Борис Казаков

«Спортивные игры», 01.1985

В футболе, как в театре, приходится считаться со странностями популярности. Я затруднился бы определить ее прямую зависимость от класса и несомненных заслуг всех, кто ею пользуется, подвизаясь на зеленой сцене. В болельщическом фольклоре, да и в обиходе журналистов и деятелей футбола имеют хождение давно изготовленные перечисления звезд, знаменитостей, которыми «бряцают», едва возникает нужда в патетических воспоминаниях, в нравоучительных доводах. Это в порядке вещей: своя история, память, свои музеи уместны в любом разделе человеческой деятельности. И однако, глядя на эти постоянные перечисления и соглашаясь с ними, нередко ловишь себя на мысли: а почему в них не попали некоторые игроки, не только ничем не уступавшие привычно называемым, но порой превосходившие их умением.

Популярность может навсегда приобрести форвард, забивший в одном матче чрезвычайного значения гол, которого с перехваченным дыханием ждала телевизионная аудитория. Или вратарь, сотворивший в одночасье иллюзионные номера и сберегший ворота под градом ударов точно так, как барон Мюнхгаузен взмахами шпагой защитил себя от дождя. Или полузащитник, ничего из себя не представлявший, но имевший счастье состоять в команде, пережившей звездный год, состав которой все тут же затвердили, как детскую считалочку. А то и еще проще – за невероятный ударище, страшась которого противники гнулись и отворачивались. Или, наоборот, за миниатюрность, за мальчишество, когда каждое единоборство, выигранное малышом, вызывало веселое торжество на трибунах. Да и не угадаешь, как рождается иной раз симпатия.

Одно только нелишне иметь в виду: игрокам, заручившимся популярностью, больше прощается – «ничего, он себя еще покажет, не беда, что вчера скверно сыграл». Их защищает дружное общественное мнение, не терпящее, когда трогают любимых героев. И, что весомее всего, им в характеристиках что-то всегда прибавляют сверх того, чего они объективно заслуживают.

Борис Казаков этим удобным правом на прибавление не пользовался. Все, что он сделал, он сделал сам, снисходительная, доброжелательная молва ему не потворствовала. Он прошел в футболе не то чтобы стороной, но скромно. Однако с достоинством. Всего три года он был на виду, когда находился в ЦСКА, тогда он и в сборной поиграл, и разок попал в «33 лучших», и в газетах о нем писали. Остальные же свои сезоны Казаков провел в Куйбышеве, в родных «Крыльях Советов», забил, защищая их честь, 62 мяча, став первым бомбардиром клуба.

Мало сказать, что Казакову ничего не прибавляли. У него, как мне представляется, еще и норовили отобрать. Его широковещательно поучали, требуя, чтобы он. центральный нападающий, больше бегал, маневрировал, был неиссякаемо активен и напорист. С точки зрения идеальной модели эти советы, скорее всего, были правильны. Да только Казаков соответствовать им был не в состоянии, являя собой форварда совсем иного склада. И потому никого не слушал, подлаживаться не собирался. Человек статный, серьезный, подобранный, он и на поле производил впечатление думающего. Хорошо зная себя, он делал ставку на выбор позиции, на угадывание места и времени развязки. У него были нужные для такой игры короткий рывок, чувство партнеров, умение непринужденно, одинаково метко бить с обеих ног. Благодаря этому он имел в достатке голевые моменты и регулярно забивал. В ЦСКА за три сезона – 39 мячей. Борис Казаков с Владимиром Федотовым образовали незаурядную связку в центре, и неспроста те сезоны для армейского клуба были благополучными.

Времени дано делать перестановки. Не пользовавшийся громкой славой, заученно, педантично и близоруко критикуемый Казаков сегодня выглядит форвардом, с похвальным упрямством постоявшим за жизнеспособность своего дарования. Его пример лишний раз убеждает в том, что своеобразие личности в футболе полагается уважать.