«Советский Спорт», 25.05.1990
27-летний полузащитник ЦСКА Валерий Брошин – лучший футболист апреля. Это выяснилось в результате традиционного референдума читателей «Советского спорта». В числе претендентов на это звание болельщики называли киевских динамовцев Олега Кузнецова и Олега Саленко, московского динамовца Александра Уварова, спартаковцев Игоря Шалимова и Александра Мостового. Но наибольшее число голосов получил В. Брошин, с которым и встретился в подмосковном Архангельском наш корреспондент.
– Отвечай «да», «нет», «не знаю», – советовали футболисты ЦСКА Валерию Брошину, когда узнали о цели моего визита. Он же не реагировал на шутки партнеров, внутренне готовясь к нелегкому (это было сразу заметно) для себя испытанию – беседе с журналистом. Когда же мы остались наедине, и я включил магнитофон, он тяжело вздохнул. Так он вздыхал всякий раз в конце ответа. Вероятно, потому, что ответы были искренними и откровенными.
– Думали ли вы когда-нибудь, что судьба приведет вас в Москву, в ЦСКА?
– Нет, конечно. Откуда знаешь, что тебя ждет.
– Значит, не предполагали?
– Такие повороты невозможно предположить.
– Но ведь, нельзя сказать, чтобы их определял слепой жребий – что-то и от вас зависело.
– От судьбы и от меня. От меня, наверное, в большей степени. Да разве в молодости это понимаешь?!
– Да, в молодости всякое случается.
– А кто виноват? Сам. И претензии предъявить некому.
– Вы на собственном опыте в – этом убедились?
– Еще как! Что может быть страшнее для футболиста, чем жизнь без футбола. А меня с ним почти на два года разлучили. Тяжело это все, конечно, переживалось.
– В ту пору «Зенит» тренировал Садырин. Он и принял столь суровое решение?
– Да, и я считал, что он поступил крутовато. Но команда проигрывала, и какие-то меры надо было принимать. Объективно тренер был прав, но с моей точки зрения… Честно говоря, вспоминать не хочется. Об этом же много писали. Давайте сменим пластинку.
– Девайте. Тем более что в детстве, а его из биографии спортсмена никак не вычеркнуть, вспоминать всегда приятно. Вы ленинградец?
– Коренной. Родился в Невском районе, где любят футбол. Там несколько команд было, а в «Смене» я оказался, потому что Колобов Алексей Михайлович заметил. Он, бывший футболист-динамовец, и стал моим первым тренером. И довел меня до дубля «Зенита». Да, в семьдесят девятом меня в «Зенит» приглашали, а в восьмидесятом уже выходил в основном состава.
– С этого момента, признаюсь, и началось наше заочное знакомство. Вы принадлежите к числу тех счастливых новичков, чья фамилия и манера игры запоминаются с первого раза. Я ведь вас помню еще и по юношеской сборной.
– А помните, сколько одаренных ребят в ней играло? Михайличенко, Яковенко, Литовченко, Морозов и Родионов, Саркисян из «Арарата»… Да практически все потом заиграли. А вот Игнатьеву, в ту пору тренеру сборной, с нами не повезло. В отборочном матче чемпионата Европы на голову были выше чехословацкой команды, ее переигрывали, а по пенальти уступили. На поле тоже не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Но в «Зените»-то ваши дела складывались неплохо?
– Грех жаловаться. И ветераны Голубев, Зинченко, Казачонок ко мне отнеслись с пониманием, и это здорово помогло, и Юрий Андреевич Морозов сравнительно быстро доверил место на левом фланге полузащиты, и, что самое главное, команда наверх шла.
– «Зенит» занял тогда третье место.
– А потом начал работать Павел Федорович Садырин, и мы заняли четвертое, а на следующий год – первое. Нельзя сказать, что мы выиграли за счет класса. Просто все старались и к играм готовились как надо.
– Увы, ненадолго у зенитовцев хватило профессионального отношения к делу. Через считанные месяцы команду нельзя было узнать.
– Так оно и бывает, когда себя переоценишь, а других недооценишь. С нами уже все всерьез играли, а мы так, как бог на душу положит.
– В этот момент вам и пришлось расстаться с «Зенитом»?
– С «Зенитом» и с футболом.
– Вы были тогда не женаты?
– Нет. Если бы был женат, может, всего этого и не случилось бы. А так… Короче, я в армию попал. В Эстонию, строительные войска.
– Для физической подготовки неплохо.
– Теперь на эту тему можно и пошутить, но тогда мне было не до смеха.
– Зато появилась редкая в нашей обычной житейской суете возможность оглянуться, что-то переосмыслить, пересмотреть.
– Да, мысли в голову разные приходили. Сидишь и думаешь: все, с футболом закончено… Слишком много потеряно… Больше не соберусь… Это в минуты слабости. Но порой их вытесняли иные, когда чувствовал себя мужчиной, когда очень хотелось доказать, что еще смогу сыграть на уровне. Дайте только шанс…
– И кто вам дал этот шанс?
– Морозов. По его просьбе меня в ЦСКА и перевели. И жизнь моя как бы заново началась.
– Нелегко было?
– Не то слово. На меня как на опытного игрока высшей лиги смотрели. Но я ж столько пропустил, подрастерял, и, хотя на поле трудился изо всех сил, не очень-то все и излучалось. От чего страдал еще сильнее. Но, по-моему, слишком много про это…
– Много про то, как человек себя переборол, как встал и снова пошел наверх, не бывает. Не каждый на подобное способен. И если бы вы не сумели это сделать, не сидели бы мы здесь, на базе ЦСКА, напротив друг друга и не было бы у нас столь приятного повода для разговора. Так что обойти в нем ключевой, поворотный момент никак нельзя. Ну как, например, миновать в нашей беседе вопрос о вашей неожиданной встрече в ЦСКА с Садыриным, куда его уже не из ленинградского «Зенита, а из херсонского «Кристалла» пригласили?
– Да, не думал, не гадал, что наши судьбы снова пересекутся, что тренер, который меня отчислил из одной команды, вслед за мной придет в другую. Да еще в такой ситуации, когда почти все ребята хотели уходить из ЦСКА – не видели для себя перспективы попасть а высшую лигу, а играть в первой – радость небольшая. И я бы в Ленинград вернулся, если бы из ЦСКА отпустили и если бы назад в «Зенит» взяли.
– И если бы не пришел Садырин? Как вы встретились с ним в Москве?
– Как старые знакомые на собрании команды после отпуска. Поздоровались, поговорили без всяких там воспоминаний.
– Вы для него были, наверное, своим парнем в чужой команде. Все-таки ленинградец…
– Может быть, и так. Хотя Павел Федорович в своем отношении к игрокам был одинаково доброжелателен и строг. Он заставил поверить каждого на нас, что мы можем заиграть, сумел объединить ребят, и наша цель – высшая лига – уже не казалась недостижимой.
– Тем более что в первой вы уже обрели свою игру.
– Да, мы уже в удовольствие играли. И забивали по три-четыре мяча. А когда много забиваешь – и команда, на высоте, и сам собой доволен.
– Но вы же не рассчитывали, что в высшей лиге ЦСКА ждет примерно такая же жизнь, что была в первой?
– Мы спокойно готовились к сезону. Чувствовали, что будет трудно, но не боялись, не комплексовали. Во-первых, мы надеемся друг на друга, во-вторых, у нас есть своя игра, а в-третьих, почти все команды заметно помолодели – раньше больше опытных игроков было. А это нам тоже на руку.
– Но какой бы благоприятной ситуация ни была, начать чемпионат, как ЦСКА, мало кому удается. Тут уж должны быть серьезные козыри.
– Наш козырь – атака. Любой может забить: и Сергеев, и Дмитриев, и Татарчук, и Корнеев, и Кузнецов, и Колесников… (это еще Масалитин не играет).
– В этот список я бы добавил и Брошина. А вы-то сегодня довольны своей игрой?
– Доволен. Правда, не всегда. Зато всегда кажется, что мог бы сыграть и получше.
– Какой матч был для вас в нынешнем сезоне самым ударным? Для вас, для ЦСКА…
– Даже не знаю. Мы ровно эту дистанцию прошли.
– Но в Киеве на Кубок вы крупно динамовцам проиграли.
– У меня до матча было чутье, что проиграем. Уж больно хотели выиграть, попасть в финал Кубка. И это желание нас захлестнуло.
– Вскоре вы снова встретились с киевскими динамовцами – только уже в сборной страны.
– Да там их было раз-два и обчелся. Я же попал в экспериментальную команду, где проявить себя не так-то просто. Вот и мне не удалось это сделать. И партнеры новые, и поле неважное… Все одно к одному.
– Но надежду, что еще раз вызовут в сборную, в душе сохраняли?
– Нет, не было у меня такой надежды. Я ведь и сам от игры в Дублине удовлетворения не получил.
– Того, что получаете в ЦСКА. Кстати, какой вы видите команду после двухмесячного перерыва?
– Такой же и собранной и трудолюбивой, как сейчас. Потому что все нормально до тех пор, пока всерьез тренируешься. И это понимаю не только я один. Многие уже обжигались…
– Что поделаешь – молодость, известность, холостяцкая жизнь. Кстати, слышал, что вы с ней в прошлом году распрощались, а накануне матча с московским «Динамо» у вас родилась дочь.
– Настей назвали. Мне это имя нравится, и жена была не против.
– Она у вас москвичка?
– Да. Но я к Москве тяжело привыкал. Вроде бы привык, а Ленинград все равно ближе. И вернулся бы я в Питер, в «Зенит», который до первой лиги докатился и там почти на дне очутился, если бы в Москве, в ЦСКА, у меня не сложилось.
…Я вдруг понял, что мы вернулись к началу нашего разговора. И выключил магнитофон. Мой собеседник облегченно вздохнул.
О ком или о чем статья...
Брошин Валерий Викторович