Человек из команды Лобановского

«Спорт-Экспресс», 07.03.1995

В годы союзного чемпионата имя этого колоритного тренера вызывало ожесточенные споры среди журналистов. На одной чаше весов – многочисленные заслуги в сборной страны, где связка Лобановский – Морозов долгое время считалась незыблемой. На той же чаше – создание таких самобытных коллективов, как «Зенит» и ЦОКА» которые позже практически в тех же составах выиграют чемпионаты Союза.

Но в том-то и закавыка – позже. И питерский, и московский клубы будут праздновать триумф уже при Павле Садырине, а максимум, чего сможет достичь на клубном уровне Юрий Морозов – взять бронзу с «Зенитом» в 80-м и вывести ЦСКА в высшую лигу в 86-м, предварительно опустившись с ним в первую. А потом, в 87-м, опять падение. И лишь спустя год, после «мертвого сезона» с Сергеем Шапошниковым и прихода Павла Садырина, армейцы воспрянут ото сна.

Между тем многие игроки обеих команд в один голос утверждают – их команды созданы именно Морозовым, а заслуга Садырина в том, что он их раскрепостил. Вот и создался у 61– летнего тренера имидж человека, умеющего создать коллектив, но право пожинать плоды своего творчества предоставляющего своему наследнику.

– От фактов никуда не уйдешь, – говорит Морозов. – А они заставляют сделать именно этот вывод. Что ж, попробую объяснить причину происходившего. Когда я только начинал создавать и «Зенит», и ЦСКА, эти команды состояли из очень молодых зеленых ребят, с которыми надо было нянчиться, объяснять все с мелочей. Пару лет спустя мальчишки становились мужиками, созревали как игроки, и, выражаясь нашим, футбольным языком, их надо было «отпускать»: проводить не каждую тренировку, закрывать глаза на какие-то мелкие проступки, больше доверять их самосознанию. Я же продолжал жесткую линию и в тренировках, и в быту, что в итоге приводило…

– К бунту?

– Нет, бунтов в мою бытность тренером не было ни разу. А приводило к внутреннему неприятию игроками происходящего, к нежеланию работать. И в итоге – к моему уходу. А мой преемник попадал на благоприятную в профессиональном смысле почву и, используя свои психологические нюансы, поднимал команду на большие дела.

– В 80-м вы привели «Зенит» к бронзовым медалям, заложив основу будущего чемпионства. Что же стало причиной вашего ухода после сезона-82?

– После успехов 80-го кое-кто начал думать, что добился всего, и в результате остановился в росте. Но дело было не в этом. После чемпионата мира 1982 года сборную возглавил Валерий Лобановский, и руководство киевского «Динамо» сразу предложило мне занять его место. В это время «Зенит» был на ходу, но я сделал непростительную педагогическую ошибку. Вместо того чтобы выждать паузу до конца сезона, я сразу попросил меня отпустить па Украину. Общественность, конечно, взроптала, меня попросили остаться до конца года. Я не мог не согласиться. Но вот игроки уже по-другому стали относиться к работе – кто-то в душе посчитал меня предателем, кто-то решил спокойно дождаться смены тренера. И в результате мы заняли только седьмое место. При этом в коллективе у меня не было никаких инцидентов» мое расставание с «Зенитом» произошло спокойно и доброжелательно.

– В Ленинграде вас заменил Садырин. Почему именно он?

– Когда в конце 77-го я возглавил «Зенит», до конца сезона помощников не менял. А потом твердо решил – надо найти таких ассистентов, которые не будут смотреть тебе в рот, а смогут сказать свое слово. Узнал, что Садырин, закончив Высшую школу тренеров, приехал в Ленинград. Мы с ним встретились, поговорили, после чего проработали вместе 5 лет. И когда я уходил, сказал руководству: «Команда идет правильным курсом. Если хотите, чтобы он не прервался, надо оставить главным Садырина».

– Каким образом возникла ваша кандидатура при выборе старшего тренера киевского «Динамо»?

– Меня порекомендовал Лобановский, с которым мы были и остаемся добрыми друзьями. Потом со мной разговаривали люди из ЦК компартии Украины и спорткомитета республики, и в итоге я дал согласие.

– С какого времени вы знакомы с Лобановским? Как возникло ваше содружество?

– Я старше Валерия на четыре года – так что мы играли почти в одно время. Но близко знакомы не были. Судьба свела нас в 74-м, когда мы вместе оказались на стажировке в Голландии. Федерация футбола СССР договорилась с голландской федерацией, и группа наших тренеров понаблюдала за работой в «Аяксе», «Эйндховене», «Фейеноорде» и еще ряде клубов. Тогда-то мы в процессе наблюдений и споров нащупали общую почву. В это время я

был помощником Константина Ивановича Бескова в первой сборной страны, и когда вскоре он перешел в олимпийскую команду, а главную возглавил Лобановский, то предложил мне остаться. С тех пор мы находимся с Валерием Васильевичем в замечательных творческих и человеческих отношениях.

– Чем он вас привлекает?

– Считаю его выдающимся тренером без слабых мест. Если кто-то сильнее в тактике, но мало внимания уделяет организационным моментам, дисциплине» быту, режиму, а другие – наоборот, то дотошный и скрупулезный Лобановский не упускает ничего.

– Что входило в ваш личный круг обязанностей?

– Я был вторым техническим тренером, который занимался методикой подготовки сборной. Вместе с Лобановским мы составляли программу подготовки, иногда вместе, иногда по отдельности – конспекты по проведению занятий. Если он был занят в клубе, все тренировки проводил я. В играх же регистрировал технико-тактические действия.

– Столкновения с Лобановским случались?

– С первого же дня мы договорились, что все спорные вопросы мы обсуждаем с глазу на глаз, не вынося сора из избы. Там мы можем и кипятиться, и доказывать. Но потом вырабатываем общую линию и ее проводим. Так и делали. Стычек было не одна и не две, но все они носили чисто профессиональный, творческий характер. Единственный раз он на меня обиделся, когда я в конце 83-го, после возвращения Лобанове кого из сборной в клуб, не принял его предложения поработать в «Динамо» вторым тренером и ушел в ЦСКА. Но я посчитал, что быть вторым тренером сборной и клуба – две большие разницы, и такая работа в клубе превратит меня в обычного второго тренера. Лобановский сначала не на шутку рассердился, но потом, поостыв, сказал: «Тебе решать». И все недоразумения устранились.

– Многие считают Лобановского человеком без нервов.

– Но не многие акают, чего ему стоил такой образ. Просто он воспитал себя так, что не показывал свои слабости и эмоции на людях. Но вы знаете, например, что когда в 86-м, в этом проклятом матче чемпионата мира с бельгийцами, они забили нам третий гол, Лобановский потерял сознание?

– Впервые слышу.

– Я сидел рядом и почувствовал, как он упал мне на плечо. Тут же дал сигнал доктору Мышалову, и через какое-то время Лобановский как ни в чем не бывало сидел на скамейке. Практически никто не заметил, что произошло. Эго лишний раз покалывает, какое чудовищное нервное напряжение он в себе скрывал.

– В 88-м, насколько помню, за несколько месяцев до чемпионата Европы у него возникли серьезные проблемы с сердцем, может, он потому и уехал в Эмираты а 90-м, что ему здоровье не позволяло работать на прежнем уровне и дальше? И потому же переехал в Кувейт, а не вернулся на Украину?

– Не в этом дело. Он просто потерял интерес к работе здесь. Что он будет делать в Киеве? Проходить в качестве клубного тренера то, что он уже несколько раз проходил. А сборную Украины тогда, в 91–93-м, не было смысла возглавлять, потому что она официально нигде не играла. Лобановский – не тот человек, который может работать без цели. Сейчас же у него контракт в Кувейте, и о какой-то другой работе говорить не имеет смысла. Уехав на Аравийский полуостров, он совместил приятное с полезным. И правильно, я считаю, сделал.

– В конце 83-го, когда сборная СССР, засуженная в гостевом матче с португальцами, не попала на чемпионат Европы, Лобанове кого и Симоняна уволили, кажется, приказав никогда в дальнейшем не использовать в работе со сборными страны.

– Формулировка была еще жестче! В первой ее редакции им запрещалось вообще работать с командами мастеров. И только потом приказ смягчили. А спустя два с половиной года, когда киевляне выиграли Кубок кубков, и вовсе отменили – когда председателю Спорткомитета Марату Грамову понадобилось, чтобы Лобановский заменил Малофеева за две недели до чемпионата мира в Мексике.

– За что же Лобановский в конце 83-го заслужил такой жесткий приказ от Грамова?

– У меня складывалось впечатление, что Грамов с самого начала был против его назначения и лишь выжидал момент, чтобы его сбросить. Между тем нашим руководителям всего лишь надо было посмотреть пленку – сколько метров оставалось до штрафной, когда судья назначил пенальти, из-за которого мы не вышли на «Европу». Кстати, тот арбитр, француз, по возрасту судил последнюю игру в своей карьере. А учитывая, что за выход в финал чемпионата Европы национальная федерация получала миллион долларов, можно сделать соответствующие выводы. У нас же вывод сделали в отношении Лобановского и Симоняна…

– В вашу работу в сборной постоянно вмешивались руководители Спорткомитета?

– Спокойнее стало после ЧМ-86, когда нам сказали, что мы точно будем работать до Италии-90. Тогда мы стали действовать более раскованно» больше экспериментировать, и в результате выиграли серебро в 88-м на «Европе». До того же мы постоянно работали под страхом увольнения.

– Как же так? В 83-м Грамов избавляется от Лобановского с недвусмысленной формулировкой, а в 86-м зовет обратно?! Нет, воистину умом Россию не понять.

– Вроде бы 10 киевлян, входивших в сборную при Малофееве, обратились в Спорткомитет. После этого Малофееву предложили взять в помощники Лобановского, от чего он, понятно, отказался. В итоге за 12 дней до начала чемпионата мира Лобановский принял команду. И сразу же собрал тот же тренерский коллектив, что и в 83-м, – Симонян, Мосягин, Морозов. А Грамов, который приехал в Новогорск перед Мексикой, выглядел так, будто между нами ничего и не было.

– В Мексике сборная СССР блеснула игрой, но не результатом…

– Тогда у нас был лучший коллектив из всех, что за многие годы собирались в сборной. При дикой мексиканской жаре мы проводили накануне чемпионата двухразовые тренировки – в 12 дня и в 4. А все потому, что игры были назначены именно на это время. Ребята умирали от усталости, но не было ни одной жалобы. Хотя условия оставляли желать много лучшего – отель выбирали в последний момент и в итоге жили в гостинице полу казарменного типа, напоминавшей тюрьму. Да и никаких особых материальных стимулов не было… Нет, до сих пор не укладывается в голове, как произошла эта трагедия с бельгийцами. Мы потом раз 20 с Лобановским смотрели запись игры и по ходу ее все никак не могли поверить, что ее не выиграем. А ребята, не стесняясь, в автобусе просто плакали.

– Вернемся к вашим клубным делам. Год, проведенный в киевском «Динамо», оказался не лучшим для команды – 7-е место. Олег Блохин в своей книге потом объяснит это вашей излишней мягкостью, которая после жесткости и требовательности Лобановского подействовала на игроков одурманивающе.

– Олегу так показалось – может, потому что лично ему я действительно иногда разрешал тренироваться индивидуально. Но по игре спрашивал строго – да и вообще кто еще и когда упрекал меня в излишней мягкости? Никаких поблажек ни в работе, ни в режиме не было. Причина седьмого места была другой – смена поколений. Ведь и на следующий год, при Лобановском, команда была лишь десятой. И только в 85-м вновь выиграла чемпионат страны, а на следующий год и Кубок кубков. А тогда, перед 83-м, ушла целая группа игроков – Веремеев, Коньков, Думанский и другие. При мне же начали играть новички – Заваров, Олег Кузнецов, Михайличенко. С прежней командой бороться за золото было уже невозможно, так что лучше было пару лет готовить решительный шаг, оставаясь в середине таблицы.

– Заваров пришел в команду с репутацией – хуже не придумаешь. Как с ним работалось?

– Он не только с репутацией пришел, а и с дисквалификацией, которую за свой образ жизни получил еще в Ростове. Но к нам он пришел именно играть – в еврокубках, в олимпийской сборной. И на предсезонке он был великолепен. Но тут последовал ушат холодной воды из Москвы – Грамов из-за дисквалификации запретил ему участвовать в еврокубке. На эти дни Заваров поехал в Луганск, и, когда через 10 дней вернулся, его было не узнать. А потом его добило запрещение играть в олимпийской сборной. Я с ним много возился – сажал на скамейку, беседовал. Но можно понять человека, который хочет играть, а его лишают надежды. Слава Богу, что в конце сезона дисквалификацию сняли, и уже через год он стал настоящим Заваровым. А вообще с ним интересно было работать – с человеком, которому не надо ничего долго объяснять.

– А о Михайличенко?

– Он как игрок созрел уже позже – при Лобановском. Я видел тогда его уникальное чутье на гол, но не мог найти ему места в команде. Ему нужно было созреть.

– Олег Кузнецов?

– Он перед сезоном пришел из второй лиги, из Чернигова. И обнаружил я его в глубоком дубле – еще с Ленинграда взял привычку ходить на все игры дублирующего состава. Поначалу он технически и тактически был слабовато оснащен» но рос буквально на глазах. Боец, основательный человек, он мог и подключиться к атаке, и пас длинный сделать, и страшно ударить с правой ноги. Я сразу понял, что его нельзя использовать как примитивного персональщика.

– Вам не жалко было расставаться с «Динамо», прерывая свою работу на полуслове?

– Когда вернулся Лобановский, стало ясно, что команду возьмет он. Я мог бы остаться в качестве второго, но, как уже было сказано, не захотел. С игроками расстался по-доброму – они видели мое отношение к делу и не могли его не оценить. И я с удовольствием вспоминаю тот год – пожалуй, нигде я не жил и не работал в таких прекрасных условиях.

– Кто вам предложил перейти в ЦСКА?

– На каком-то совещании в Москве меня познакомили с председателем спорткомитета Министерства обороны Сидоровым, который и сделал мне это предложение. Я тогда еще был в Киеве и воспринял его только как информацию к размышлению. А уже потом созвонился со знакомыми специалистами из Москвы и проконсультировался относительно ЦСКА. После чего позволил Вячеславу Колоскову и попросил связать меня с Виктором Тихоновым, прекрасно знавшим армейскую спортивную кухню. Поговорил – и решился.

– И в первый же год вылетели из высшей лиги.

– Тот год я вспоминаю с отвращением. Проработав несколько месяцев, я понял, что в команде ненормальная атмосфера. Ситуацией верховодила группа игроков, которая не билась за интересы команды, а делала свои дела. Ближе к концу чемпионата я кое-кого отчислил, но было уже поздно. Тем более что и материальные условия были такими, что в страшном сне не приснится.

– После сезона не было поползновений найти козла отпущения в вашем лице?

– Я даже удивился, когда нам с Сидоровым удалось пробиться на прием к 1-му заму, а в будущем – министру обороны маршалу Соколову. Тот оказался очень интеллигентным человеком, и мы убедили его, что в команде и в отношении к ней нужна серьезная реорганизация. И мы провели ее – основу команды составили из 19-20-летних игроков молодежной сборной Союза – Медвидя, Иванаускаса, Савченко, Татарчука. Не удалось уговорить Кужлева – ему сулил какие-то перспективы в «Спартаке» Бесков. И вот этим юношеским составом мы в первый год заняли второе место, но уступили «Черноморцу»» и «Нефтчи» в переходном турнире, а на второй год все-таки вышли в высшую лигу. Я был очень род, поскольку за два года до того знал – в вылете моей личной вины нет.

– А в следующем, последовавшем непосредственно за вылетом?

– Тут – другой разговор. Мы хорошо готовились к сезону, прилично его начали. Мне казалось, что всё нормально. Но я ошибался – и этого не признать не могу. Видимо, я не прочувствовал момента, когда надо снять напряжение в тренировочном процессе, сделать занятия более игровыми – ребята же все-таки молодые, им всего по 19-21 году. А я продолжал использовать ту же методику, что и за два года до того. Но в высшей лиге она эффекта не дала.

– Некоторые игроки, например Татарчук, жаловались на армейские методы вашей работы – например, вы могли отправить в часть.

– Это была не часть, а спортрота, принадлежащая ЦСКА. И никто из игроков, кроме Иванаускаса, туда не угодил. А Вальдас за полгода до демобилизации жестко настроился уйти и во втором круге начал откровенно саботировать работу. Я много с ним разговаривал, но толку не было. Пришлось отправить его в эту спортроту. Но, давая интервью, игроки забыли, что Иванаускас отправился домой раньше, чем началась общая демобилизация. Мы приехали играть в Литву, и за ним подъехали родители. Забрали и спасибо не сказали.

Но это был исключительный случай. Вообще же я не приветствую такие методы – они эффекта не дают. Как ты будешь работать с игроком после его возвращения из части? Но тут другого выхода не было. Если начать сюсюкать с игроками, они сядут тебе па шею, станут диктовать свои условия – тут всякая работа прекратится. Иногда можно и даже нужно поступиться каким-то одним, пусть и хорошим, игроком ради здоровья команды.

– Это вы говорите как кандидат педагогических наук – один из редких обладателей научных степеней в нашем футболе?

– Я говорю это как опытный практик. Игроки знают, что, несмотря на мою жесткость, я их люблю – без этого в футболе делать нечего. Просто у нас профессия такая – суровая. 330 дней в году ты один на один с игроком. Ты должен и потренировать его, и машину с квартирой выбить, и жене работу, и ребенку детский сад. Так, во всяком случае, в недалеком прошлом было. У тренера скапливается поэтому огромное напряжение» и, если он чувствует, что ему отвечают неблагодарностью – может последовать срыв. Но любящие футбол игроки это понимают – и тогда не бывает никаких проблем.

– Как вы уходили из ЦСКА?

– Спокойно. Я понимал: выигрывает команда – проигрывает тренер. И сам признал свою ответственность на совещании в Минобороны. Они решили со мной расстаться, и я не был в обиде – в этом случае все было нормально. У нас сохранились добрые отношения, и когда через год, перед приходом Садырина, у меня спросили мнение о нем, я рассказал, что думаю – это тот тренер, который может сделать хорошую команду. И он сделал.

– Когда вы уехали работать в Ирак?

– Еще до чемпионата мира в Италии меня пригласили на пост главного тренера сборной этой страны. Съездил, понравилось, дал согласие. Но проработал всего три месяца – началась война. Мы еле оттуда ноги унесли – благодаря челночным рейсам «Аэрофлота» по согласованию с правительством Ирака. Там ведь много наших было – нефтяников, военных.

– Как относились к вам в Ираке?

– Поначалу – прекрасно. Диктатура порождает строжайшую дисциплину, поэтому работалось легко. Игроки сборной даже не помышляли, чего можно каких-то требований не выполнить. И материально мы были обеспечены неплохо. Но длилось все это ровно до того, как в местной прессе и по телевидению было объявлено, что в составе контингента войск ООН могут быть российские подразделения. С тех пор все повернулось настолько, что стало ясно – в любом случае нужно уезжать.

– А в Эмиратах вы каким образом очутились?

– По приглашению Лобановского. Он работал с национальной сборной, семь игроков которой представляли клуб «Шарджа». И оп предложил руководству клуба мою кандидатуру, которая была принята. Год я там проработал, команда по очкам разделила второе-третье места, но по разнице оказалась на третьем.

– Как впечатления?

– Любительский там футбол, что говорить. Хочет человек – приходит на тренировку, не хочет – не приходит. И ведь не заставишь – руководство клуба не позволит, – не накажешь, даже не накричишь. В результате моей функцией было сесть в машину, приехать на тренировку, потренировать 5-6 человек и уехать. Какой-то полу отпускной год получился. Как и последний – в Кувейте. Правда, справедливости ради скажу – условия в ОАЭ для развития футбола замечательные. Много великолепных зеленых полей.

– Почему Лобановский разорвал свой контракт в ОАЭ?

– Я не могу рассказывать за него, но суть все в том же – в столкновении профессионала и непрофессионалов. Он хотел перевести футбол в ОАЭ на профессиональные рельсы. Ему не дали, и он ушел.

– И вы – вслед за ним?

– У меня просто закончился контракт. И вновь поступило предложение от Лобановского.

– Так почему же вы сейчас не в Кувейте?

– Там тоже истек срок годового контракта. И я наконец решил, что хватит жить на чужбине. Тем более что профессионального удовлетворения не получал никакого. Вот и решил вернуться в Петербург, к семье.

– Покоя хочется, Юрий Андреевич?

– Нет, покоя – это когда уже умирать пора. А хочется стабильной размеренной жизни. Когда живешь не дома, чувствуешь дискомфорт, нарушаются дружеские, человеческие связи. Хватит.

– Как теперь ваша должность официально называется?

– Спортивный директор ФК «Зенит» (Санкт-Петербург). Предложение поработать с ним в связке сделал принявший команду Павел Садырин. И я сделаю все, чтобы Питер занял то место в российском футболе, которого заслуживает.

– Что входит в ваши обязанности?

– Бея спортивная часть деятельности футбольного клуба – просмотр игроков, трансферы, контакты с РФС и ПФЛ, с другими клубами… В общем, всё, что не касается коммерческой деятельности клуба.

– А как же с творчеством быть?

– Вариантов нет. В «Зените» – Садырин, а в другой город ехать не хочется. Да и есть желание вспомнить, что мы с Садыриным начали делать 17 лет назад.

– Но есть ведь пословица «Не возвращайся туда, где был счастлив».

– Но я-то счастлив был не до конца…

– И вы верите, что «Зениту» под силу вернуться туда, откуда он рухнул?

– Город сейчас, как в лучшие времена, повернулся лицом к команде. Садырина приглашали мэр Собчак, вице-мэры Малышев и Мутко – и они гарантировал и команде такие условия, которые должны позволить ей вернуться. И все футбольные люди Петербурга, включая тренеров команд, понимают – сейчас все надо делать ради «Зенита». И я буду счастлив» если нам удастся добиться цели. Даже в роли спортивного директора…

…«Время идет по кругу», – писал Габриэль Гарсия Маркес. Вот и Морозов вернулся в «Зенит», в котором начинал как тренер. Хотя мог бы без треволнений париться в жарком Кувейте.

Вернулся и Садырин.

Круг замкнулся?