Московский интеллигент Севидов

«Футбольный курьер», 15.02.2010

Не стало Юрия Севидова. Он ушел из жизни скоропостижно, в возрасте 67 лет. На минувшей неделе отправился в командировку в Испанию, где и случилось несчастье.

Болельщики со стажем отлично помнят Севидова как грозного форварда кишиневской «Молдовы», московского «Спартака», алма-атинского «Кайрата», лучшего бомбардира чемпионата СССР-62.

Более молодым любителям футбола Юрий Александрович знаком в качестве блестящего футбольного аналитика, спортивного обозревателя. Его выступления по телевидению и в газетах отличались остротой суждений, прямотой, порой не для всех приятной, даже жесткостью, коль того требовала ситуация. С некоторыми его оценками можно было спорить, не соглашаться, но при этом ни у кого не возникало сомнений в том, что все комментарии Севидова – это мнение футбольного профессионала, истинного доки в той теме, которую он обсуждал. Этой его искренности, умения называть вещи своими именами и не бояться правды нам будет очень не хватать… Судьба не раз испытывала Севидова на прочность. И на футбольном поле, и на тренерском мостике, и в личной жизни. Однако ему удалось мужественно перенести все невзгоды, выпавшие на его долю, и остаться человеком порядочным, открытым, верящим людям и в людей. Таким его и запомним. В память о безвременно ушедшем от нас Юрии Севидове мы публикуем этот материал журналиста Сергея Гончарова, в свое время увидевший свет в газете «Вечерняя Москва».

Автор этих заметок неоднократно встречался с Юрием Александровичем и у него дома, на проспекте Вернадского, и у комментаторского пульта, и просто на футболе. Итогом этих встреч и стала настоящая публикация. Я хочу отметить, что для меня Юрий Александрович – прежде всего московский интеллигент, жизнь которого развивалась по какой-то невероятной синусоиде, чередуя взлеты и падения.

Не пугайся, все в порядке!

Сознательная жизнь Юрия Севидова начиналась в коммуналке в районе метро «Бауманская». Московская футбольная команда «Крылья Советов» поселила в ней семьи троих своих игроков: Севидова, Ма-занова и Егорова. Из этой квартиры впоследствии вышли три чемпиона страны – Юрий Севидов (футбол), Вячеслав Егоров (теннис) и Виктор Мазанов (плавание). Виктор стал еще и чемпионом Европы.

Случай, возможно, уникальный. Видимо, мальчишки, которые росли в этой квартире, были просто обречены на спортивное будущее.

В 1946 году замечательный футболист, а впоследствии тренер – отец Юрия – Александр Севидов получил тяжелую травму, выбившую его из футбола на долгих четыре года. Юрий Севидов вспоминает: «Самое яркое воспоминание из раннего детства – отца вносят на носилках в арку ворот нашего двора, и он, бледный, видя мой испуг, говорит: «Юра, не пугайся, все в порядке!»

Восстанавливаясь, отец постоянно возился с мячом, а заодно учил маленького сына футбольным премудростям. Так что к восьми годам мальчик технически, да и физически был подготовлен гораздо лучше старших ребят своего двора. А в футбол тогда во дворе играли каждый день.

Юрий обыгрывал ребят на 3-5 лет старше себя – случалось, они его за это били. Но на следующий день опять приходили и звали играть. Мяч-то был только у него – отец все-таки футболист. Вот такие тогда были дворовые университеты.

Сам Александр Александрович Севидов более 20 лет был связан с динамовскими командами. Но когда сын стал выбирать, в школу какого клуба записаться, давить на него не стал.

Юрий выбрал «Спартак». Сам он так объясняет свой выбор: «Я с малых лет ходил на все матчи «Спартака». Когда отец проведет, когда денег дадут на билет, когда через забор. Я обожал эту команду. Именно команду, а не кого-то конкретно. Кроме того, их штаб-квартира располагалась рядом, на «Бауманской», в здании заброшенной церкви. Летом играли в футбол, зимой – в хоккей. В первую же зиму мне сломали нос, и я получил сотрясение мозга. Долго провалялся в больнице, но как только вышел – сразу на тренировку».

Юрий по-прежнему опережал в футбольном развитии своих сверстников, и его с 13 лет ставили в команду восемнадцатилетних. Года через три по футбольным кругам Москвы пошли слухи: мол, растет в школе «Спартака» чудо-парень, который забивает по три-четыре гола во всех играх. Вокруг начали крутиться представители всех московских клубов – шустрее всех оказались торпедовцы. Но вот тут отец счел необходимым вмешаться. После «дела Стрельцова» за «Торпедо» закрепилась репутация «пьяной команды». Александру Севидову это не нравилось, и он увез сына в Молдавию, поскольку его в это время пригласили тренировать кишиневскую «Молдову». В футболке этой команды он и вышел впервые на поле в чемпионате класса «А» в 1959 году, в 17 лет. А на следующий год уже получил официальное предложение от «Спартака» и занял место Никиты Симоняна (!) в центре атаки. Вместе с олимпийскими чемпионами Сальниковым, Исаевым, Ильиным, с Игорем Нетто в качестве разыгрывающего…

– Ну и как это было? – спросил я у Юрия Александровича.

– Как в сказке, – коротко ответил он.

Слава, деньги и футбол

В первом же сезоне 1960 года 18-летний Севидов забил 11 мячей. В 1962-м стал лучшим бомбардиром чемпионата СССР – 16 мячей. За 5 лет в «Спартаке» к 23 годам он стал чемпионом СССР, выиграл с командой серебряные и бронзовые медали первенства, два Кубка СССР, стал основным центрфорвардом олимпийской сборной. Здесь уместно напомнить, что от «дела Стрельцова» «Спартак» пострадал не меньше, чем «Торпедо».

Стрельцова посадили, но по тому же делу были дисквалифицированы спартаковцы – лучший правый крайний нападающий страны (7 лет подряд) Борис Татушин и лучший защитник СССР тех лет Михаил Огоньков.

Они вернулись через три года, но это были уже не те игроки. К тому же Симоняну в 1960-м было уже 34, Сальникову – 35, Нетто – 30…

«Спартаку» срочно требовалась свежая кровь. В команде шла смена поколений. В центр нападения встал Севидов. Из куйбышевских «Крыльев» пришел Галимзян Хусаинов.

Третьим форвардом стал Валерий Рейнгольд. Из «Торпедо» в полузащиту – Юрий Фалин, из юниоров – Геннадий Логофет. Команда первой в стране перешла на схему 4-3-3.

К тому моменту, когда его карьера была прервана, Севидов наколотил в чемпионате 53 мяча. Он стабильно забивал и давал забивать партнерам. С легкой руки Константина Есенина и Мартына Мержанова футбольная статистика в то время была очень модным занятием. Десятки, а то и сотни тысяч любителей по всей стране заполняли клеточки в разлинованных тетрадочках и прикидывали: если так пойдет дальше, к 30 годам Севидов вплотную приблизится к трем величайшим бомбардирам советского футбола – Пономареву, Симоняну, Соловьеву. Каждого его гола ждали и приветствовали соответствующе. Сам Севидов говорит, что самым тяжелым испытанием для молодых футболистов было испытание славой, которое практически незнакомо современным российским игрокам: «Они и понятия не имеют о той славе, которая тогда сваливалась на нового игрока первого состава «Спартака». Переполненные сверх всяких норм стадионы, десять тысяч болельщиков, ожидающих автобус с футболистами, тысячи дежурили у подъезда и встречали машину. Правда, нам могут возразить, что нынешние футбольные «звезды» несравнимо лучше обеспечены материально».

Это и так и не так. Каждый футболист команды класса «А» в начале 1960-х получал утвержденный «сверху» оклад – 160 рублей. За звание «мастер спорта» следовала надбавка – 100 рублей. Кроме того, тогда признавалось, что футбол – это еще и прибыльное зрелищное мероприятие, поэтому футболисты получали процент от продажи билетов – еще около 100 рублей в месяц. Армейцы и динамовцы получали еще и доплаты «за звездочки», «пайковые», «на форму» и т. д., что увеличивало их зарплаты приблизительно вдвое. Зато «Спартак» был рейтинговой командой по европейским меркам, поэтому 7-8 раз в год выезжал в Европу для встреч с зарубежными клубами с соответствующими командировочными и возможностью привозить вещи с Запада, что тогда котировалось очень высоко. Торпедовцев же основного состава опекал лично почти всесильный директор ЗИЛа Лихачев. Все футболисты московских команд имели личные автомобили. У них не было проблем с жильем. К 23 годам Юрий Севидов получил в Москве три (!) однокомнатные квартиры. В одну поселил родителей, а две другие поменял на одну большую. Это в то время, когда большая часть москвичей все еще жила в коммуналках.

Не так давно один известный армейский форвард 60-х годов заметил: «850 рублей в месяц, которые я тогда получал, – это те же 850 тысяч долларов в год, которые у нас платят лучшим футболистам». Преувеличение? Возможно. Но, для сравнения, форвард НХЛ Горди Хоу в конце 1950-х получил самый большой годовой контракт на 30 тысяч долларов в год (при 48-процентном налогообложении). Вполне сопоставимо.

Одним словом, в 1965 году Юрий Севидов был на самом пике самовыражения, общественного признания и материальных благ. Он был на вершине своей синусоиды. Есть, правда, одно «но» – его еще ни разу не пригласили в первую сборную страны. Почему? Я задал Юрию Александровичу этот вопрос.

– Тогда замен в футболе не было, по каждому амплуа в сборной только одно место, – ответил Севидов. – И играл либо самый фартовый, либо тот, кому тренер доверял на 100 процентов. Самым фартовым на позиции центрфорварда в то время был Виктор Понедельник. Уникальный футболист. Он мог по месяцу не забивать в своем ростовском СКА, но как только надевал футболку сборной – словно другой человек. В 1964 году я уже стоял в заявке первой сборной на игру чемпионата Европы со Швецией, но в тренировочный лагерь приехал глава Спорткомитета Машин и настоял, чтобы поставили Виктора. И он забил два мяча, мы выиграли – 3:1. Я же был центром олимпийской сборной.

При этом за нашими спинами стояли такие форварды, как Мамыкин, Калоев, Копаев, уже на подходе к сборной были Банишевский, Малофеев, Красницкий. Конкуренция сумасшедшая.

К тому же на себе испытал, как сказываются на растущем организме перегрузки. Из-за этого пропустил почти весь сезон 1961 года – открылась двусторонняя грыжа. Поэтому и не очень стремился играть одновременно в чемпионате страны, Кубке, первой и олимпийской сборных. Потом это надолго стало хронической болезнью нашего футбола: за счет одних и тех же футболистов пытаться усилить все команды. Вспомните Федора Черенкова, которого попросту заездили, того же Марата Измайлова…

Дайте ему «вышку»!

Рассказать о том, что же произошло в 1965 году, лучше всего может только сам Юрий Александрович.

– Даже сейчас, после стольких лет, все произошедшее представляется мне как цепь совершенно невероятных обстоятельств. В самом конце августа около девяти вечера я ехал по Котельнической набережной в сторону «высотки». Даже сейчас в районе «горбатого» моста не очень удобная для водителей обстановка: начало пешеходного перехода закрыто мостом и не видно, есть ли там люди. Я ехал вслед за другой машиной и прекрасно видел, как на переходе прямо перед ней неожиданно появился человек.

Он проскочил перед капотом и встал. Мне надо было повернуть налево, и я начал выруливать в левый ряд. В это время человек предпринял новый рывок и каким-то невероятным зигзагом оказался у меня на капоте. Я затормозил, он сполз с капота, а меня по инерции начало выносить на встречную. Поэтому я проскочил вперед в переулок, развернулся, где положено, и вернулся на место происшествия. Но в потоке встречных машин оказалась «Скорая помощь», сразу подобрала потерпевшего и отвезла в 26-ю больницу. Он был в сознании и разговаривал с врачами.

В больнице в тот момент заведующий отделением – опытный врач – отошел на час (у его жены был день рождения) и оставил вместо себя ординатора. Тот разнервничался и сразу положил потерпевшего на стол, под наркоз. А у него, как оказалось, слабое сердце и наркоз противопоказан. Сердце не выдержало.

Потерпевший оказался академиком Дмитрием Ивановичем Рябчиковым, трижды лауреатом Ленинской премии, одним из ведущих химиков мира, работающим в области разработок ракетного топлива. Он не переходил дорогу самостоятельно уже пару десятков лет, его все время возила служебная машина, и все время рядом находился кагэбэшник. В тот вечер знакомый подвез академика по реке на катере к «высотке», и он оказался в совершенно нетипичной для себя ситуации…

Уже в полночь по Би-би-си передали сообщение о том, что известный советский футболист сбил ученого с мировым именем. Что тут началось! Сначала «копали» в больнице, а потом все стрелки перевели на меня. Кстати, судебная экспертиза показала полное отсутствие алкоголя в моей крови.

Под каток системы Севидов попал, что называется, по полной программе. Предварительное следствие продолжалось шесть месяцев. Это по ДТП! Его дважды возили на Лубянку, показывали фотографии каких-то шпионов и спрашивали, кого из них он знает. Правда, сами следователи прекрасно понимали, что такое покушение нельзя заранее смоделировать, и всячески его успокаивали. Газеты сходили с ума.

«Неуправляемый пижон за рулем», «Вот до чего доводит звездная болезнь»… В то же время один из самых уважаемых московских судей отказался слушать дело, заявив, что оно «шито белыми нитками». Конечно, нашелся другой. Во время суда на Усачевке, который длился четыре дня (!), у здания собиралось до пяти тысяч болельщиков. Они стояли с плакатами: «Позор государству!» В то время выйти на улицу с таким плакатом – это поступок, требующий огромного гражданского мужества.

Александр Александрович Севидов рассказывал, что во время процесса в суд позвонила некая «дама из ЦК» и спросила: «Что вы там с этим Севидовым возитесь? Дайте ему «вышку». Ей объяснили, что максимум по данной статье – десять лет. «Тогда дайте максимум». Адвокат подсудимого задолго до суда так и сказал, что дадут по максимуму. «За что же мы тогда боремся?» – спросил Севидов-младший.

В итоге дали десять лет. В то же самое время в каком-то селе водитель грузовика ради шутки решил попугать земляков, стоящих на автобусной остановке, и неожиданно крутанул руль в их сторону. Вывернуть назад не успел. В итоге – четыре трупа и масса пострадавших. Ему дали семь лет.

На «Стрельцовском» лесоповале

В 1965 году в большой футбол вернулся Эдуард Стрельцов. Потерю трех ведущих игроков перед чемпионатом мира 1958 года по надуманному обвинению люди помнили очень хорошо.

Общественный резонанс на дело Севидова, хоть и глухой, подспудный, тоже был очень силен. Все, кто тогда с ним общался, – следователи, охрана, заключенные, родные – твердили: не переживай и не теряй формы, скоро выйдешь и опять будешь играть. И он действительно в это верил. Достаточно характерно хотя бы то, что того же Стрельцова в 1958 году сунули в общую камеру в Пушкине сразу, как только поступило на него заявление.

Забрали с тренировки в Тарасовке и прямо в майке с номером «9» запихнули к настоящим уголовникам.

Севидов же на предварительном следствии сидел один в трехместной камере. Несколько раз к нему подсаживали «наседок», которые по-свойски задавали те же вопросы, что и в КГБ: с кем встречался, кого знает, как «готовился» и т. д. С реальными же уголовниками он столкнулся только после оглашения приговора.

Даже на суд его конвоировали бойцы из спортроты внутренних войск. Естественно, они его хорошо знали и решили помочь. Вот как об этом рассказывает Юрий Александрович:

– Когда я на ватных ногах вышел после оглашения приговора (хоть меня и готовили, но, согласитесь, десять лет – это десять лет), то в «гардеробной» обнаружил под шапкой огромную жестяную кружку с водкой, а в карманах ватника – кучу всякой московской снеди: колбасу и всякое такое. Я тогда выпил кружку залпом, как воду, но к камере подошел уже никакой. Даже вещи за мной тащили охранники (наверное, тоже беспрецедентный случай в криминальной истории России). Помню, один из сопровождающих крикнул в камеру: «Кого хотите?» «Магомаева!» – был дружный ответ (тогда ходил слух, что за что-то посадили Муслима Магомаева). «Нету», – ответил проводник. «Севидова!», – выдохнула камера. «Пожалуйста», – ответил охранник и втолкнул меня в камеру. Меня приняли как родного. Тут же уложили на почетное место и дали выспаться. В той камере сидели в основном «бытовики», настоящих «блатных» не было.

С «блатными» Севидов столкнулся уже на зоне, на том самом лесоповале, в легендарном Вятлаге, с которого за два года до этого ушел на свободу Стрельцов.

Паханом там был некий Заур Габуния, авторитет, сидевший уже двенадцать лет. Он не мог видеть Севидова на поле, но был страстным болельщиком и слушал репортажи по радио. Он сразу взял футболиста под опеку и даже устроил почетную встречу: в «красном уголке» накрыли стол – шесть или семь бутылок водки, сало, колбаса, словом, все зонные деликатесы. Только позже Севидов смог оценить, чего это стоило Зауру – главным алкогольным напитком в зоне был одеколон.

Севидов рассказывает:

– Меня максимально старались оградить от тяжелой работы. Мы организовали футбольную команду… А в остальном все как в обычном трудовом коллективе: конкуренция, подначки, подставки. Немного острее, но я не в претензии. И все были уверены, что ожидаемая колоссальная амнистия 1967 года (50-летие Октября) освободит меня вчистую. Но мне скостили только половину срока. Однако отец добился моего перевода в Бобруйск, в Белоруссию, а затем в Гродно. Там я уже занимался только футболом, играл, тренировал. В 1970 году келейно провели пересуд, и меня освободили.

Я снова появился в Москве, в «Спартаке», сумасшедший, изголодавшийся по настоящему футболу. Пришел на тренировочное поле, взял мяч и начал «крутить» тогдашних спартаковцев первого состава, чемпионов страны. Смотрю: ко мне бегут и Симонян, и Николай Петрович Старостин. «Юра, ты с нами?» – «Конечно, с вами». Замечательно. Дальше – тишина. Только потом я узнал, что кто-то на самом верху сказал между делом: «Зачем вам связываться с этим Севидовым?»

На самом деле полностью повторялась история со Стрельцовым. Из 8 присужденных ему лет Эдуард Анатольевич отсидел, как было положено по его статье, ровно две трети срока, 5 лет и три месяца. Потом вернулся в Москву и начал играть за заводскую команду ЗИЛа во втором дивизионе. И вот когда «на него» пошли болельщики (их собиралось больше, чем на игры «Торпедо»), когда все, кто только мог, полтора года «капали» на мозги партийному руководству, его наконец допустили до большого футбола.

Севидов тоже мог пойти этим же путем (а другого и не было), но в это время его отца пригласили главным тренером в «Кайрат», который тогда играл в группе «Б». Александр Александрович сказал: «Я тебе помогал, как мог, пока ты сидел, помоги и ты мне». Разве мог он отказать? За год они вытащили «Кайрат» в высшую лигу. 28-летний Севидов забил двадцать один гол. «Если бы не провалялся с подозрением на холеру половину лета, наверное, забил бы мячей тридцать», – смеется он.

В 1971 году «Кайрат» вышел в высшую лигу, а Севидова снова пригласили в «Спартак». Но он остался в «Кайрате», отыграл сезон, и по его окончании понял, что физически уже на высшую лигу не тянет. И ушел в тренеры.

«Сказалось прежде всего то бревно, которое совершенно неумышленно уронили мне на плечо в Вятлаге», – вспоминает Юрий Александрович.

«Найдем деньги и поможем»

Дальше все какое-то время шло по типовой схеме. Сначала тренер ФШМ. Затем – высшая школа тренеров. Два года Севидов сидел за одной партой с товарищем по несчастью – Эдуардом Стрельцовым. Потом команда первой лиги, молодежные сборные, затем вместе с отцом – команда высшей лиги «Нефтчи». У Севидова начинали такие игроки, как Игорь Колыванов и Сергей Родионов… А затем синусоида снова пошла вниз: дали о себе знать травмы – и игровые, и детские, и лагерные. Колени отказали. Он практически не мог ходить. Требовались операции.

Медики назвали цену – 50 тысяч долларов США на каждое колено. Севидов обратился в «Спартак», но там только пожали плечами: откуда такие деньги! Он не смог играть в матчах ветеранов и практически ушел из футбола. Это было страшнее, чем отсидка в лагере. Там его поддерживали все: Юра, ты будешь играть! А тут он стал никому не нужен, да еще в инвалидной коляске. И почти умер.

Потом кто-то о нем все-таки вспомнил, пригласил на телевидение в какую-то программу в качестве независимого эксперта. И он взял и выдал все, что думал о современном футболе, а что ему было терять? Понятно, что позвали снова. И снова, как в конце пятидесятых, пошел слух: есть, мол, такой независимый эксперт, режет правду-матку, невзирая на лица.

Его стали приглашать регулярно. Деньги платили очень необязательно, часто вообще не платили, но Севидов был при деле.

Кстати, и проблема с ногами была решена помимо футбольных организаций. Играл за ветеранов Владимир Бениашвили, президент общества испано-российской дружбы. Заметил, что Юрий Александрович перестал играть. Как-то встретил его, еле ползающего, и спросил: «Что с тобой?» Он объяснил. «Найдем деньги и поможем». И нашли. В 1999 году сделали операцию на одном колене, вставили искусственный сустав, через полтора года – на другом. Так Юрий Севидов снова оказался в строю.

Мы привыкли говорить, что в России есть поколение шестидесятников. Это люди, которые проявили себя в различных областях – искусстве, науке, общественной жизни, спорте – потом их за это били, сажали, потом снова возносили на пьедесталы. А они все это время просто оставались порядочными людьми и продолжали трудиться в меру возможностей и способностей. Юрий Александрович Севидов – один из них.