный результат.
– Но ведь наверное безумно тяжело тренироваться вместе с теми, кто на 20 лет моложе?
– Я тренируюсь. Другое дело, – физиологию не обманешь. Если десять лет назад мне хватало суток, чтобы после игры привести организм в порядок, то сейчас надо как минимум двое. Бессмысленно начинать работу, если полностью не восстановился. Резко возрастает вероятность травм. А в моем возрасте они ни к чему.
– А разница в возрасте не создает психологических проблем?
– Тяжелее всего было в 96-м, когда Романцева на посту главного тренера команды заменил Ярцев. Он тогда сразу ввел в основной состав молодняк из дубля. Удовольствия было мало.
– Почему?
– Да потому что нормально играть в тот период можно было лишь с Цымбаларем и еще двумя-тремя игроками. Остальных приходилось учить и натаскивать. Через два года все, естественно, вышли на совершенно иной уровень. Хотя могли бы быстрее, если бы относились к себе и к работе немножко по другому. Но такие вещи обычно начинаешь понимать лишь к концу карьеры. Я же прекрасно помню, как в 1987 году в «Локомотив» пришел Юра Гаврилов. Команда тогда играла «как получится». Но за ним вдруг все стали тянуться. И те кто хотел, научились очень многому.
– К поражениям вы относитесь болезненно?
– Проигрывать не люблю. Футбол – такая штука, что поражения – неизбежная составляющая професии. Но – не люблю. Хочешь – не хочешь, а думаешь, что вся предыдущая работа сделана не то чтобы впустую, но не принесла никаких положительных эмоций.
– Всегда можно все бросить и уйти на пенсию.
– Разве? Я слышал, «спортивную» пенсию сейчас уже не оформляют. Только в 65 лет можно уйти – как всем нормальным. Да и не к чему: не советские ведь времена, когда на пенсию прожить можно было.
– Зато можно на метро бесплатно кататься. Хотя, о чем это я? Футболисты на метро не ездят.
– Почему? Я езжу довольно регулярно. На метро ведь по Москве быстрее получается, чем на машине. Никогда, кстати, не стремился сесть за руль. Неинтересно было. Стал водить машину только в Германии. Но там без машины не обойтись. Да по имиджу не положено. Там и поменял советские права на немецкие.
– Советские, получается, в свое время просто купили?
– Какая разница? Езжу я нормально.
– В Германии вы тоже избегали журналистов?
– По возможности.
– Но ведь в контракте просто обязан был быть соответствующий пункт.
– Всегда можно было сослаться на незнание языка.
– Вы его и взаправду не знали?
– Знал. У меня были очень хорошие преподаватели и в школе, и в институте. За первый же год в Германии все вспомнилось. Проблем не было.
– Как вы думаете, настанет когда-нибудь день, когда сборная России выиграет чемпионат мира?
– Когда-то естественно это произойдет. По теории вероятности. Далеко ходить не надо: кто мог еще десять лет назад представить, что Нижний Новгород когда-нибудь возьмет очко у «Спартака» в Москве? Но ведь случилось? Любое невезение должно когда-то прекратиться.
– Вы считаете, что все неудачные выступления российской сборной объясняются только невезением?
– Какие-то – невезением, какие-то – неумением работать. Сейчас очень радует, что удача хоть чуть-чуть к нам повернулась. А главное – ребята сумели воспользоваться шансом. Не так это просто. Сумеют продержаться до конца – тогда они просто герои.
– Не зря ведь говорят, что настоящий профессионализм спортсмена заключается в умении сделать максимум возможного в единственно нужный и важный момент.
– В том-то и дело. Шансы, если разобраться, у каждого возникают постоянно. Только сам человек должен быть готов их использовать. А не страдать и не жаловаться на судьбу, когда понимаешь, что никаких шансов уже не будет. Я вообще считаю, что помогать надо в первую очередь не тому, кто наиболее талантлив, а тому, кто больше хочет чего-то добиться. Собственно, выдающиеся игроки чаще всего из таких и получаются.
– Что такое в вашем понимании «выдающийся игрок»?
– Прежде всего – стабильный игрок. Который на протяжение всего сезона, неважно, везет ему, или не везет, не опускается ниже определенного уровня. Если же человек способен два месяца в сезоне демонстрировать на поле чудеса, а потом исчезает, мне это говорит только о том, что на такого нельзя положиться.
– Поэтому вы так скептически относитесь к титулам типа «лучшего игрока месяца», которые любит присуждать футболистам пресса?
– А как еще к этому относиться?
– У вас есть связанная с футболом мечта?
– Вывести команду «Торпедо-ЗИЛ» в высшую лигу.
– На более длительный срок не загадываете?
– Так ведь я уже все выполнил.
О ком или о чем статья...
Горлукович Сергей Вадимович