«Спорт-Экспресс», 19.07.2003
Братья Дементьевы почти погодки: Петр родился в 1913-м, а Николай - в 1915-м. А принадлежат к разным футбольным эпохам. И если в их частном, казалось бы, случае не разобраться, не поймешь, в какую сторону менялся отечественный футбол.
Петр (болельщики звали его Пекой) в 24 года оказался в числе главных действующих лиц события, которое в футбольной жизни СССР стало центральным на долгие времена. Он дважды играл против басков - и в Ленинграде, и в Москве: в столицу его вызвали из родного города для укрепления и без того сильнейшей по составу команды одноклубников-динамовцев. Но прошел всего-навсего один сезон - и в список пятидесяти пяти лучших футболистов страны он в своем амплуа не попал и под пятым номером. Зато перечень лучших левых инсайдов возглавил его младший брат.
Правда, для футболистов, и тем более болельщиков, понижение Пеки не значило ничего: он остался популярнейшим из игроков, самой занимательной из фигур, выходивших на поле. Зато в нарождавшемся институте тренеров могли торжествовать: нежеланию Петра подчиниться коллективному рисунку игры дана была, как выражались в советские времена, надлежащая оценка.
Старший Дементьев стал первым из футболистов, вошедшим в художественное произведение под собственным именем. Рассказ Льва Кассиля «Турецкие бутсы» начинался фразой: «Пека Дементьев очень знаменит...» Я жил в соседнем с Николаем доме, влюблен был в его дочь, мою сверстницу (журнал «Огонек» посвятил ей очерк «Галочка Дементьева на стадионе») и за выступлениями младшего Дементьева следил с особой заинтересованностью. Но воздействие печатного слова оказалось сильнее - и я ловил себя на том, что в Коле (Николае Тимофеевиче) вижу прежде всего Пекину родню.
До сих пор помню, как интриговала меня летом пятидесятого ситуация, когда брат противостоял брату. «Спартак» с Николаем победил динамовцев из Ленинграда со счетом 6:0. Пека себя никак не проявил, но я не разрешил себе разочарования. Я ощущал тайну в неадекватности игрока его исторической значимости. Петр и накануне сорокалетия (оба брата оставались в действующем футболе до тридцати девяти) ничуть не растерял своих уникальных качеств. Сезоном раньше ленинградцев подобным же образом разгромило столичное «Динамо». Но от фокусов (иного термина не подберешь) Пеки победители пришли в полный восторг. Однако реальному футболу с перспективой на спортивное, а не цирковое, будущее Дементьев-старший с волшебством его трюков стал на ведущих ролях не нужен - как Бабанова или Раневская в новом репертуаре своих театров.
Тем не менее в счастливые для себя дни Пека воздействовал на публику безошибочно. Тренерским терпением он, однако, злоупотреблял. И, конечно, ни Аркадьев, ни Якушин, ни спартаковские тренеры, обуздывавшие своих технарей с меньшей строгостью, не потерпели бы в составе форварда, который для истории забил баскам, но в двухстах семи календарных матчах чемпионата страны ограничился всего-то двадцатью двумя мячами. Для справки: Николай провел на пятьдесят девять матчей больше брата, зато голов забил в четыре раза больше!
Все сороковые годы Пека просуществовал в двух ипостасях: архивной и действительной. Премьерская слава осталась в тридцатых, имя мифологизировалось, а сам он с трогательной старомодностью солировал в командах средней ноги. Впрочем, старомодность выражалась высочайшей техникой работы с мячом: по-прежнему никто и рядом с ним не стоял в искусстве дриблинга. Но искусство для искусства теперь не поощрялось. Правда, когда впервые приехал к нам бразильский клуб - карьеры обоих Дементьевых к тому моменту завершились, - старожилы моментально припомнили Пеку. И в сравнении он не проиграл.
Петр отличался вызывающе маленьким ростом - метр шестьдесят. Николай был на девять сантиметров выше. Младшего брата тоже смело можно отнести к наиболее высокотехничным российским мастерам, но в его случае эссенция класса, пока сохранялся авторитет Пеки, выглядела все же разбавленной. Только вот Петр никогда не играл за команды с чемпионскими амбициями, а Николай состоял в них с 1940-го по 1954-й. Реформировавший московское «Динамо» в сезоне сорокового Аркадьев соединил в линии атаки двух приглашенных им ленинградцев - атлета редкой мощи Сергея Соловьева с Дементьевым-младшим, тонко понимавшим систему командных действий. Но в сорок шестом, после ссоры с высоким начальством ведомственного спортобщества, Николая, участника турне по Великобритании, сначала сослали в дальний гарнизон, а затем согласились отдать «Спартаку». И в «Динамо», при всей качественности якушинской селекции, убавилось ровно настолько, насколько прибавилось в спартаковской компании...
В пятьдесят втором Петр сошел, а тридцатисемилетний Николай претендовал на место в первой нашей олимпийской сборной. Он провел за нее пять официальных матчей. Правда, на Игры не поехал: тренеры сочли, что с возрастными футболистами у них перебор. Но за сборную Москвы младший Дементьев выступал и в тридцать девять лет, и, не верни Старостин из «Динамо» Сальникова (игрока на порядок моложе), Николай Тимофеевич в основном строю остался бы и дольше.
Я не собирался ни братьев друг другу противопоставлять, ни эпоху эпохе. Просто подумал: как все-таки хорошо, что чемпионами мира стали бразильцы, а не немцы...