В Берлин на самоходке, в Москву на самолете

«Футбол», 05.1995

Судьба этого человека необычайно интересна и удивительна. В футбольную команду мастеров, и не в какую-нибудь, а в одну из лучших по тем временам – ЦДКА, он, фронтовик и кадровый военный, кавалер орденов Отечественной войны I и II степени и многочисленных боевых медалей, попал, когда ему было уже 23 года. Трижды в ее составе – в 1948, 1950 и 1951 годах выигрывал звание чемпиона СССР. Дважды – в 1948 и 1951 – Кубок СССР. В год своего дебюта был назван в списке 33 лучших футболистов страны первым номером среди левых защитников. В 1952 году, когда была вновь образована сборная СССР, сыграл в ней на этом месте в первых трех ее официальных матчах на Олимпиаде в Финляндии, после чего пережил вместе со своими товарищами тяжелую участь несправедливого разгона родной команды ЦДКА. После ее возрождения спустя два года снова вышел на поле в форме армейского, клуба, но уже как слушатель Академии бронетанковых войск. По ее окончании в 1956 году вновь стал кадровым военным и дослужился до чина генерал-майора. Случай для футболиста небывалый. Несколько лет был председателем Федерации футбола РСФСР.

29 июня 1941 года, спустя неделю после того, как началась Великая Отечественная война, будущему заслуженному мастеру спорта Юрию Ныркову исполнилось 17 лет. К тому времени он закончил 9 классов общеобразовательной школы, играл в футбол на стадионе Юных пионеров, где среди его учителей были такие известные специалисты, как Николай Николаевич Никитин и Павел Александрович Канунников.

«После объявления войны, – вспоминает Нырков, – я с одним из своих товарищей отправился в военкомат и попросил, чтобы меня приняли в армию добровольцем. Из-за малолетства отказали. Тогда мы пошли в райком комсомола, и там нам выдали путевку на трудовой фронт. 30 июня выехали на поезде под Вязьму, где стали копать противотанковые рвы, рыть окопы, блиндажи, укреплять берега рек… Копал и рыл без перерыва до августа 1942 года – в Пензенской, Тульской, Брянской областях. Вышел даже в десятники. Работали мы с утра до вечера, пока не стемнеет. Денег нам никаких не платили, только кормили. Бывало всякое. Раз чуть в полуокружение немцев не попали, бежали без оглядки. А как через деревни шли, где все в своих домах закрывались? Изредка кто поесть давал, боялись, если немцы придут, кто-то выдаст, что нашим, мол, помогал…

А в августе 42-го меня призвали в армию в Богородицке Тульской области и направили учиться в Тамбовское артиллерийско-техническое училище. Спустя десять месяцев выпустили младшим техник-лейтенантом и направили в полк самоходной артиллерии, которая как раз начала создаваться. В июле 43-го оказался на Калининском фронте командиром взвода подвоза боеприпасов. Возили их на ЗИСах-5, которые надо было заводить специальной ручкой. А во взводе одни маломощные да женщины. Вот и приходилось нам вдвоем с моим заместителем все 26 машин заводить по несколько раз в день. Умотаешься.

1-и Украинский фронт, 2-и Украинский, участвовал в Корсунь-Шевченковской операции, где наш полк разгромили, после чего отправили на переформирование, 1-и Белорусский… Вошли в Померанию, брали Штеттин, участвовали в знаменитой разведке боем, когда Жуков придумал атаковать немецкий плацдарм, защищавший подступы к Берлину, включив все имевшиеся в наличии прожектора. Из 16 наших самоходок из той разведки вернулось только три. Не раз приходилось занимать места погибших или раненых командиров самоходных установок. В составе 3-и ударной армии, которой было поручено водрузить флаг на рейхстаге, наш полк вошел в Берлин. А закончили мы войну на Шпандау-аллее… 11 мая, спустя три дня после того, как немцы подписали капитуляцию. Фанатики-то сопротивления не прекратили. Да и мальчишки из гитлерюгенда фаустпатронами продолжали стрелять. К тому времени я уже был старшим лейтенантом. Но наконец-то и для нас наступил долгожданный День Победы. Надо ли говорить, какую радость мы все тогда испытывали. Из офицеров полка, которые начинали в нем войну в 43-м, в строю осталось только двое. Остальные были или ранены, или убиты. Меня лишь два раза контузило. Повезло, конечно…»

– В годы войны вы каким-то образом сталкивались с футболом? Может быть, играли, читали о нем, слушали по радио…

– Ни разу не доводилось.

– А ведь а 44-м уже был разыгран Кубок СССР.

– Ничего не знал тогда об этом. Читали мы в основном боевые листки…

– Но вот война закончилась…

– Наш полк отвели за 30-40 километров от Берлина. Началась мирная жизнь. Стали отбирать кандидатов на участие в параде Победы. Я попал в их число, но в решающий момент отсутствовал в части и в окончательные списки включен не был. Не знаю уж откуда, но командир полка прослышал, что я имею отношение к футболу. Вызвал меня к себе и приказал: формируй команду для участия в чемпионате дивизии. Обошел я все наши подразделения, опросил ребят и отобрал поначалу человек 30. Вышли на первую тренировку: кто в сапогах, кто в ботинках… Трое-четверо играли неплохо. Составил все-таки команду, и мы выиграли первенство дивизии. Теперь последовал уже вызов к командиру дивизии и новый приказ: формируй команду для участия в чемпионате корпуса. Тут уже полегче было: игроков-то я видел… Короче говоря, выиграли мы первенство корпуса. После этого получаю приказ командира корпуса: готовь команду на чемпионат армии. Выигрываем и его. Следующий приказ: создать сборную 3-и ударной армии. Создаю, нас размещают в Магдебурге. Начинается подготовка к первой Спартакиаде Группы советских оккупационных войск в Германии, которая должна была пройти в олимпийской деревне под Берлином (она была сооружена к Олимпиаде 1936 года). Командующий армией Кузнецов вызвал меня и спрашивает, что нужно для лучшей подготовки. Я предварительно посоветовался с ребятами и говорю: побольше шоколада, меда и сигарет…

– Сигарет?..

– Новых немецких денег тогда еще не было, и сигареты можно было менять у местного населения на продукты и водку. Ребята у нас были сообразительные.

– А были среди них хорошие игроки?

– Были. Алексеев в ленинградском «Зените» потом играл, Сафронов, Вася Пересветов из Орехово-Зуева… Надо сказать, что, когда мы чемпионат армии выиграли, меня в отпуск в конце 45-го в Москву отпустили. Впервые за четыре года дома побывал. С матерью, сестрой повидался, и отец как раз с фронта вернулся…

– Ну а что на Спартакиаде?

– Первое место сборная нашей армии на футбольном турнире заняла. Было это в 1946 году. После турнира создали уже сборную Группы советских оккупационных войск в Германии. Жили мы теперь в Потсдаме в уютных коттеджах. Вратарем у нас был Виктор Чанов (отец Вячеслава и Виктора Чановых, впоследствии выступавших за сборную СССР), с которым мы потом вместе играли в ЦСКА, в защите Анатолий Родионов, известный по своим выступлениям за московское «Динамо» в 50-х годах, в полузащите Николай Семиков, игравший затем в ЦДКА и московском «Торпедо»… Я был капитаном и играющим тренером команды ГСВГ, вскоре нам прислали из Москвы настоящего тренера – бывшего игрока ЦДКА и будущего заслуженного тренера СССР Григория Марковича Пинаичева. Даже врач у команды появился – Нина Даниловна Граевская, вскоре ставшая известной всему футбольному миру как видный специалист спортивной медицины. Сам маршал Чуйков нас принимал. А готовились мы к первенству среди команд групп наших войск, расположенных в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии, а в перспективе и к чемпионату Вооруженных сил СССР.

– А известный вратарь довоенного «Спартака» Владислав Жмельков, который тоже служил в армии, не входил в вашу команду?

– Нет, хотя я один раз видел его в игре за сборную ГСВГ. Это была какая-то непонятная история. Уже потом я узнал, что была достигнута договоренность провести футбольный турнир между армейскими сборными армий союзников – Англии, Франции, США и СССР, расквартированных в Германии. Высокое начальство, видимо, решило, как всегда это у нас бывает, перестраховаться и собрать команду из более квалифицированных футболистов, чем мы. Во всяком случае, нас никто в известность об этом турнире не поставил, опасаясь, наверное, что мы начнем претендовать на участие в нем. Случайно мы оказались на одном матче такого турнира, который проводился на Олимпийском стадионе Берлина. Наши играли с англичанами и выиграли, если мне не изменяет память, со счетом 2:1. Кто собирал и тренировал эту команду, понятия не имею. Жмельков защищал ворота, в нападении играл известный футболист киевского «Динамо» Шиловский, а остальные, судя по всему, были игроки дубля разных наших команд мастеров.

– Турнир-то наша команда выиграла?

– Выиграла.

– А вам удалось сыграть а первенстве Вооруженных сил СССР?

– Нет, поскольку в начале 1947 года я получил вызов в команду ЦДКА.

– Кто же вес заприметил?

– Даже не знаю. В 1946 году к нам, правда, приезжала команда ЦДКА со всеми знаменитостями в составе. Играли мы с ней два матча, первый проиграли с позорным счетом – 0:16. Я, как обычно, выступал на месте центрального защитника. Помню лишь, что Федотов и Бобров мелькали у меня перед глазами и тут же исчезали. Они играли на таких скоростях, какие нам и не снились. На вторую игру мы уже подсобрались и уступили с более-менее приличным счетом 2:7. Никто со мной из ЦДКА специально не разговаривал. Так и расстались. Еще Анатолий Тарасов приезжал, который в то время занимался и футболом в ВВС, видел, как я играю. И вот вызов из ЦДКА. Начальство говорит: никуда ты не поедешь, у них своих игроков хватает, а нам ты нужен. Через короткое время приходит вторая телеграмма: требуют, чтобы я срочно прибыл в Москву. Начальство вновь говорит: не поедешь, сообщим, что ты болен. И определяют меня в госпиталь с диагнозом воспаление седалищного нерва. Для правдоподобности врачи начинают меня лечить и соллюксом обжигают мне ногу, да так, что я начинаю прихрамывать. Во всяком случае, хожу с палочкой.

9 мая 1947 года празднуем День Победы. На ночь глядя, заявляются к нам три офицера-летчика. Спрашивают: кто Нырков? Представляюсь. Они говорят: срочно собирайтесь, у нас приказ доставить вас в Москву, я взмолился: ребята, у меня же ни документов с собой (они в полку), ни денег. Отвечают: ничего не знаем, приказ есть приказ.

Главное, позвонить некому, день Победы, все гуляют, никого не найдешь. Так я оказался в самолете, летевшем в Москву. Прибыли мы в аэропорт Внуково, летчики посадили меня в попутную машину. Приехали в город – денег ни копейки. Помню, занял рубль у какой-то девушки, чтобы на трамвае домой добрался. Дома-то все обрадовались. Сижу там неделю, вторую… Приходит открытка: срочно явиться на площадь Коммуны в ЦДКА. Появляюсь там с палочкой (легенду о болезни соблюдаю). Меня встречает тренер Борис Андреевич Аркадьев. Интересуется, что с ногой. Как могу, объясняю. Он предлагает лечь в госпиталь на обследование, но я заверяю его, что через неделю все будет в порядке. И действительно, через неделю появляюсь и провожу тренировку вместе с командой на стадионе «Сталинец» (нынешний «Локомотив»). А тут как раз поездка в Киев на матч с «Динамо». Играю за дублирующий состав и, надо же, получаю травму колена: бурсит, выбываю надолго из строя, меня отправляют лечиться в Феодосию на грязи.

– Вылечились?

– Да. В 1948-м на предсезонном сборе нормально себя показал. Аркадьев определил меня на место левого защитника, говорит: будешь играть в основном составе, а сам не ставит. Практически весь первый круг просидел на скамейке запасных, но потом все-таки вошел в состав и играл уже постоянно.

– Четыре военных года вы футболом не занимались, потом играли за армейские команды, в общем-то, невысокого уровня. Вам тяжело было войти в игру ЦДКА, по крайней мере, физически?

– Конечно, нагрузки и объем работы в ЦДКА несравнимы с теми, что у меня были раньше. Мне, наверное, помогло то, что я, играя в Германии центральным защитником, был, что называется, хозяином в команде и играл так, как мне нравилось, по всему полю: и оборонялся, и атаковал, и голы со штрафных забивал. Двигался много, и это способствовало моему физическому развитию. Да и от природы я был довольно быстрым. Во всяком случае, ни одному из наших правых краев нападения в скорости не уступал. Был, правда, в ВВС такой нападающий Волков. Тот 100 метров за 11 секунд бегал. С ним у меня бывали трудности. Но я старался занимать такую позицию, чтобы иметь фору, благодаря чему и успевал все-таки его перекрывать. Что касается мастерства, то ни ребята, ни тренеры меня не ругали, так что вроде все было в порядке. Интересно, что, как только я появился в основном составе в матче против тбилисского «Динамо», команда начала выигрывать одну встречу за другой. И так до конца сезона, в котором мы стали чемпионами и обладателями Кубка СССР.

– Но я 1949-м вас опередило московское «Динамо»…

– Я весь первый круг не играл. Заболел, и осложнение на почки пошло. Отправили меня лечиться в специализированный туркменский курорт Байрам-Али. А в Ашхабаде как раз ужасное землетрясение произошло. Прилетели туда, а в городе всего один дом уцелел, да еще здание аэропорта. Два месяца провел в Байрам-Али и вылечился.

– А с Федотовым вам удалось поиграть вместе?

– В 48-м. Григорий Иванович играл всегда молча. А вот Бобров с Деминым, как только я получал мяч, сразу начинали кричать: «давай мне». А я им: «Мяч-то один, как же я вам двоим сразу отдам?»

– В 1950-м и 1951-м в чемпионатах СССР ЦДКА был вне конкуренции, а на следующий год ваша команда после Олимпиады была распущена. Какие воспоминания у вас об этом грустном событии сохранились?

– Могу сказать, что в те годы наша команда была хорошо укомплектована, у нас был хороший дубль, смена поколений проходила плавно, и ЦДСА, как он стал называться с 1951 года, еще много лет мог оставаться одним из лучших, если не лучшим клубом страны. Но нас подкосили под корень… Все началось еще во время подготовки к Олимпиаде. Когда сборная вернулась с южного сбора в Москву, она начала проводить контрольные матчи со сборными других стран. И с той, и с другой стороны выступали национальные команды, но не знаю уж почему, назывались они сборными столиц. Мы, например, были сборной Москвы. Вранье тогда было в крови. А перед самой Олимпиадой, когда поехали в Хельсинки на товарищеский матч со сборной Финляндии, наши руководители ничего лучше не придумали, как назвать сборную СССР командой ЦДСА, хотя в ней были всего 4 игрока из нашего клуба. А когда мы прибыли уже на саму Олимпиаду, то финны, видя знакомый состав игроков, стали именовать сборную СССР ЦДСА. То же писали и остальные зарубежные газеты. И пошло, и поехало – создали мнение, что в олимпийском турнире играет не сборная СССР, а ЦДСА. Отголоски этих сообщений дошли, видимо, и до наших высших руководителей, а в деталях никто разбираться не захотел. 

– Как же все-таки получилось, что вы проиграли югославам?

– Мы, конечно, знали, что это одна из сильнейших команд Европы. Видели их на тренировке, во время которой они просто потрясающе били по воротам. В первом матче мы, как известно, проигрывали 0:3, а затем 1:5. В какой-то момент югославы начали чуть ли не издеваться над нами – катали мяч туда, сюда, всякие трюки выделывали. Мы разозлились и начали друг друга подбадривать, говоря: давайте хоть покажем им, что умеем играть в футбол. Забегали, задвигались, и дело пошло. 2:5, 3:5… У соперников пижонство сразу сошло, заметались они, но ничего уже не получается. И вот счет 4:5, а потом и 5:5. Добавочное время. Тут, думаем, мы их и дожмем. Как Николаев и Бесков не забили тогда, уму непостижимо. Так и завершили матч вничью, а это означало, что будет переигровка. До сих пор не пойму, почему тренеры перед второй игрой решили провести установку на нее раздельно для защитников и нападающих. Мы же должны были договориться друг с другом, как взаимодействовать, тем более что состав команды поменялся. На левом краю нападения, в частности, выступал Чкуасели, который до этого с нами практически не играл, отчего сильно нервничал и часто ошибался. А так вышли с установки и поехали на матч. Мы вели 1:0, а затем английский судья Эллис, который прекрасно провел первую встречу, назначил вдруг пенальти в наши ворота после того, как мяч попал Башашкину в плечо. Морально это нас подкосило. Мне казалось, что арбитр вообще свистит в одну сторону. Короче, проиграли мы 1:3. Во второй раз добиться перелома в игре нам не удалось. После матча председатель Спорткомитета Романов вызывал каждого и спрашивал о причинах поражения. Мы отвечали. Этим же вечером нас отправили домой на поезде в Ленинград. Там нас никто не ждал, билеты на Москву брали сами, используя свои связи. По дороге домой мрачно шутили, что встретят, мол, нас на вокзале и отправят куда подальше. И когда увидели, что и в Москве никто не встречает, даже обрадовались и быстро разъехались по домам.

– В открывшемся вскоре чемпионате 1952 года ЦДСА все же стартовал…

– Да, и мы выиграли три первые свои встречи. Перед четвертой к нам на базу приехал какой-то деятель из ЦК и объявил, что наша команда распущена. Ни на какие наши вопросы он не ответил. Я пошел к главному маршалу артиллерии Воронову, который был болельщиком, и говорю ему: как же так, за что распустили нашу команду? Допустим, четверо игроков ЦДСА, которые участвовали в Олимпиаде – я, Николаев, Башашкин и Петров, виноваты. Так накажите нас, а не команду. Он пообещал разобраться, хотел, как я понял, поговорить с Ворошиловым. Но спустя два дня пригласил меня и сказал, что все бесполезно, решение принято на самом верху, и никто его отменять не будет. Поехали мы на последнюю тренировку, а там уже купцы со всех команд. Пошли торги – куда кому переходить. Я с группой товарищей оказался в армейской команде города Калинина. А там своих игроков хватает, да и команда неплохая. Неприятные трения начались. Без радости уже играли. На следующий год едва начался чемпионат, новое распоряжение выходит – все армейские команды распустить, вообще мы остались не у дел. Хорошо, я успел в вечерней школе 10 классов окончить. Решил в Военную академию бронетанковых войск поступать вместе с Николаевым. Поступили. А тут настает 1954 год. Восстанавливают команду ЦСКА, и меня приглашает играть тренер Пинаичев. Я отказываюсь – как же можно учиться в академии и играть? Вызвал меня начальник бронетанковых войск генерал Полубояров и говорит, надо, мол, а мы тебе поможем. Какой там поможем, в академии, наоборот, то и дело приговаривали – это тебе не в футбол играть. Каждый день я вставал в полшестого, чтобы быть в академии в 8.00, а после обеда отправлялся на тренировку или игру. Тяжело пришлось. Отыграл год и говорю Пинаичеву – все, больше не могу, и закончил с футболом.

– Вам, кстати, в ЦДКА квартиру-то когда дали?

– Только в 1952 году, а до этого в коммуналке жил с родителями и семьей сестры. Комната у нас была 13 квадратных метров. Когда спал, ноги в коридоре были. Я говорил руководству команды: если вы хотите, чтобы я нормально отдыхал, выделите мне хоть номер в гостинице ЦОКА, где многие наши ребята жили. В 1950 году пошли мне в этом навстречу.

– Академию вы закончили…

–…в декабре 1956 года, и послали служить начальником штаба танкового батальона. К тому времени я уже майором был. А затем перешел на кадровую работу. Сначала в ГСВГ, потом в академию Генерального штаба, в Управление кадров генерального штаба, где проработал 15 лет и стал начальником отдела. Заканчивал же службу в 10-м Главном управлении Генерального штаба в должности начальника Управления кадров, где я отвечал за подбор и командирование военных советников и специалистов в зарубежные страны.

– Генеральское звание вам было присвоено…

–… в 1980 году.

– Работая в генштабе, вы одновременно стали председателем Федерации футбола РСФСР. Удалось вам сделать что-нибудь на атом посту?

– Практически ничего. Быть председателем федерации на общественных началах – это фикция. На этом посту надо было работать с утра и до вечера, ездить в командировки, знать людей, положение на местах.

– Вы много лет играли под руководством Бориса Андреевича Аркадьева. Какие о нем у вас воспоминания сохранились?

– Это был очень культурный и грамотный человек, настоящий интеллектуал. Крупный специалист не только в области футбола, а вообще в спорте. Подбор игроков в команду и расстановка их по местам были его особенно сильной стороной. В частности, во мне он разглядел левого защитника, хотя до этого в этом амплуа я не играл. Его изобретением была игра со сдвоенным центром нападения: Бобров – Федотов. А игра в одно касание? Мы очень много уделяли ей внимания в тренировках. Она очень эффективна при организации быстрых и неожиданных атак. Главное здесь, конечно, точность при передачах. И сейчас, наблюдая за матчами итальянского чемпионата, мы видим, что именно игра в одно касание – один из основных козырей в атаке почти всех команд этой страны. Уже тогда Аркадьев требовал, чтобы оба крайних защитника – я и Чистохвалов – регулярно подключались к атакам, при этом он не забывал напоминать: «Саша (Петрову, нашему полузащитнику), не забудь подстраховать Юру (меня)». Вообще подстраховке и взаимодействию в нашей команде уделялось огромное внимание. Подключение же крайнего защитника к атаке проходило не совсем, как сейчас. Главное для меня было пройти по флангу и сделать точную передачу в центр и быстро возвратиться назад. Долгое время впереди мы не задерживались. Но все равно для тех лет такая игра была в новинку.

– Вы и сейчас, насколько я знаю, тесно связаны с футболом?

– Да, я член исполкома РФС, председатель его комитета ветеранов, работаю в благотворительном фонде ветеранов армейского футбола имени Григория Ивановича Федотова.